Образ жизни

С капризами быстрорежущей стали Пётр познакомился ещё в бытность свою мастером. К ней относились как к неизбежному злу, ворчали — «куда деваться» и называли по старинке колким словом «рапид». Испокон веков слитки быстрорежущей стали ковали. Заводские умельцы научились прокатывать слитки на блюминге. Качество балансировало на грани, но удовлетворяло стандартам, а выход годной продукции при прокатке всегда выше, чем при ковке. Долгое время было чем козырять, но когда пришлось перейти на новые марки стали, настали трудные времена. Освоение новых марок, брак, рекламации, угроза потери заказов, взаимные упрёки цехов и служб — унылая увертюра перед выходом на сцену. Так сложилось, что Петру не пришлось работать с горячими цехами и специалистами, их обслуживающими. Ходили, конечно, через одни проходные, сидели на общих собраниях, здоровались — и только. Понятно, что встретили Петра, скажем, прохладно, посмеивались — человек со стороны и кандидат на заклание.

Пётр предполагал, что лаборатории, участники темы, будут самостоятельно выполнять свою часть работы. Однако вскоре он убедился, что никто не спешит разделить с ним ответственность, — все старались дистанцироваться от провальной темы. Откровеннее других высказался Смолин, когда Пётр попросил его составить план работ.

— С выплавкой и разливкой всё в порядке. На свою мельницу ссы сам. Тебя для того и поставили.

— А то, что мы можем поменяться местами, вы, конечно, не допускаете?

Смолин развёл руки. — Сам понимаешь…

И Пётр понял, что должен переломить ситуацию с тем, что у него есть, а была у него тема, которая безрезультатно шла уже год, и были у него пять сотрудников — молодых специалистов и студентов-вечерников.

Я продолжал заниматься профилями, признаться без особого энтузиазма, а тем временем на первый план вышла Зинуля.

Главный инженер завода, ныне технический директор, регулярно проводил совещания по качеству быстрорежущей стали. Делалось это, скорее, для поддержания статуса проблемы, чем для нахождения путей её решения — всё, что было принято делать в таких случаях, уже было сделано, но сегодня в этом деле появился новый фигурант, привлёк к себе внимание и дал отсидеться остальным.

— Чем нас порадует руководитель темы? Пётр Иванович, прошу вас.

Пётр обвёл взглядом присутствующих. Эти люди давно знали друг друга, притёрлись, мирно делили обязанности и ответственность. Пётр понимал, что ему отпущено не много времени, — они или признают его, или перестанут с ним считаться, так и не начав. Сложившаяся ситуация не пугала его, напротив, звала действовать.

— Если мы не хотим работать и дальше вслепую, придётся заглянуть внутрь слитка, узнать, что происходит с металлом при нагреве, в каком состоянии он выходит из печи. Затем увидеть и понять, что происходит в процессе прокатки на блюминге. Всем сразу заняться мы не можем. Начнём с нагрева.

Все молчали. Смолин ухмылялся и выжидательно смотрел на Петра. Главный технолог спросил с вызовом: — И как прикажете это сделать? На сколько лет рассчитана ваша программа?

Пётр знал, что обещаниями не отделаться, ответил спокойно:

— У вас был год, а я прошу три недели. Устраивает?

Дремавший старший мастер блюминга поднял голову. — Говорят, мыши хотели надеть коту на шею колокольчик, только не могли решить, как это сделать.

Никто не засмеялся. Все смотрели на Петра, а он молчал.

— Так и запишем, — подытожил главный инженер и сделал пометку в своём ежедневнике.

В приёмной Смолин обронил, как бы, между прочим: — Повесим, значит, колокольчик?

Пётр посмотрел ему в глаза, не скрывая неприязни.

— Повесим.

Зинуля ждала Петра в коридоре.

— У вас есть какой-то план? Три недели короткий срок.

— Вы азартный человек?

— Не очень.

— Хотите утереть нос своему начальнику?

— Не откажусь. А как?

— Приходите вечером всей семьёй. Чай попьём и стратегию обсудим.

План у Петра был. Он прочитал всё, что подобрала Серафима Ильинична, все заводские отчёты прежних лет, провёл много часов, наблюдая за нагревом и прокаткой слитков и пришёл к неутешительным выводам: единственные достоверные свидетельства — это штабели бракованного металла, а показания приборов доказывает только, что рабочие соблюдают инструкции, что же до истины, то она покоится где-то там, внутри слитка и, если не добраться до неё, можно долго блуждать на ощупь с завязанными глазами.

Пётр поздно пришёл домой. Открыл дверь на балкон, сел в кресло отдохнуть и унять головную боль. Иногда ему удавалось расслабить мышцы лица и головы так, чтобы усталость и боль лишились опоры, направить их вниз по телу к ногам и почувствовать, как они вытекают. На этот раз получилось. Он задремал, проснулся с ясной головой и тотчас же начал безмолвный разговор с самим собой, пытаясь проявить и закрепить созревшую в уме догадку.

— Что я хочу узнать?

— Фактическую температуру внутри слитка и соответствующее ей состояние металла.

— Хорошо. Начнём с конца. Слиток разрезан, плиты сохранились, из них можно вырезать образцы, нагреть до строго фиксированных температур, посмотреть и сфотографировать микроструктуру.

— Что это даст?

— Появится оценочная шкала, эталоны для сравнения — по структуре можно будет определять температуру.

— Так. Теперь нужен свидетель, объект для сравнения. Вот где изюминка! Такие же образцы поместить внутрь слитка, герметично закупорить, пропустить через печь, сравнить с эталонами и по структуре определить температуру.

— Так просто? Почему это не сделали раньше? Где здесь подвох?

— Нет никакого подвоха. Просто никто не думал в этом направлении. Всё реально и довольно просто. Поешь, поспи пару часов и садись за работу. К утру всё должно быть расписано в деталях.

Утром Пётр разослал своих немногочисленных сотрудников с конкретными поручениями: раздобыть торировочную настольную печь, перевезти плиты в мастерскую, приобрести слиток и перевезти его в механический цех. Сам пошёл по тем же адресам, чтобы уговорить руководящих товарищей дать этим работам зелёный свет. Последней в его плане стояла лаборатория металловедения. Пётр надеялся найти помощника, опытного и знающего, способного предупредить ошибки дилетанта, каким он считал себя в этой работе. Он уже не раз разговаривал с начальником лаборатории по телефону, просил назначить ответственного исполнителя по теме, не получил ответа и решил выяснить в чём дело, глядя в глаза визави. Оказалось, что опытные специалисты не хотят браться за эту работу — новых идей нет, а старые уже все испробованы. Пётр не стал раскрывать свои карты. Сказал:

— И всё же вам придётся назначить кого-то.

— Придётся, — согласился начальник и пригласил Зинулю.

— С чего начнём? — спросила Зинуля, когда они вышли из кабинета.

— Читайте. Я дам вам список, и всё, что найдёте. Готовьтесь. Скоро будет много работы. — Улыбнулся и добавил: — Готовность — прежде всего.

— А-а-а, вот откуда ноги растут. То-то мне муж без конца талдычит: Readiness is all.

— Может всё как раз наоборот, — вступился за меня Пётр.

— Как же! А то я не знаю, кто кого цитирует.

В день начала эксперимента Пётр собрал своё воинство и обратился к нему с речью:

— Парни, все выдохлись и отступились, самый подходящий момент перехватить инициативу. Поработаем на авторитет, потом авторитет будет работать на нас. Теперь, как это сделать…

Зинуле Пётр сказал: — Если хотите, чтобы бомба взорвалась, никому не рассказывайте, как она устроена. Доложите на совещании у главного инженера и пусть кусают локти.

Утром Зинуле готовили шлифы, вечером, в пустой микроскопной, она просматривала их и фотографировала характерные участки. Утром следующего дня приносили новые образцы, и колесо крутилось без остановки. Пётр хорошо его смазал: где убеждениями, а где и спиртом — безотказным двигателем прогресса. Как только начали смотреть образцы, пропущенные через печь, стало ясно, что колесо крутилось не напрасно. Границы зёрен в образцах, вырезанных из центральной зоны слитка, были оплавлены, температура, определённая по сравнению с эталонами, превышала допустимую.