Очень странные миры

Узкое, простирающееся куда-то в бесконечность помещение было залито ровным красноватым светом. Было в этом зрелище что-то недоброе, что-то от преддверия ада. Хотелось постоять на пороге с полминуты – так, для порядка, чтобы не потерять лицо! – а затем с наигранным равнодушием пожать плечами и уйти, изо всех сил стараясь не удариться в аллюр.

Родное солнце нкианхов, Сигма Октанта, было гигантом красивого бежевого цвета, но особенности рассеивающих свойств газовой оболочки пятой планеты сообщали ее небесам насыщенные розовые тона. В отличие от людей, которые ощущали душевное успокоение в различных оттенках зелени, отдавая предпочтение оливковому и фисташковому, нкианхи любили красный цвет во всем его многообразии. То, что для человека было сигналом опасности, приводило нкианха в состояние внутренней гармонии. Старая русская пословица «дурак любит красное» здесь никак не работала. Во-первых, относиться к нкианхам можно было как угодно, но дураками их никто и никогда не считал. Во-вторых же, «красное» в пословице означало «красивое», а красоту ценят все, независимо от уровня интеллекта.

Так что все эти смятенные чувства – ерунда собачья.

Кратов сделал несколько шагов вглубь отсека, остановился и поднял забрало шлема.

Тишина. Опять-таки не идеальное безмолвие по доктору Кларку, а неживая тишина космической станции, то есть отсутствие раздражающих звуков на фоне белого шума систем жизнеобеспечения.

В то время как пустота, напротив, была близка к идеальной. Воздух был полон все той же неприятной химии, но при этом он был хрустально прозрачен, и при некотором напряжении глаз можно было различить дальнюю стенку отсека. Никаких элементов чужеродного быта, никаких агрегатов неясного назначения, никаких диковинных артефактов. Ни даже мелкой пылинки, что само по себе выглядело странно. Взбесившийся плазмоид мог сколько угодно биться в эти стены с той стороны станции, учинить здесь беспорядок оказалось ему не под силу. Обрушившийся на «Тетру» хаос остался за порогом, в отсеке же «Эф-один» царили покой и безмятежность.

Это выглядело несколько ненатурально и даже слегка настораживало.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил Кратов во весь голос.

Тусклое эхо ускакало куда-то вперед и там окончательно зачахло.

«Так нечестно, – думал Кратов, неспешно двигаясь вперед вдоль покрытой чем-то мягким и ворсистым стены. – Я всю дорогу думал о нкианхах… ну, еще чуточку о плазмоидах… Готовился к встрече. Кажется, вспоминал какие-то приветственные фразы на языке нкианхов. И все впустую! Я чувствую себя обманутым и разочарованным. И кое-кто за это поплатится».

Он дошел до середины отсека, этого пустынного стометрового пенала, не встретив по пути ничего такого, на чем можно было задержаться глазу. Не говоря уже об отсутствии слабейшего намека на присутствие живой души любого происхождения, от рептилоидного по гуманоидное включительно. Следов нахождения инсектоидов также не наблюдалось, фриптами даже не пахло, нечего им тут было ошиваться.

– Э-эй! Кто-то звал на помощь. Ну так помощь пришла!

Стоя посередине отсека, на всякий случай он призывно помахал руками.

Никаких ответных реакций.

«Вам не кажется, Консул, что вас все-таки подловили?»

«Если нужно вас остановить, так нужно останавливать».

Хорошо, согласен: подловили. Остановить не остановили, но попридержали, сыграв на сокровенных струнах натуры. Кто-то неплохо изучил его психотип. Лилелланк, помнится, старательно упирала на любопытство. Теперь ударение было сделано на социальной ответственности. В комплекте с болезненной прямолинейностью решений, которую он давно и ретиво изживал, но так и не изжил до конца. Похоже, требуемый результат был достигнут. Он торчит истуканом посреди пустой емкости, растерянно озирается, сознает свою совершеннейшую безголовость и не знает ответов ни на один вопрос.

– Станция «Тетра»! – позвал он. – Подтвердите призыв о помощи из сектора «Эф-один».

– Голос не опознан, – с некоторой даже издевкой откликнулась станция. – Голос не опознан, – непонятно зачем повторила она. И вдруг, словно шальная, заговорила сбивчиво и невнятно: – Не опознан… опознан… не голос…

К этой безумной болтовне примешались, полностью ее перекрывая, невесть откуда взявшиеся шумы, шорохи и свист сжатого воздуха, рвущегося из разрывов в трубопроводах.

Остолбенев от изумления и гнева, Кратов с трудом разобрал в этой какофонии испуганный женский голос:

– Помогите… кто-нибудь… ничего не вижу…

Спустя короткий промежуток времени фраза прозвучала снова, теми же словами и с той же интонацией. А затем еще раз. И еще, с издевательским упорством, как зациклившаяся фонограмма.

Чем, собственно говоря, это и было.

Кто-то расчетливо и цинично управлял извне интеллектуальной системой станции «Тетра». То, что его липкие щупальца не дотянулись до автономных систем жизнеобеспечения, было чистым везением и, вполне вероятно, временным.

«Если нужно вас остановить…»

– Давайте, пробуйте, – пробормотал Кратов, опуская забрало.

Он сознавал, что всего лишь хорохорится.

Ему подготовили примитивный, кустарный капкан, не питая особых надежд на успех. Но все получилось как по писаному. Он сам пришел в капкан и притащил за собой свою самоуверенность, дерзость, ничем не подкрепленный гонор. Как будто не доводилось ему, бывалому ксенологу, никогда в жизни сталкиваться с чужим коварством и самому платить той же монетой, когда было необходимо.

«Ничего еще не закончилось…» – произнес он мысленно, обращаясь к незримому противнику.

Тот посчитал иначе.

Кратов почувствовал, как внутри него, где-то в селезенке, о которой он знал только то, что она есть, зарождается и распространяется по всему телу омерзительное мелкое трепыхание. Настолько мелкое, что казалось, будто клетки вскипают изнутри. Что там в них может вскипать – цитоплазма. С вакуолями, как говорил директор Старджон…

«Мы сканируем его, он сканирует нас…»

Корабли, уходившие в портал, он тоже сканировал. Отсюда и запаздывание рефлинга.

Бешено хотелось стащить с себя скафандр и почесаться везде, докуда дотянется рука. И даже глубоко под кожей. Кратов стиснул зубы. Никаких больше глупостей. Сверх того, что уже совершены. В избытке, на десять лет вперед.

«Ну что, убедились? Я это, я. Вы ведь меня искали? Не особенно я и скрывался. Хотите меня убить? Мне даже становится любопытно, как вы станете это делать…»

Ему уже доводилось стоять перед лицом смерти, на самом краю. Никаких новых ощущений он не ожидал. Иногда у него в руках было оружие, и тогда это становилось дуэлью. Не сказать, чтобы шансы были равны, но они существовали, и всегда их было достаточно, чтобы уцелеть. Иногда не было ни оружия, ни шансов. Со временем он убедился, что нет безвыходных положений. Если впереди смерть, а позади глухая стена, есть надежда обрушить стену. Может быть, ему просто везло. Судьба не устраивала ему еще испытаний без надежды на спасение. Или же он сам подсознательно, на чистой интуиции, обходил гибельные тропы, выбирая наиболее опасные из безопасных.

К каким отнести ту, что привела его в нынешнюю западню?

«Я не умру. Не тот случай. Можете считать меня чокнутым фаталистом, но моя дистанция еще не пройдена. Я еще только вышел на финишную прямую. Вам не удастся меня остановить, как бы ни хотелось».

Он зажмурился и сжал кулаки.

«Что у вас для меня припасено, неудачники?»

15

Удар был очень силен, сильнее всех предыдущих.

Магнитные подошвы не удержали.