Обратная сторона успеха

От пятидесяти сценаристов до «вы – единственный сценарист на студии»?

Вот до чего изменился Голливуд за последние десять лет!

Следующие несколько дней я работал над переделкой «Джамбо» для экрана. В пятницу мы с Чарлзом Уолтерсом вылетели в Нью-Йорк посмотреть Ричарда Бартона в «Камелоте», грандиозной постановке Мосса Харта. Игра Бартона показалась мне блестящей.

Руководство студии устроило нам ужин с Бартоном после спектакля. Мы ждали его в «Сарди». Ричард Бартон был неотразим: простой, открытый, общительный, исполненный сердечного валлийского обаяния. Он был умен и начитан. И я был уверен, что впереди его ждет слава.

Поскольку у меня еще не было времени написать синопсис, я признался:

– На бумаге пока ничего нет, но, если позволите, я хотел бы рассказать, что успел придумать.

– Обожаю всякие истории. Валяйте, – улыбнулся Бартон.

«Джамбо» была романтической любовной историей, на фоне соперничества между двумя цирками. Услышав, что я собираюсь сделать, Бартон пришел в восторг:

– Я просто влюбился в сценарий и давно мечтал сниматься с Дорис Дэй. Позвоните моему агенту и скажите, что я прошу заключить контракт.

Мы с Чаком переглянулись. Похоже, герой найден. Все улажено. Наутро мы вернулись в Голливуд. Джо Пастернак велел Бенни Тау подписать контракт с Бартоном. Тау позвонил Хью Френчу, голливудскому агенту Бартона, и назначил встречу.

Едва они обменялись приветствиями, Френч сказал:

– Ричард мне звонил. Ему очень нравится проект. Он готов приступить к работе.

– Прекрасно. Начнем составлять контракт.

– На какую сумму? – спросил Хью.

– Двести тысяч долларов. Столько он получил за последнюю картину.

– Но мы хотим двести пятьдесят, Бенни, – запротестовал агент.

Тау, человек прижимистый и привыкший торговаться, вознегодовал:

– С чего это мы должны дать ему на пятьдесят тысяч больше? Не такой уж он великий актер! Эта роль – для него великолепная возможность продвинуться!

– Бенни, я должен признаться, что у него есть предложение другой студии. Они готовы заплатить двести пятьдесят.

– Прекрасно, – упорствовал Тау. – Пусть они и платят. Мы найдем другого актера.

Вот так вышло, что вместо «Джамбо» Бартон сыграл Цезаря в «Клеопатре», встретил и влюбился в Элизабет Тейлор. Вместе они создали волнующую новую главу в истории голливудских романов. Но я уверен, что, если бы Тау не поскупился, Ричард Бартон снялся бы в «Джамбо» и женился на Марте Рей.

На главную роль мы взяли Стивена Бойда, и к съемкам все было готово. Состав был блестящим. Дорис Дэй идеально подходила для роли Китти Уандер. Стивен Бойд был превосходен, а Марта Рей – просто восторг. Но моим любимцем был Джимми Дюран.

Дюран начал как пианист. Он открыл ночной клуб и составил программу с двумя другими исполнителями, Джексоном и Клейтоном. Но когда решил выступать соло, все же продолжал платить бывшим партнерам. Он любил рассказывать истории о прошлом, и я никогда не слышал от него ни одного недоброго слова в чей-то адрес.

Мой сценарий был одобрен, съемки начались и продолжались без всяких неприятных случайностей. После выпуска «Джамбо» был номинирован на премию Гильдии сценаристов в номинации «Лучший американский мюзикл года».

Мне позвонил мой агент Сэм Вайсборд:

– Сидни, мы только сейчас продали Пэтти Дьюк Эй-би-си.

Я знал это имя. В двенадцать лет Пэтти Дьюк получила роль Хеллен Келлер в «Сотворившей чудо», взяла Бродвей штурмом. И получила за роль Оскара.

– Время у нас уже выделено, – продолжал Сэм. – По средам в восемь вечера. Назовем программу «Шоу Пэтти Дьюк». Но у нас проблема.

– Не понимаю. В чем проблема, если все улажено?

– Никакого шоу у нас нет.

Значит, они купили только имя!

– Мы хотим, чтобы шоу создал ты.

– Прости, Сэмми, но я отказываюсь.

В начале шестидесятых люди, работавшие в кино, смотрели сверху вниз на тех, кто трудился на телевидении. Когда телевидение было в самом зародыше, руководители обратились к главам студий:

– У нас прекрасная форма распространения, но мы не умеем создавать развлекательные программы. Почему бы нам не стать партнерами?

Ответ был прост. У студий были свои средства распространения. Они назывались кинотеатрами. Большинство студий владели собственными сетями кинотеатров и не собирались связываться с какими-то выскочками. Студии были так настроены против телевидения, что не позволяли звездам появляться на голубом экране даже в выпусках новостей.

Я тоже разделял эту позицию, тем более что вспомнил эпизод с Дези, и поэтому заявил:

– Прости, Сэмми. Но я не желаю иметь дело с телевидением.

Сэмми помолчал, потом сказал:

– Ладно. Я понимаю. Но прошу тебя исключительно ради меня пообедать с Пэтти.

Я посчитал, что в просьбе нет ничего плохого. Мне и самому не терпелось ее увидеть.

Мы договорились пообедать в «Браун дерби». Пэтти пришла в сопровождении четырех агентов из офиса «Уильям Моррис». Тогда ей было всего шестнадцать лет. Она оказалась меньше ростом, чем я ожидал, и какой-то беззащитной. Пэтти села в кабинку рядом со мной.

– Я очень рада познакомиться с вами, мистер Шелдон.

– А я – с вами, мисс Дьюк.

За обедом мы много говорили, и постепенно ее застенчивость исчезла. Она время от времени брала меня за руку, и было очевидно, что бедняжка изголодалась по любви.

История Пэтти была сплошным кошмаром, словно из романов Диккенса. Ее мать сошла с ума. Пьяница-отец бросил семью. В семь лет Пэтти переехала к своему менеджеру Джону Россу и его жене Этель в крохотную жалкую квартирку, где не было даже горячей воды. У Пэтти никогда не было семьи.

До «Шоу Пэтти Дьюк» Джон Росс был нищим, мелким менеджером, чья клиентура состояла из малоизвестных характерных актеров. Среди них был один молодой актер по имени Рэй Дьюк. Как-то он подошел к Россу и спросил, не согласится ли тот представлять его младшую сестру Анну, которая до сих пор не имела сценического опыта. Росс встретился с семилетней девочкой и согласился ее представлять.

Несколько месяцев спустя, когда жизнь Анны стала невыносимой, Россы решили взять ее к себе и сразу изменили ее имя на Пэтти. Идея принадлежала Этель Росс, которая объявила:

– Анна-Мария мертва. Теперь ты Пэтти.

Однажды Джон Росс случайно прочитал пьесу «Сотворившая чудо», которую собирались ставить на Бродвее, и решил, что Пэтти Дьюк подойдет для роли Хеллен Келлер, слепоглухонемой девочки. На несколько месяцев он превратился в преподавателя драматического искусства и обучил Пэтти всему, что знал. Когда она в числе ста остальных девочек боролась за эту роль и победила, их жизнь окончательно изменилась. На следующий день после премьеры пьесы никому не известная юная актриса превратилась в звезду.