Обреченный на любовь

Калинов опешил. Он не состоял в Европейской партии сторонников полигинии, поскольку быть работником Социологической комиссии значило быть беспартийным. И хотя полностью избежать влияния политической раскладки сил не удавалось, но к этому всегда стремились. Социологическая комиссия должна учитывать интересы людей, а не партий.

– Я понимаю, – говорил Крайчик, – что вы все равно не вступите в ЕПСП, но этого и не требуется. Вы все равно душой наш, даже будучи беспартийным. И кто, как не вы, способен в достаточной степени отстаивать интересы многоженцев?

Калинов поблагодарил за доверие, обещал подумать и хотел было раскланяться, как вдруг к нему явилась беспокойная мысль.

– Простите, Петер! Могу ли я знать, когда было принято решение о моей персоне?

Крайчик удивился, но ответил:

– Решение обратиться к вам было принято вчера на секретариате. Особенных прений оно не вызвало.

– А журналисты были поставлены в известность?

– Да, по окончании секретариата состоялась пресс-конференция.

Калинов еще раз поблагодарил, и они распрощались.

Само по себе известие было приятным, но теперь события сегодняшнего дня сразу стали видеться по иным углом, и Калинов обеспокоился еще больше.

Снова позвонил домой. Анфиса сказала, что младшая хозяйка еще не возвращалась, а с Женькой они уже искупались, и он, такой потешный, затеял…

Калинов, не дослушав, переключился на Виту.

– У тебя сегодня что, – осведомилась Вита, – день усиленного общения с примой?

– Подожди! – оборвал Калинов. – Дай мне номер Марининого доктора.

– А что случилось? – встревожилась Вита.

– Пока не знаю. Давай номер!

Мегера исчезла, с дисплея на Калинова смотрела теперь заботливая супруга, продиктовала номер.

Зуев отозвался сразу.

– Сигнал не возобновился?

– Нет. – Зуев развел руками. – Наверное, она сломала браслет.

– А вы не могли бы взглянуть на последний кусок записи? Перед самым исчезновением сигнала…

Лицо врача исчезло с дисплея. Калинов увидел его правое ухо, полуприкрытое черными волосами.

– Что именно вас интересует?

– Меня интересует, нет ли в записи перед исчезновением сигнала чего-либо странного, – раздельно продекламировал Калинов.

С минуту на экране красовалось ухо. Врач что-то мурлыкал себе под нос. Потом замолк, удивленно посмотрел на Калинова и снова отвернулся. Еще полминуты тишины. Наконец Зуев протяжно свистнул.

– Ничего себе!.. – На дисплее появились его округлившиеся от удивления глаза. – Никогда такого не видел! Графики имеют такую форму, словно Марина Васильевна уснула. Только не так как обычно – в течение нескольких минут, – а сразу. Продолжительность участка изменения ритмов – всего две секунды. Интересно…

Очень интересно, подумал Калинов. А главное, очень понятно.

– Вы давно работаете? – спросил он.

– Год. А что?

Зеленый, подумал Калинов. Не встречался еще с подобными ситуациями. А в институте не изучали.

– Ничего, – сказал он. – Спасибо вам.

– А что это значит-то? – воскликнул врач.

Калинов пожал плечами, демонстрируя абсолютное спокойствие, и отключился. Снова вызвал Виту.

– Ты мне скажешь, что случилось? – В глазах Виты стояла тревога. – Или семейные проблемы у нас тоже секретны?

– Ее похитили.

– Как это похитили?! – Вита была поражена. – Разве беременных похищают?

Калинов потер рукой лоб, с трудом унял дрожь в пальцах. Зачем все это? Кому надо?

– Выходит, похищают!

– Так чего же ты сидишь?! – взорвалась прима. – Надо же что-то делать!.. Позвони в Службу безопасности…

– Нет! – Калинов замотал головой. – Нельзя в Службу безопасности, нельзя. Ждать надо…

– Ты в своем уме? Чего ждать?

– Ждать, пока похитители сообщат свои требования.

Вита выпучила глаза:

– Так они тебе и сообщили!

– Сообщат! – Калинов все еще тер рукой лоб. Поймав себя на этом, тут же убрал руку под стол. – Сообщат… Людей без причин не похищают. Тем более жену такого человека как я. Обязательно сообщат, и очень скоро.

Было видно, как Вита пытается успокоиться. И когда ей это удалось, Калинов с укором подумал, что она сумела взять себя в руки слишком быстро. У него вот до сих пор рука трясется под столом.

– Ты думаешь, похищение связано с политикой?

– Уверен!

– М-да-а, – протянула Вита. – И как долго ты намерен ждать?

Калинов пожал плечами:

– Время покажет.

Вита фыркнула:

– Знаешь, дорогой мой муженек… Тебе никогда не приходило в голову остаться холостым? Если бы я была мужчиной и у меня украли жену, я бы не знаю что сделала… А он сидит себе и рассуждает о политике! – Она вдруг помотала головой. – Послушай, а с чего ты взял, что ее похитили?

Калинов объяснил.

– Ну, знаешь! – сказала Вита. – Все это еще вилами на воде писано…

– Я уверен. Такие случаи бывали.

– Даже так?.. И кто же это может быть?

– Монисты.

Вита захлопала длинными ресницами. Потом сказала:

– Надо отменять вечеринку.

– Нет. – Калинов снова принялся тереть рукой лоб. – Пусть все идет, как должно идти. И я тебя прошу… Никто не должен ничего знать. Я уверен, что это провокация.

Лицо Виты вдруг исчезло с дисплея. Тишину пронзило сдавленное рыдание. Когда она снова посмотрела на него, в глазах ее блестели крошечные бриллиантики.

– Господи! – простонала она. – Ну что ты за человек?! – Она помолчала и вдруг сказала севшим голосом: – Сашенька, ты не слушай меня… Что бы ни случилось, я с тобой, рядом.

Кровь бросилась в лицо Калинову, и он едва нашел в себе силы благодарно кивнуть жене.

Он возвращался домой около шести. Вышел из джамп-кабины, поздоровался со спешащим навстречу соседом, пересек сосновую аллею, идущую вдоль берега, и спустился на теплый песок. Ветерок был слабым, и в полукилометре от берега неспешно ползли по белесой глади десятка полтора яхт. Разноцветные паруса их то и дело заполаскивались, а порой и откровенно обвисали. Горизонта не было видно: вдали Ладога плавно превращалась в небо. На пляже в живописном беспорядке валялись прокопченные фигуры любителей солнечных ванн.