Обреченный на любовь
Шрифт:
Милбери, кивнув, встал, но, словно вспомнив о чем-то, тут же сел. Калинов поднял на него равнодушные усталые глаза.
– А ты не намерен, – проговорил Милбери, – взять под охрану членов семьи?
– Намерен. Но этим я займусь сам!
Милбери ушел.
Калинов связался с О'Коннором. После дежурных приветствий сообщил, что Марину вернули.
– Очень рад, – сказал О'Коннор. – Ты делаешь официальное заявление?
– Нет. Хочу заняться похитителями сам. Твои предварительные проверки принесли какой-нибудь результат?
Кажется, О'Коннор даже обрадовался:
– Практически
– Они не взяли денег, Джим!
О'Коннор удивленно присвистнул:
– Зачем же они ее похищали?
– Не знаю, – соврал Калинов.
– А тебе не кажется, что все это похоже на глупую шутку?
– Возможно… Ладно, буду разбираться.
В два часа Калинов отправился в клинику. Зуев встретил его в вестибюле.
– Мы ничего ей не сообщили.
– Как ее состояние? – спросил Калинов.
– Обследование уже закончено. Никаких следов волюнтофага в организме ко времени обследования не сохранилось. Все анализы соответствуют самочувствию нормальной женщины, ждущей ребенка. Девочка тоже в полном порядке. Я бы вашу жену хоть сейчас отпустил домой, но пусть полежит до завтра. На всякий случай… Должен сказать, похитители оказались на редкость гуманными людьми. Не ожидал!
– Вы что, встречались раньше с похищениями?
Доктор улыбнулся:
– Нет, конечно… Литература, видео… Там они выглядят несколько иначе.
Теперь улыбнулся Калинов.
– Пойдемте, – сказал Зуев. – Она сейчас на крыше. Нет причин отменять солнечные ванны.
– Послушайте, доктор. – Калинов взял Зуева под руку. – А вы уверены, что волюнтофаг не скажется на ребенке?
Доктор поскреб пальцами подбородок:
– Результаты обследования опасений не подтверждают. У вас будет очень крепкая девчонка… Впрочем, если желаете, мы можем оставить вашу жену в клинике до самых родов.
– Нет-нет! – быстро сказал Калинов. – Вряд ли подобная перспектива ее обрадует. Будем надеяться, вы правы.
– Ее обследовал сам профессор, – сказал Зуев подчеркнуто-равнодушно.
– Можете поговорить с ним.
– Извините, доктор… Я полагаю, он скажет мне то же, что и вы.
– Разумеется. – Зуев сразу оттаял. – Если бы он мог сказать что-нибудь другое, он бы с вами уже поговорил… Кстати, вы просили посоветовать вам, как объяснить Марине Васильевне исчезновение из ее памяти вчерашнего дня…
– Да-да, я и сам ломаю над этим голову.
– Не ломайте! Мы перед обследованием усыпили вашу жену, а когда она проснулась, я сказал, что была применена новая методика, требующая длительного времени, и что вашей жене пришлось посвятить сну целые сутки. Я оформил ее поступление вчерашним утром.
– Спасибо, доктор! – Калинов крепко пожал Зуеву руку.
– Не за что, Александр Петрович. Ради здоровья матери и плода можно пойти и на большие нарушения. Только предупредите тех, кто может заронить в душу Марины Васильевны сомнение в моих словах.
– Не
беспокойтесь, доктор!Они еще раз обменялись рукопожатием, и Зуев проводил Калинова до лифта.
Выйдя на крышу, Калинов чуть не ошалел от такого количества полуобнаженных беременных девиц, собранных в одном месте. Как и большинство мужчин, ничем не прикрытые неестественно круглые животы дозревающих матерей приводили Калинова в некоторую оторопь. Он вспомнил, какое раздражение вызывала у него под конец беременности изменившаяся фигура Виты, его худенькой стройной Виты. И когда родилась Сельма, радость новоиспеченного отца смешивалась с восторгом мужа, получившего назад свою привычную и желанную живую игрушку. Впрочем, с той поры прошло уже восемнадцать лет, и теперь он относился к излишне крупным округлостям по-другому. Что поделаешь – такова природа!..
Он нашел Маринку очень быстро. Никогда не менявшая цвет своих волос, она оказалась здесь единственной брюнеткой. Пока он пробирался к ней между часто стоящими ложами, будущие мамаши бросали на него любопытные взгляды.
Марина лежала на правом боку и жарила спину, держа в руках книгу. Она любила красное, и купальник на ней был, естественно, алым. Грива черных волос рассыпалась по изголовью ложа. Едва тень от Калинова упала на нее, Марина повернула голову.
– Ой, Сашенька! – Карие глаза засветились любовью. – Наконец-то ты пришел!
Она села. Калинов осторожно обнял жену.
– Здравствуй, малышка! Как дела?
– Врач говорит, все в порядке, завтра отпустят. – Она прижалась щекой к его плечу. – Как там Женька?
– Скучает по маме-два. Ждет-не дождется, когда вернешься… Что читаем?
Она протянула ему книгу.
– «Архитектура Петербурга середины XIX века», – прочел Калинов.
– Надо понемножку восстанавливать знания, – пояснила Марина. – За шесть лет все позабыла.
– Ты хочешь вернуться в экскурсоводы?
– Да. Ты же знаешь, я всегда любила водить людей по нашему городу.
– Знаю. Десять лет назад ты хотела устроить экскурсию по Питеру некоему Калинову из Твери.
– А он вместо экскурсии пригласил меня в ресторан. – Она вздохнула.
– И теперь ты жалеешь об этом, – сказал Калинов со смешком.
– Никогда я об этом не жалела.
– Отчего же такой тоскливый вздох?
Она снова положила голову на его плечо.
– Мне почему-то страшно, – прошептала она. – У меня такое ощущение, будто скоро произойдет что-то непоправимое.
– Глупости! – Калинов потрепал секунду по щеке. – Что может с тобой произойти? У тебя не первые роды!
– Нет, не со мной. Я почему-то боюсь за тебя.
– И давно у моей женушки такие страхи? – спокойно спросил Калинов, старательно расслабляя мышцы лица.
– Нет. Мне стало страшно сегодня, после того, как я проснулась. Я даже не могу объяснить, откуда он взялся, этот страх. Просто стало страшно, и все. Не хочется расставаться…
– Но я никуда не улетаю!
– Да? – Лицо ее стало растерянным. – А мне кто-то говорил, что тебе надо во Внеземелье.