Обстановочка (сборник)

Всероссийское горе

Всем добрым знакомым с отчаянием посвящаю

Итак – начинается утро.Чужой, как река Брахмапутра,В двенадцать влетает знакомый.«Вы дома?» К несчастью, я дома.В кармане послав ему фигу,Бросаю немецкую книгуИ слушаю, вял и суров,Набор из ненужных мне слов.Вчера он торчал на концерте —Ему не терпелось до смертиОбрушить на нервы моиДешевые чувства свои.Обрушил! Ах, в два пополудниМозги мои были как студни…Но, дверь запирая за нимИ жаждой работы томим,Услышал я новый звонок:Пришел первокурсник-щенок.Несчастный влюбился в кого-то…С багровым лицом идиотаКричал он о «ней», о богине,А я ее толстой гусынейВ душе называл беспощадно…Не слушал! С улыбкою стаднойКивал головою сердечноИ мямлил: «Конечно, конечно».В четыре ушел он… В четыре!Как тигр я шагал по квартире,В пять ожил и, вытерев пот,За прерванный сел перевод.Звонок… С добродушием ведьмыВстречаю поэта в передней.Сегодня собрат именинникИ просит дать взаймы полтинник.«С восторгом!» Но он… остается!В столовую томно плетется,Извлек из-за пазухи кипуИ с хрипом, и сипом, и скрипомЧитает, читает, читает…А бес меня в сердце толкает:Ударь его лампою в ухо!Всади кочергу ему в брюхо!Квартира? Танцкласс ли? Харчевня?Прилезла рябая девица:Нечаянно «Месяц в деревне»Прочла и пришла «поделиться»…Зачем она замуж не вышла?Зачем (под лопатки ей дышло!),Ко мне направляясь, сначалаОна под трамвай не попала?Звонок… Шаромыжник бродячий,Случайный знакомый по даче,Разделся, подсел к фортепьяноИ лупит. Не правда ли, странно?Какие-то люди звонили.Какие-то люди входили.Боясь, что кого-нибудь плюхну,Я бегал тихонько на кухнюИ плакал за вьюшкою грязнойНад жизнью своей безобразной.<1910>

Обстановочка

Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом.Жена на локоны взяла последний рубль.Супруг, убитый лавочкой и флюсом,Подсчитывает месячную убыль.Кряхтят на счетах жалкие копейки:Покупка зонтика и дров пробила брешь,А розовый капот из бумазейкиБросает в пот склонившуюся плешь.Над самой головой насвистывает чижик(Хоть птичка Божия не кушала с утра).На блюдце киснет одинокий рыжик,Но водка выпита до капельки вчера.Дочурка под кроватью ставит кошке клизму,В наплыве счастия полуоткрывши рот,И кошка, мрачному предавшись пессимизму,Трагичным голосом взволнованно орет.Безбровая сестра в облезшей кацавейкеНасилует простуженный рояль,А за стеной жиличка-белошвейкаПоет романс: «Пойми мою печаль!»Как не понять?! В столовой тараканы,Оставя черствый хлеб, задумались слегка,В буфете дребезжат сочувственно стаканы,И сырость капает слезами с потолка.<1909>

Служба сборов

Начальник Акцептации сердит:Нашел просчет в копейку у Орлова.Орлов уныло бровью шевелитИ про себя бранится: «Ишь, бандит!»Но из себя не выпустит ни слова.Вокруг сухой, костлявый, дробный треск —Как пальцы мертвецов, бряцают счеты.Начальнической плеши строгий блескС бычачьим лбом сливается в гротеск, —Но у Орлова любоваться нет охоты.Конторщик Кузькин бесконечно рад:Орлов на лестнице сказал его невесте,Что Кузькин как товарищ – хам и гад,А как мужчина – жаба и кастрат…Ах, может быть, Орлов лишится места!В соседнем отделении содом:Три таксировщика, увлекшись чехардою,Бодают пол. Четвертый же, с трудомСоблазн преодолев, с досадой и стыдомИм укоризненно кивает бородою.Но в коридоре тьма и тишина.Под вешалкой таинственная пара —Он руки растопырил, а онаЩемящим голосом взывает: «Я жена…И муж не вынесет подобного удара!»По лестницам красавицы снуют,Пышнее и вульгарнее гортензий.Их сослуживцы «фаворитками» зовут —Они не трудятся, не сеют – только жнут.Любимицы Начальника Претензий…В буфете чавкают, жуют, сосут, мычат.Берут пирожные в надежде на прибавку.Капуста и табак смесились в едкий чад.Конторщицы ругают шоколадИ бюст буфетчицы, дрожащий на прилавке…Второй этаж. Дубовый кабинет.Гигантский стол. Начальник Службы Сборов,Поймав двух мух, покуда дела нет,Пытается определить на свет,Какого пола жертвы острых взоров.Внизу в прихожей бывший гимназистСтоит перед швейцаром без фуражки.Швейцар откормлен, груб и неречист:«Ведь грамотный, поди, не трубочист!«Нет мест» – вон на стекле висит бумажка».<1909>

Окраина Петербурга

Время года неизвестно.Мгла клубится пеленой.С неба падает отвесноМелкий бисер водяной.Фонари горят как бельма,Липкий смрад навис кругом,За рубашку ветер-шельмаЛезет острым холодком.Пьяный чуйка обнял нежноМокрый столб – и голосит.Бесконечно, безнадежноКислый дождик моросит…Поливает стены, крыши,Землю, дрожки, лошадей.Из ночной пивной всё лишеГраммофон хрипит, злодей.«Па-ца-луем дай забвенье!»Прямо за сердце берет.На панели тоже пенье:Проститутку дворник бьет.Брань и звуки заушений…И на них из всех дверейПобежали светотениЖадных к зрелищу зверей.Смех, советы, прибаутки,Хлипкий плач, свистки и войМчится к бедной проституткеПостовой городовой.Увели… Темно и тихо.Лишь в ночной пивной вдалиГраммофон выводит лихо:«Муки сердца утоли!»<1910>

На открытии выставки

Дамы в шляпках «кэк-уоках».Холодок публичных глаз,Лица в складках и отеках,Трены, перья, ленты, газ.В незначительных намеках —Штемпеля готовых фраз.Кисло-сладкие мужчины,Знаменитости без лиц,Строят знающие мины,С видом слушающих птицШевелюры клонят ницИ исследуют причины.На стенах упорный труд —Вдохновенье и бездарность…Пусть же мудрый и верблюдСовершают строгий суд:Отрицанье, благодарностьИли звонкий словоблуд…Умирающий больной.Фиолетовые свиньи.Стая галок над копной.Блюдо раков. Пьяный Ной.Бюст молочницы Аксиньи,И кобыла под сосной.Вдохновенное Nocturno [1] ,Рядом рыжий пиджачок,Растопыренный над урной…Дама смотрит в кулачокИ рассеянным: «Недурно!» —Налепляет ярлычок.Да? Недурно? Что – Nocturno?Иль яичница-пиджак?Генерал вздыхает бурноИ уводит даму. Так…А сосед глядит в кулакИ ругается цензурно…<1908>

1

Ноктюрн (фр.). – Ред.

Жизнь

У двух проституток сидят гимназисты: Дудиленко, Барсов и Блок.На Маше – персидская шаль и монисто, На Даше – боа и платок.Оплыли железнодорожные свечи. Увлекшись азартным банчком,Склоненные головы, шеи и плечи Следят за чужим пятачком.Играют без шулерства. Хочется люто Порой игроку сплутовать.Да жутко! В миг с хохотом бедного плута Засунут силком под кровать.Лежи, как в берлоге, и с завистью острой Следи за игрой и вздыхай, —А там на заманчивой скатерти пестрой Баранки, и карты, и чай…Темнеют уютными складками платья. Две девичьих русых косы.Как будто без взрослых здесь сестры и братья В тиши коротают часы.Да только по стенкам висят офицеры… Не много ли их для сестер?На смятой подушке бутылка мадеры, И страшно затоптан ковер.Стук в двери. «Ну, други, простите, к нам гости!» Дудиленко, Барсов и БлокВстают, торопясь, и без желчи и злости Уходят готовить урок.<1910>

На вербе

Бородатые чуйки с голодными глазамиХрипло предлагают «животрепещущих докторов»,Гимназисты поводят бумажными усами,Горничные стреляют в суконных юнкеров.Шаткие лари, сколоченные наскоро,Холерного вида пряники и халва,Грязь под ногами хлюпает так ласково,И на плечах болтается чужая голова.Червонные рыбки из стеклянной обителиГрустно-испуганно смотрят на толпу.«Вот замечательные американские жители —Глотают камни и гвозди, как крупу!»Писаря выражаются вдохновенно-изысканно,Знакомятся с модистками и переходят на ты,Сгущенный воздух переполнился писками,Кричат бирюзовые бумажные цветы.Деревья вздрагивают черными ветками,Капли и бумажки падают в грязь.Чужие люди толкутся между клеткамиИ месят ногами пеструю мазь.<1909>

Пасхальный перезвон

Пан-пьян! Красные яички.Пьян-пан! Красные носы.Били-бьют! Радостные личики.Бьют-били! Груды колбасы.Дал-дам! Праздничные взятки.Дам-дал! И этим и тем.Пили-ели! Визиты в перчатках.Ели-пили! Водка и крем.Пан-пьян! Наливки и студни.Пьян-пан! Боль в животе.Били-бьют! И снова будни.Бьют-били! Конец мечте.<1909>

Городская сказка

Профиль тоньше камеи,Глаза как спелые сливы,Шея белее лилеиИ стан как у леди Годивы.Деву с душою бездонной,Как первая скрипка оркестра,Недаром прозвали мадоннойМедички шестого семестра.Пришел к мадонне филолог,Фаддей Симеонович Смяткин.Рассказ мой будет недолог:Филолог влюбился по пятки.Влюбился жестоко и сразуВ глаза ее, губы и уши,Цедил за фразою фразу,Томился, как рыба на суше.Хотелось быть ее чашкой,Братом ее или теткой,Ее эмалевой пряжкойИ даже зубной ее щеткой!..«Устали, Варвара Петровна?О, как дрожат ваши ручки!» —Шепнул филолог любовно,А в сердце вонзились колючки.«Устала. Вскрывала студента:Труп был жирный и дряблый.Холод… Сталь инструмента. —Руки, конечно, иззябли.Потом у Калинкина мостаСмотрела своих венеричек.Устала: их было до ста.Что с вами? Вы ищете спичек?Спички лежат на окошке.Ну, вот. Вернулась обратно,Вынула почки у кошкиИ зашила ее аккуратно.Затем мне с подругой досталисьПрепараты гнилой пуповины.Потом… был скучный анализ:Выделенье в моче мочевины…Ах, я! Прошу извиненья:Я роль хозяйки забыла, —Коллега! Возьмите варенья —Сама сегодня варила».Фаддей Симеонович СмяткинСказал беззвучно: «Спасибо!»А в горле ком кисло-сладкийБился, как в неводе рыба.Не хотелось быть ее чашкой,Ни братом ее и ни теткой,Ни ее эмалевой пряжкой,Ни зубной ее щеткой!<1909>

В гостях (Петербург)

Холостой стаканчик чаю(Хоть бы капля коньяку),На стене босой Толстой. Добросовестно скучаю И зеленую тоску Заедаю колбасой.Адвокат ведет с коллегойСпециальный разговор.Разорвись – а не поймешь! А хозяйка с томной негой, Устремив на лампу взор, Поправляет бюст и брошь.«Прочитали Метерлинка?» – «Да. Спасибо, прочитал…» – «О, какая красота!» И хозяйкина ботинка Взволновалась, словно в шквал. Лжет ботинка, лгут уста…У рояля дочь в реформе,Взяв рассеянно аккорд,Стилизованно молчит. Старичок в военной форме Прежде всех побил рекорд — За экран залез и спит.Толстый доктор по ошибкеЖмет мне ногу под столом.Я страдаю и терплю. Инженер зудит на скрипке. Примирясь и с этим злом, Я и бодрствую, и сплю.Что бы вслух сказать такое?Ну-ка, опыт, выручай!«Попрошу… еще стакан…» Ем вчерашнее жаркое, Кротко пью холодный чай И молчу, как истукан.<1908>

Европеец

В трамвае, набитом битком, Средь двух гимназисток, бочком,Сижу в настроенье прекрасном. Панама сползает на лоб. Я – адски пленительный сноб,В накидке и в галстуке красном. Пассаж не спеша осмотрев, Вхожу к «Доминику», как лев,Пью портер, малагу и виски. По карте, с достоинством ем Сосиски в томате и крем,Пулярдку и снова сосиски. Раздуло утробу копной… Сановный швейцар предо мнойТолкает бесшумные двери. Умаявшись, сыт и сонлив, И руки в штаны заложив,Сижу в Александровском сквере. Где б вечер сегодня убить? В «Аквариум», что ли, сходить?Иль, может быть, к Мери слетаю? В раздумье на мамок смотрю, Вздыхаю, зеваю, курюИ «Новое время» читаю… Шварц, Персия, Турция… Чушь! Разносчик! Десяточек груш…Какие прекрасные грушки! А завтра в двенадцать часов На службу явиться готов,Чертить на листах завитушки. Однако: без четверти шесть. Пойду-ка к «Медведю» поесть,А после – за галстуком к Кнопу. Ну как в Петербурге не жить? Ну как Петербург не любитьКак русский намек на Европу?<1910>