Обстановочка (сборник)

Всё то же

В Государственном совете одним из первых будет разбираться дело о том, признаются ли Бестужевские курсы высшими. Спор этот ведется уже семь лет.

«Речь»

В средневековье шум и гамСхоласты подняли в Париже: [3] Какого роста был Адам?И был брюнет он или рыжий?Где был Господь (каков Париж!)До первых дней земли и неба?И причащается ли мышь,Поевшая святого хлеба?..Возможно ль «высшими» иль нетПризнать Бестужевские курсы?Иль, может быть, решит СоветНазвать их корпусом иль бурсой?Ведь курсы высшие – давно,И в самом высшем смысле слова,Ведь спорить с этим так смешно,Как называть реку коровой.Вставлять в колеса палки всем,Конечно, «высшее» призванье, —Но в данном случае совсемБессильно старое брюзжанье.А впрочем… средние векаУ нас гостят, как видно, цепко.Но ведь корова не река —И не в названье здесь зацепка…<1909>

3

Св. Виктора в Париже.

Веселая наглость

Русский народ мало трудится.

Марков. 2-й Съезд дворян

Ах, сквозь призму КретинизмаГениально прост вопросец:Наш народ – не богоносец, А лентяй И слюнтяй. В самом деле, — Еле-елеКовырять в земле сухойСтаромодною сохой — Не работа, А дремота. У француза — Кукуруза,Виноград да лесопилки,Паровые молотилки. А у нас — Лень да квас. Лежебокам За урокомЧто бы съездить за границу —К шведам, к немцам или в Ниццу? Не хотят — Пьют да спят. Иль со скуки Хоть наукиИзучали бы, вороны:Философию, законы… Не желают: Презирают! Ну, ленивы! Даже «Нивы»Не хотят читать, обломы.С Мережковским не знакомы!! Только б жрать, Только б спать. Но сквозь призму КритицизмаВдруг вопрос родится яркий:Как у этаких, как Марков, Нет хвостов И клыков?1909

Послания

Послание первое

Семь дней валяюсь на травеСредь бледных незабудок,Уснули мысли в голове,И чуть ворчит желудок.Песчаный пляж. Волна скулит,А чайки ловят рыбу.Вдали чиновный инвалидВедет супругу-глыбу.Друзья! Прошу вас написать —В развратном ПетербургеТакой же рай и благодать,Как в тихом Гунгербурге?Семь дней газет я не читал…Скажите, дорогие,Кто в Думе выкинул скандал,Спасая честь России?Народу школа не дана льЗа этот срок недельный?Какая в моде этуаль?И как вопрос земельный?Ах, да – не вышли ль, наконец,Все левые из Думы?Не утомился ль Шварц-делец?А турки?.. Не в Батуме?Лежу, как лошадь, на траве —Забыл о мире бренном,Но кто-то ноет в голове:Будь злым и современным…Пишите ж, милые, скорей!Условия суровы:Ведь правый думский брадобрейСкандал устроит новый…Тогда, увы, и я и выНе будем современны.Ах, горько мне вставать с травыДля злобы дня презренной!1908Гунгербург

Послание второе

Хорошо сидеть под черной смородиной,Дышать, как буйвол, полными легкими,Наслаждаться старой, истрепанной «Родиной»И следить за тучками легкомысленно-легкими.Хорошо, объедаясь ледяной простоквашею,Смотреть с веранды глазами порочными,Как дворник Петер с кухаркой АгашеюУгощают друг друга поцелуями сочными.Хорошо быть Агашей и дворником Петером,Без драм, без принципов, без точек зрения,Начав с конца роман перед вечером,Окончить утром – дуэтом храпения.Бросаю тарелку, томлюсь и завидую,Надеваю шляпу и галстук сиреневыйИ иду в курзал на свидание с Лидою,Худосочной курсисткой с кожей шагреневой.Навстречу старухи, мордатые, злобные,Волочат в песке одеянья суконные,Отвратительно старые и отвисло-утробные,Ползут и ползут, словно оводы сонные.Где благородство и мудрость их старости?Отжившее мясо в богатой материиЗаводит сатиру в ущелие яростиИ ведьм вызывает из тьмы суеверия…А рядом юные, в прическах на валиках,В поддельных локонах, с собачьими лицами,Невинно шепчутся о местных скандаликахИ друг на друга косятся тигрицами.Курзальные барышни, и жены, и матери!Как вас нетрудно смешать с проститутками,Как мелко и тинисто в вашем фарватере,Набитом глупостью и предрассудками…Фальшивит музыка. С кровавой обидоюКатится солнце за море вечернее.Встречаюсь сумрачно с курсисткой Лидою —И власть уныния больней и безмернее…Опять о Думе, о жизни и родине,Опять о принципах и точках зрения…А я вздыхаю по черной смородинеИ полон желчи, и полон презрения…1908Гунгербург

Послание третье

Ветерок набегающийШаловлив, как влюбленный прелат. Адмирал отдыхающийПоливает из лейки салат. За зеленой оградою,Растянувшись на пляже, как краб, Полицмейстер с отрадоюИз песку лепит формочкой баб. Средь столбов с перекладинойПедагог на скрипучей доске Кормит мопса говядиной,С назиданьем при каждом куске. Бюрократ в отдаленииКрасит масляной краской балкон. Я смотрю в удивленииИ не знаю: где правда, где сон? Либеральную бородуВ глубочайшем раздумье щиплю… Кто, приученный к городу,В этот миг не сказал бы: «Я сплю»? Жгут сомненья унылые,Не дают развернуться мечте, — Эти дачники милыеВ городах совершенно не те! Полицмейстер крамольниковЛепит там из воды и песку. Вместо мопсов на школьниковПедагог нагоняет тоску. Бюрократ черной краскоюКрасит всю православную Русь… Но… знакомый с развязкою —За дальнейший рассказ не берусь.1908Гунгербург

Послание четвертое

Подводя итоги летомГрустным промахам зимы,Часто тешимся обетом,Что другими будем мы.Дух изношен, тело тоже,В паутине меч и щит,И в душе сильней и строжеГолос совести рычит.Сколько дней ушло впустую…В сердце лезли скорбь и злость,Как в открытую пивную,Где любой прохожий – гость.В результате: жизнь ублюдка,Одиноких мыслей яд,Несварение желудкаИ потухший, темный взгляд.Баста! Лето… В семь встаю я,В десять вечера ложусь,С ленью бешено воюя,Целый день, как вол, тружусь.Чищу сад, копаю грядки,Глажу старого кота(А вчера играл в лошадкиИ убил в лесу крота).Водку пью перед едою(Иногда – по вечерам)И холодною водоюОбтираюсь по утрам.Храбро зимние сомненьяНеврастеньей назвал вдруг,А фундамент обновленьяВсё не начат… Недосуг…Планы множатся, как блохи(Май, июнь уже прошли).Соберу ль от них хоть крохи?Совесть, совесть, не скули!Вам знакома повесть эта?После тусклых дней зимыЛюди верят в силу летаЛишь до новой зимней тьмы…Кто желает объясненьяЭтой странности земной,Пусть приедет в воскресеньеПобеседовать со мной.1908Гунгербург

Послание пятое

Вчера играло солнцеИ море голубело —И дух тянулся к солнцу,И радовалось тело.И люди были лучше,И мысли были сладки —Вчера шальное солнцеПекло во все лопатки.Сегодня дождь и сырость…Дрожат кусты от ветра,И дух мой вниз катитсяБыстрее барометра.Сегодня люди – гады,Надежда спит сегодня —Усталая надежда,Накрашенная сводня.Из веры, книг и жизни,Из мрака и сомненьяМы строим год за годомСвое мировоззренье…Зачем вчера при солнцеЯ выгнал вон усталость,Заигрывал с надеждойИ верил в небывалость?..Горит закат сквозь тучиЧахоточным румянцем.Стою у злого моряЦиничным оборванцем.Всё тучи, тучи, тучи…Ругаться или плакать?О, если б чаще солнце?О, если б реже слякоть!1908Гунгербург

Провинция

Бульвары

Праздник. Франты гимназистыЗанимают все скамейки.Снова тополи душисты,Снова влюбчивы еврейки.Пусть экзамены вернулись…На тенистые бульвары,Как и прежде, потянулисьПары, пары, пары, пары…Господа семинаристыГолосисты и смешливы,Но бонтонны гимназистыИ вдвойне красноречивы.Назначают час свиданья,Просят «веточку сирени»,Давят руки на прощаньеИ вздыхают, как тюлени.Адъютантик благовонныйУвлечен усатой дамой.Слышен голос заглушенный:«Ах, не будьте столь упрямой!»Обещает. О, конечно,Даже кошки и собачкиКое в чем небезупречныПосле долгой зимней спячки…Три акцизника портнихеОтпускают комплименты.Та бежит и шепчет тихо:«А еще интеллигенты!»Губернатор едет к тете.Нежны кремовые брюки.Пристяжная на отлетеВытанцовывает штуки.А в соседнем переулкеТишина, и лень, и дрема.Всё живое на прогулке,И одни старушки дома.Садик. Домик чуть заметен.На скамье у старой елкиВ упоенье новых сплетенДве седые балаболки.«Шмит к Серовой влез в окошко…А еще интеллигенты!Ночью, к девушке, как кошка…Современные… Студенты!»<1908>

Священная собственность

Беседка теснее скворешни.Темны запыленные листья.Блестят наливные черешни…Приходит дородная Христя,Приносит бутылку наливки,Грибы, и малину, и сливки.В поднос упираются дерзкоПреступно-прекрасные формы.Смущенно, и робко, и мерзкоУперлись глазами в забор мы…Забыли грибы и бутылку,И кровь приливает к затылку.«Садитесь, Христина Петровна!» —Потупясь, мы к ней обратились(Все трое в нее поголовноДавно уже насмерть влюбились),Но молча косится четвертый:Причины особого сорта…Хозяин беседки и Христи,Наливки, и сливок, и садаСжимает задумчиво кистиА в сердце вползает досада:«Ах, ешьте грибы и малинуИ только оставьте Христину!»<1908>

При лампе

Три экстерна болтают руками, А студент-оппонентНа диван завалился с ногамиИ, сверкая цветными носками,Говорит, говорит, говорит…Первый видит спасенье в природе,Но второй, потрясая икрой,Уверяет, что только в народе.Третий – в книгах и в личной свободе,А студент возражает всем трем.Лазарь Розенберг, рыжий и гибкий, В стороне на окнеК Дине Блюм наклонился с улыбкой.В их сердцах ангел страсти на скрипкеВ первый раз вдохновенно играл.В окна первые звезды мигали. Лез жасмин из куртин.Дина нежилась в маминой шали,А у Лазаря зубы стучалиОт любви, от великой любви!..Звонко пробило четверть второго — И студент-оппонентПриступил, горячась до смешного,К разделению шара земного.Остальные устало молчали.Дым табачный и свежесть ночная… В стороне, на окне,Разметалась забытая шаль, как больная,И служанка внесла, на ходу засыпая, Шестой самовар…<1908>

Ранним утром

Утро. В парке – песнь кукушкина.Заперт сельтерский киоск.Рядом – памятничек Пушкина,У подножья – пьяный в лоск:Поудобнее притулится,Посидит и упадет…За оградой вьется улица,А на улице народ:Две дворянки, мама с дочкою,Ковыляют на базар;Водовоз, привстав над бочкою,Мчится словно на пожар;Пристав с шашкою под мышкою,Две свиньи, ветеринар.Через час – «приготовишкою»Оживляется бульвар.Сколько их, смешных и маленьких,И какой сановный вид!Вон толстяк в галошах-валенкахЕст свой завтрак и сопит.Два – друг дружку лупят ранцами,Третий книжки растерял,И за это «оборванцами»Встречный поп их обругал.Солнце рдеет над березами.Воздух чист, как серебро.Тарахтит за водовозамиБеспокойное ведро.На кентаврах раскоряченныхПрокатил архиерей,По ошибке, страхом схваченный,Низко шапку снял еврей.С визгом пес пронесся мнительный —«Гицель» выехал на лов.Бочки. Запах подозрительныйОбъясняет всё без слов.Жизнь всё ярче разгорается:Двух старушек в часть ведут,В парке кто-то надрывается —Вероятно, морду бьют.Тьма, как будто в Полинезии…И отлично! Боже мой,Разве мало здесь поэзии,Самобытной и родной?!<1909>