Обреченный на любовь
Шрифт:
Сельма кивнула.
– Скажи мне тогда, как ты относишься к лесбиянкам?
– А я к ним не отношусь, папа! – Сельма фыркнула. – Чего это ты ими заинтересовался?
– Кажется, они начинают доставлять мне неприятности… Ну ладно, иди, я сейчас буду.
Он быстро переоделся, нацепил галстук. Потом заглянул в детскую, к Женьке. Там оказалась Анфиса.
– Здравствуйте, Александр Петрович!
– Здравствуй, здравствуй!.. У тебя же давно закончился рабочий день.
Анфиса махнула рукой:
– Ой да ладно! Я посижу с Женькой, пока уснет. Потом отгуляю.
Женька сразу
– А где мама-два?
– Заболела, сынок.
– А она придет меня поцеловать?
– Обязательно! Дня через три.
– Долго ждать… – Женька вздохнул и тут же принялся делиться дневными впечатлениями: – А мы с Анфисой сегодня опять купались на озере…
С трудом, но вырваться из детской удалось. Уж лучше бы с сыном поиграть, подумал Калинов, чем сидеть там с гостями. Он любил Женьку совсем не так, как Сельму или Сережку. Впрочем, наверное, причиной было то, что старшие выросли. Сережка вон ходит по дому, словно незнакомый посторонний мужик. Ростом-то с отца стал… Калинов никак не мог привыкнуть к этому.
Гости уже собрались. На сегодня Вита пригласила четверых: чету Крыловых, с которыми давно уже не встречались, и незнакомую Калинову пару из Москвы, с которыми Вита была каким-то образом связана по работе. Калинов познакомился с москвичами, пожал руку Игорю, чмокнул Аллу. Игоря за последнее время немного разнесло, а вот «мисс миллионерша» была по-прежнему хороша. Для брюнетки возраст сказывался на ней очень мало.
– Хорошо выглядишь, – сказал Калинов. – Не я ли тебе говорил, что ребенок красит женщину?
Алла счастливо рассмеялась, прижалась к мужу. Калинову ее движение показалось несколько наигранным.
– А где же твоя вторая? – спросил Игорь.
– В клинике, на обследовании.
– Богатый ты будешь папа, – сказала Алла. – А Игорь вот никак не хочет второго.
Он и первого-то не хотел, подумал Калинов.
– Зря, старик, – сказал он. – Дети украшают и мужчину.
– И я ему доказываю, – защебетала Алла. – Все равно ведь на Земле сидит!
– Ты так и не решил вернуться? – ляпнул Калинов и тут же пожалел: Зяблик насупился, для него это был больной вопрос.
– Ладно, старик, извини, – сказал Калинов. – Вы поговорите тут, я пока помогу Вите накрыть до конца стол.
Он пошел на кухню, сбегая от прямолинейности своего вопроса. Вита доставала из рисивера блюда. Зеленые глаза ее были грустными. Рыжеволосая тростиночка с хрустальным голосом, вспомнил Калинов, но в сердце почему-то ничего не отозвалось.
– Надо было все-таки отменить вечеринку, – сказала Вита.
Калинов замотал головой:
– Нет, пусть все идет, как должно идти… Полагаю, ей ничто не грозит. – Фраза звучала полуутверждением-полувопросом.
Вита вскинула брови:
– Как знаешь… Она твоя жена, не моя.
Это было безжалостно, и Калинов с размаху ухнул кулаком по столу.
– Знаю!.. – Он прищурился. – Ты-то чего беспокоишься? Отдохнешь от нее… Ты же радоваться должна!
Вита уронила руки, села на стул. В глазах – слезы.
– Ты стал жестоким, Саша, – сказала она дрожащим голосом. – По-моему, ты и Марину не любишь.
– Глупости! – рявкнул Калинов. – Я люблю вас обеих и ни от кого из вас не собираюсь
отказываться! Меня вполне устраивает наша семья… А тебя что, не устраивает? Все не можешь побороть свою ревность?Вита покачала головой:
– Неправда, Саша. Ревности у меня давно нет. Меня устраивает все, что устраивает тебя… Я и Марину полюбила, потому что ее любишь ты.
– Ну вот! – проворчал Калинов. – То любишь, то не любишь – не поймешь вас, женщин!
Звякнул сигнал на пульте рисивера: прибыла очередная партия заказанных закусок.
Веселья за столом все-таки не получилось. Вита сидела весь вечер с потухшими глазами. Москвичи чувствовали себя откровенно не в своей тарелке и оживились лишь, когда Вита увела их в гостиную на какие-то переговоры. Игорь выглядел странно-напряженным, а глядя на него не могла веселиться и «мисс миллионерша». Калинов из кожи лез вон, чтобы развлечь гостей, пока Зяблик не сказал ему:
– Угомонись, старик! Я же вижу – тебе сейчас невесело. Что случилось?
Калинов беззаботно улыбнулся ему:
– Ерунда, старик. Мелкие неприятности…
– Странный ты мужик, Саша, – сказал Крылов. – Я понимаю, твоя работа требует, чтобы на твоем лице было не то, что на сердце…
– Оставь! – перебил Калинов и решил сменить тему. – Ответь мне лучше, почему ты до сих пор не вернулся в Космический Флот? Неужели завершение того дела так тебе ничего и не доказало?
Он ждал, что Зяблик сейчас взовьется, вспыхнет, как порох. Но Зяблик не взвился. Он отложил вилку, взял бокал и сделал изрядный глоток.
– А ты уверен, что дело завершилось? – спросил он. – А может быть, нас оставили в покое именно потому, что я решил уйти из Внеземелья?
Алла перестал жевать и поднялась:
– Я вас, пожалуй, покину на время. Пойду побеседую с москвичами.
Калинов проводил ее взглядом, покрутил в пальцах бокал. Игорь некоторое время смотрел в пространство, потом перевел глаза на Калинова.
– Послушай, Саша!.. А почему я должен быть уверен, что все так и получилось, как ты расписал? – Он смотрел не мигая.
– Но ведь ты же видел тогда уничтоженных мною четверых зомби. А остальные тут же прекратили атаку и удалились в свои морги.
– Это ты мне уже рассказывал… Но тебе не кажется странным, что ты остался жив? И я вместе с тобой… Ведь это не соответствует теории, которую ты передо мной тогда разложил. И почему спиритосфера взялась только за нас пятерых? Разве в Космическом Флоте не было других, подобных нам? На Земле хватает безотцовщины…
Калинов загадочно улыбнулся, но почувствовал, что улыбка получилась скорее жалкая, чем загадочная.
– Вот то-то и оно, – сказал он тихо. – Безотцовщины хватает… И после того, как дело завершилось, я проанализировал все случаи гибели, внезапной смерти и исчезновения космонавтов. И обнаружил, что вы не были исключением. До происшедшего с вами абсолютно все бездетные космонавты, вышедшие из неполных семей, либо свели счеты с жизнью, либо умерли, либо погибли. Все до единого. Накануне тридцати трех лет… Просто никогда не было такой плотной обоймы, как пятеро с «Нахтигаля», и в масштабах всего Флота отдельные случаи не выглядели связанными друг с другом и не привлекали внимания.