Общество гурманов (сборник)
Шрифт:
Оба читали, но сейчас Сент-Ив отложил книгу и сказал:
— У меня возникли некоторые опасения относительно этой затеи Матушки Ласвелл. Бесспорно, у нее есть веские причины для гнева, но она, что называется, пустила в ход тяжелую артиллерию. Что касается всех этих гостей из Лондона — они заинтересовали репортера, но я не понимаю, какая от них польза для ее дела. В конце концов, пожертвования она не собирала. Скажу тебе, что Гилберт Фробишер ушел оттуда весьма озабоченный.
— В действительности, они очень полезны для нашего дела, — возразила Элис. — Твоего и моего, нашего общего, — она взмахнула «Каталогом рыбачьих снастей Мерфи», который последнее время регулярно просматривала с выражением, сильно похожим на
— Да, конечно. Однако, надеюсь, ты сможешь убедить ее, что не в ее интересах…
— Матушка уверена, что все, что пишут газеты об убийстве несчастной Дейзи, по сути, циничная ложь, поэтому собственные интересы ее не особенно волнуют, что не должно удивлять ни тебя, ни меня.
— И все же действо на лугу выглядело несколько шокирующим, учитывая, что сожгли бумажную фабрику «Мажестик», воссозданную во всех деталях. Фотограф, несомненно, все это снял, а приблудившийся репортер стоял и делал заметки. Когда, как ты говоришь, все это вынесут на публику, многие увидят в этом натуральную угрозу.
— Матушка будет настаивать, что сожжение носило чисто символический характер, что, конечно, так и есть.
Сент-Ив посмотрел на ночное небо за занавесками. За окном промелькнула белая птица, наверняка сова-сипуха.
— Знаешь, бывают случаи, когда человек абсолютно прав, но выглядит так, что он не прав. Газеты — наглядный тому пример.
— Тем не менее это никогда не мешает тебе выступать за правое дело, даже когда безопаснее отойти в сторону.
На это у Лэнгдона не нашлось ответа, как и на все остальное, и он молча сидел, глядя на танцующее пламя свечи. Элис, немного подождав, вернулась к своему каталогу.
— Знаешь, что меня настораживает? — он снова прервал ее чтение.
— Нет, не знаю, — ответила она, — если это не тритон. Ты всегда настораживаешься при виде тритонов.
— Я вполне серьезно. Пишут, что у убийцы нашли сто фунтов в конверте, отнятые у Дейзи, а деньги ей дали на бумажной фабрике «Мажестик» по не вполне понятным причинам. Якобы жертву убили с целью грабежа — по крайней мере, это один из мотивов. Но разве может быть, чтобы девушка, такая как Дейзи, рассказала мужчине, с которым только что познакомилась, что у нее при себе сто фунтов?
— Говорят, она ушла из «Чекерса» вместе с этим мужчиной вполне добровольно. Стало быть, она ему доверяла.
— И тем не менее, по словам Дороти Суинтон из «Чекерса», Дейзи написала записку Матушке Ласвелл всего минут за пятнадцать до того, как ушла из трактира с убийцей, а Чарлз Тауновер, хозяин фабрики, подтвердил, что Дейзи собиралась уехать в Лондон утренним поездом. Почему все так запутано?
Элис пожала плечами.
— Возможно, этому человеку удалось уговорить ее и она передумала ехать в Лондон. Мужчины уговаривают девушек и пользуются их доверчивостью испокон веков.
— Но никто в пивной не видел лица этого мужчины, потому что на плече он нес сундук Дейзи, — внес ясность Сент-Ив. — Она явно не собиралась выезжать из своего номера в «Чекерсе» тем вечером, иначе она бы наверняка сказала об этом миссис Суинтон, а не уверяла ее, что уедет утром. Если этот Генри уговорил ее уйти с ним, ему это удалось в рекордный срок. Что-то здесь не так. Недостающие части головоломки сбросили в реку вместе с телом девушки.
— Совершенно в этом уверена, — согласилась Элис. — Интересно, почему ей дали такую солидную сумму на фабрике?
— Возможно, хотели купить ее молчание.
Наступила тишина — им обоим надоело задавать вопросы без ответов. Они задули свечи, каждый свою, и, лежа в темноте, смотрели на плывущие под луной облака и мигание звезд.
— Но,
если они купили молчание Дейзи, — спросила наконец Элис, — зачем душить ее и бросать в реку?— Тут я сдаюсь, — ответил Сент-Ив.
ГЛАВА 11
РАССЛЕДОВАНИЕ
С железнодорожной платформы сквозь деревья виднелась тихая, с пологими илистыми берегами река Медуэй. Сент-Ив без затруднений разыскал носильщика — он много раз здоровался с ним за последние пару лет и выяснил, что того звали Джеффрис. Как он давно понял, носильщики — кладезь знаний.
— Да, видел его, сэр, — сообщил ему Джеффрис, — невысокий такой, в цилиндре, что твоя печная труба, — чтобы придать ему росту, ясное дело. А с ним мальчишка маленький, замухрышка, хотя зачем его пинать-то! Пацан дотащил его шляпный сундук до дороги. Только внутри вместо шляп у него фотографический инструмент. Тяжелый он, сундук его, не как обычный для шляп, а с толстым деревянным дном. Потом за ним приехал кто-то на повозке и увез и его, и его добро, и мальчишку. Хотите, могу сказать вам его имя, прочитал на сундуке.
— Да, очень даже хочу.
— Манфред Пинк, вот как. Я еще подумал — странное имя, хотя, когда я был маленький, у нас в окрестностях Хастингса жили какие-то Пинки.
— Стало быть, этот Пинк приехал на лондонском поезде? Вчера ведь выходило много пассажиров из Лондона, если не ошибаюсь.
— Не ошибаетесь, — подтвердил Джеффрис. — Все приехали на гулянья на ферме «Грядущее». Но этот ваш человек приехал не вместе с теми господами. Он прибыл из Танбридж-Уэллса утром — точно знаю, потому что он сам мне сказал. Этот его сундук для шляп, он фирмы «Доккет», очень дорогой. Старый мистер Доккет дружил с моим дядюшкой Дженнингсом, и я мальчишкой частенько сиживал в мастерской Доккета в Танбридж-Уэллсе. Старик Доккет давал мне обрезки кожи и латунные детальки. В общем, я сказал вашему фотографу, что доккетовский сундук первоклассный, просто чтоб поддержать культурный разговор, а он в ответ и говорит, что ему и так это прекрасно известно, потому что он живет в Танбридж-Уэллсе, рядом с мастерской самого Доккета, и мои похвалы ему без надобности. Вот вам и тип в цилиндре — культурно поговорить не умеет, а сам пинает мальчишку, ведь тот не может дать сдачи.
В этот момент к платформе подошел поезд, заглушив разговор скрежетом и шипением парового тормоза. Двери распахнулись, выпустив немногочисленных пассажиров. Сент-Ив дал Джеффрису полкроны, а тот приподнял шляпу и, поспешив к даме с султаном из перьев на шляпе, взял ее саквояж и повел по платформе, предупреждая об осторожности.
Сент-Ив пошел следом, выяснив все, что хотел выяснить, но не понимая, что это значит: фотограф из Танбридж-Уэллса без приглашения Матушки Ласвелл явился на званый вечер будто бы по собственному почину. Лондонские гости явно наслаждались тем, что их фотографируют, но никто из них ничем не выдал, что знает фотографа или ожидал его появления.
Сент-Ива провела в приемную бумажной фабрики «Мажестик» девушка в бумажной шляпке и фартуке. Вручив ему бумажного лебедя, она сделала дежурный книксен и удалилась. Он постоял со шляпой и бумажным лебедем в руках минуты две, после чего навстречу ему вышел Чарлз Тауновер, усадил его в кресло, а сам уселся в другое, за широким письменным столом. Внутри фабрика выглядела в точности как описал Гилберт — чистая и светлая. На обустройство потратили немалые деньги. За длинным рядом окон, завешенных парусиной, шла работа — в цехах делали бумагу. Если бы не неприятный запах химикатов и шум машин, было бы почти уютно, по крайней мере по эту сторону стекла.