Обреченные на гибель (Преображение России - 1)
Шрифт:
Когда совершенно оробевшая Еля сняла кофточку и даже шапочку, полковник скомандовал ей:
– К столу!
Но тут же спохватился:
– А может быть, разговор будет недлинный, а?
– Длинный, - прошептала Еля.
– Что-о?.. Недлинный?
– Длинный.
– Садитесь.
И указал ей стул перед прибором, поставленным Вырвикишкой.
– Для большей ясности, - с первого слова: чья такая?
Еля сказала. Полковник не был лично знаком с Худолеем, но слышал о нем.
– Но ведь у вас же там есть свой командир полка?
– Свой?.. Да, у папы, - прошептала Еля, вся еще потрясенная
– У папы, у папы... Конечно, не у вас лично... Гм... Завилась... галстук надела...
– разглядывал ее выпуклыми глазами полковник.
– Значит, дело серьезное?
Еля действительно старательно одевалась и завивалась перед тем, как прийти и позвонить с замиранием сердца в полковничий звонок. Это у подруги своей, Эльзы Цирцен, просидела она с час перед зеркалом... дома сказала, что идет к ней готовить уроки, а Эльзе сказала, что идет в театр. То, что этот строгий человек, с такими ярко-рыжими усами, заметил ее старания перед зеркалом у Эльзы, не сконфузило ее: это придало ей, напротив, больше прочности, и, невесомо перед тем сидевшая, она теперь плотнее прижалась к стулу и ответила ему:
– Очень серьезное.
– Так-с!.. Ну, выпейте сначала чаю... Налейте сами, - умеете?.. Стаканов не бьете?.. Рукавчиками их не опрокидываете?.. Говорите сразу, а то я сам налью.
Еля чуть улыбнулась, но держалась на стуле прямо и чаю не наливала.
– Наливайте же!
– прикрикнул полковник.
Еля вздернула плечом, поднялась, налила себе чаю.
– А рому?.. Ром пьете?
– Бро-ом?.. Не-ет...
Подняв брови, полковник соображал, ослышалась она или намеренно шутит, но слишком уж робко было юное личико, и Ревашов раскатисто захохотал, вставляя среди хохота:
– Учат вас там!.. В гимназии!.. Бро-о-ом!..
– А-ах!.. Вы сказали: ром!
– догадалась сконфуженно Еля, однако не покраснела, только улыбнулась, опустив глаза, и начала усиленно мешать ложечкой в своем стакане.
– Гм...
– отхохотавши, стал наблюдать ее Ревашов.
– А сахар клали?.. Чем больше мешают пустой чай, тем он, конечно, слаще становится!..
Сконфуженная уже по-настоящему и прикусившая от неловкости нижнюю губу, Еля вдруг поднялась со стула и сказала довольно громко:
– Я пришла... просить вас за брата!
– А-а!.. Он кто же?.. Мой драгун?
– Нет... он... Он - политический... Сидит в тюрьме...
– Те-те-ре-те-те! Политический?..
– Не политический, так... ерунда...
Еля окончательно смешалась, и у ней захватило дыхание, а полковник откачнулся на спинку кресла. Выходило, что он был почти прав, представив барышню эту с револьвером в муфте: не у нее, так у брата ее - револьвер!
– Я такими вещами не занимаюсь, - сказал он строго.
– Ваш брат политический, а я должен его освобождать, чтобы он меня же потом ухлопал?.. Дудки!.. Попался, и пусть сидит!..
– Он - Ко-олька!.. Ка-кой же он по-ли-тический!
– протянула она, искренне изумленная, что такой важный по виду человек как будто боится Кольки.
– Он же совсем мальчишка еще, - на год старше меня!..
– Однако... за что-то попал же в тюрьму?.. Не за то же, что по латыни кол!..
– Брошюрки нашли... и все... И, представьте, в Я-кут-ку!.. Они хотят его выслать в Я-кут-ку... Где на собаках... на собаках.
Задрожал голос, задрожала
нижняя губа, и слезы блеснули...– Э-э... на собаках!..
Полковник отвернулся, поднял повыше голову, провел рукою по шее.
– "Они хотят"... Кто это "они"?..
– Они... Губернатор... Административно...
– Вот и... возись теперь с вами!.. "Брошюрки"!.. Раз они запрещенные, ну и на черта их беречь?.. Запрещенные, - значит, в печку!..
Побарабанил по столу, стал накладывать себе сардинку на хлеб.
– Ничего я тут не могу!.. Сообразите вы с вашим братцем, что я могу?.. Губернатор ведь высылает, не я?.. Значит, к губернатору и надо... По-нят-но?
– Он отказал... Папа был у губернатора...
– Ну вот... Папе отказал, а мне не откажет?.. И мне откажет.
– Вы - командир полка!.. Как же он вам откажет?..
Так горячо это было сказано Елей, что Ревашов поглядел на нее пучеглазо и опять захохотал, хотя и не так громко, как прежде. Хохот ободрил Елю. Слова говорили одно, а раскатистый хохот - другое, и верилось именно в него, а не в слова.
Большой перстень на волосатом пальце полковника, перстень со сверкающим сине камнем, подсказал ей то же, что и все здесь, - и старинное серебро на столе, и вся щедро освещенная комната, - огромный резной ореховый буфет, тяжелые кресла, - именно, что полковник может освободить Колю и освободит: скажет только губернатору: "Охота вам мальчишку мучить!.."
– Охота вам, скажете, мальчишку мучить!
– обратилась она к полковнику вслух с тем именно выражением, с каким думала про себя.
– Это кому я должен сказать?
– поднял Ревашов брови.
– Губернатору!
– не смутилась она.
– Мальчишку!.. За то, что книжонки нашли!.. Сладили!
– Это чтоб я все ему говорил?.. Ни за что не скажу так!..
Полковник заулыбался уж, как бы готовясь похохотать снова, но вдруг спросил:
– И носик у него такой же?
– У кого?
– У Кольки?
– Такой же, - бормотнула она, сбитая с толку.
– Гм... Как же с таким носиком в Якутку?.. На таком и комар якутский не усядется, чтобы укусить!.. Ну, что я еще должен сказать губернатору? Говорите уж... Значит, - Худолей Николай... Он тоже гимназистом был?
– Гимназистом...
– Шутка ли с таким поручением ехать?.. В субботу у губернатора винт... Гм... До субботы еще два дня... Успею? Не экстренно?.. Не в двадцать четыре часа?
– Не знаю...
– Кто же знает? Я, что ли?.. Надо узнать... Конечно, предлог у меня есть... Не моего полка врач, но-о... Но я считаюсь начальником гарнизона... Сын врача моего гарнизона... Ну, пейте же чай свой... В субботу я у него винчу и... ввинчу... насчет Кольки... Он стрелять еще ни в кого не стрелял?.. Бомбами не занимался?
– Не-ет!.. Он же мальчишка!..
Еля сияла. Ей казалось теперь, что уже кончено: не сошлют Колю в Якутку, где на собаках... Ей захотелось как-нибудь поблагодарить полковника... И, глядя поверх его глаз на сияющий шар его головы, она вскочила быстро и сказала, счастливо запинаясь:
– Я вам так... так признательна!.. И все мы!..
– Погодите еще: "призна-тельна"!.. Вы думаете, с этим народом так просто? "Все мы"... Сколько же всех вас?
– У меня два брата еще, - старший и младший... Мама...