Общество самоубийц
Шрифт:
Парк представлял собой узкую полоску зелени, тянувшуюся вдоль всех Центральных округов, от Первого до Пятого. Лия с отцом шли по бетонной дорожке, а по другую сторону перил медленно перекатывались серые речные волны.
Официальная позиция по видам спорта, связанным с ударным воздействием, менялась каждые несколько лет — ученые, работавшие на разные корпорации и органы Министерства, не уставая, выпускали всё новые и новые доклады и исследования на эту тему. Но последние разъяснения носили отри нательный характер, так что на беговых дорожках вокруг Лии с отцом было практически пусто. Иногда мимо все же проносились редкие
Но она все равно чувствовала, как где-то внутри шевелится зависть, когда люди пробегали мимо, жадно втягивая воздух приоткрытыми ртами, глядя куда-то вдаль. Тела напряжены или расслаблены — это зависит от конкретного бегуна, — но все движутся в одном и том же пульсирующем, всепоглощающем ритме. Лии этого не хватало. Ветра в волосах, шума крови в ушах, ощущения стремительного полета.
Отец шел медленно. Поначалу его неторопливый темп раздражал Лию, и ей требовалось делать над собой усилие, чтобы не оторваться и не уйти вперед. Но она постаралась идти размеренно, приноровилась к коротким неровным шагам Кайто, останавливалась вместе с ним, чтобы поглядеть на какое-нибудь здание или человека.
— Потрясающе, правда? — сказал он, указывая жестом на здания, возвышавшиеся над парком, словно представляя их Лии.
Лия кивнула. Она редко обращала внимание на архитектуру, но город и правда был великолепен.
— И ты работаешь в одной из этих башен, подумать только! — воскликнул отец. У Лии потеплело на душе от гордости в его голосе. — Самая совершенная финансовая система в мире. Почки. Сердца. Легкие, — продолжил он. И тут она заметила горечь в его словах, знакомый оттенок насмешки.
— Если ты так все это ненавидишь, всю эту систему, то зачем ты вернулся? — не выдержала она. — У меня теперь своя жизнь, которую я создавала много лет, жизнь, о которой ты ничего не знаешь. Если ты настолько все это ненавидишь, я не понимаю, зачем ты вообще пришел?
Он ничего не сказал. Они пошли дальше. Щеки у Лии пылали, несмотря на холод. Она жалела о вырвавшихся словах и потому, когда отец нарушил молчание, обратив ее внимание на невероятную белизну пуделя, которого выгуливали неподалеку, отреагировала с преувеличенным восторгом.
— Так ты любишь собак? — поинтересовался Кайто с удивленной улыбкой.
Лия ни разу об этом раньше не задумывалась, но сейчас кивнула.
— У меня когда-то была собака, ты знала? До того, как ты родилась — боже, да тогда даже Сэмюэл еще не родился. — Он усмехнулся. — Мы с твоей матерью только поселились вместе — тогда еще можно было позволить себе дом в Центральных округах на зарплату одного человека. Его звали Пивз. Милее пса я в жизни не видал. У нашего друга был ребенок лет четырех или пяти. Они обычно приходили к нам обедать в субботу. И Пивз позволял этому малышу сидеть на своей спине, словно на лошади, представляешь? Ребенку это нравилось, он вечно дергал беднягу Пивза за уши. У него были такие длинные висячие уши, какая-то помесь голден-ретривера.
— Собаки — это полезно, — сказала Лия. — Исследования показали. Снижают уровень кортизола. Но только определенные породы, есть список.
Отец рассмеялся:
— А другие породы что, повышают кортизол?
—
Ну наверное.Лия напряглась — отец опять насмехается! — но потом внезапно осознала, как абсурдно то, что она сейчас сказала, и улыбнулась.
История про Пивза была только началом. Что-то она сдвинула в Кайто, и пока они гуляли, он начал рассказывать Лии и другие истории.
— Когда я встретил твою мать, у нее был бойфренд. Нигериец. Сын друзей ее родителей. Такой, знаешь, классический образцовый мальчик. Инженерный диплом, престижный колледж — все как у нее. Богатая семья, большое будущее — словом, идеальная партия. И вот в тот вечер Уджу пришла с ним на вечеринку. В шикарном вечернем платье с открытыми плечами. И один рукав этого платья все время соскальзывал. И она все время его поправляла, но, знаешь, так непринужденно, словно ничего не могло быть естественнее, словно так и надо. Без наигранности, без кокетства. Уджу превосходила красотой многих женщин. Но главный секрет ее обаяния был в другом. Она умела слушать и легко вызывала собеседника на искренность. После общения с ней люди начинали верить в себя и смотрели на мир другими глазами. Это самая невероятная женщина, которую я знал.
Чем дольше они гуляли, тем больше отец вспоминал. Истории переполняли его. Никакой очевидной связи между ними не было — он перескакивал туда-сюда в пространстве и времени, но это, кажется, совершенно его не заботило.
Постепенно Лия заметила, что все его воспоминания относились ко времени до его ухода. Про детство Лии, про то, что случилось до ее рождения. И ни слова о том, что происходило дальше. Ни слова о том, что он делал после того, как ушел.
Вдруг Кайто остановился и удивленно охнул.
— В чем дело? — Лия обернулась к нему.
Отец смотрел на тротуар куда-то перед собой.
— Убрали, — сказал он.
Лия озадаченно огляделась. В том месте, где они остановились, не было решительно ничего примечательного.
Отец качал головой, все еще разглядывая пустое пространство перед собой. Наконец он спрятал в карман руку, которую было прижал к губам от удивления. Лия впервые заметила, какие большие у него стали уши — мочки почти доходили до обмотанного вокруг шеи шарфа. Ее собственные уши на морозе казались ей тугими и маленькими.
— Ну да, разумеется, его убрали, — вздохнул отец. — Это я сглупил.
— Что убрали? — спросила Лия.
— Ты не помнишь. Ну конечно, не помнишь, тебе лет девять, наверное, было. Мы сюда ходили днем по воскресеньям, когда у твоей матери были встречи Общества любителей книги. Брали по одному для тебя, для меня и для Сэмюэла.
И вдруг она вспомнила, как подтаявшее мороженое стекало по стенке вафельной трубочки и между пальцами. Как она старалась слизать его как можно быстрее, а отец и Сэмюэл ей аплодировали. Сладкий, холодный, восхитительный вкус шоколада.
Если дожить до ста лет, память начинает работать странным образом. Надежнее всего в ней застревает то, что случилось в раннем детстве. Именно эти воспоминания являются краеугольным камнем, намертво встроенным в архитектуру ее сознания.
Поэтому Лия прекрасно помнила, как ей под ногти попала засохшая жевательная резинка, прилепленная под дубовым обеденным столом. Помнила сладкий вкус мыльных пузырей, которые она пыталась поймать языком. Помнила, что от Сэмюэла всегда пахло деревьями, а от матери дождем.