Одержимость

Сейчас

Стук. Стук. Стук.

Хватаю хоккейную клюшку, что стоит, прислонившись к входной двери. Это уже прогресс по сравнению с кухонным ножом, который я держала наготове до недавнего времени. Хотя я всё ещё задерживаю дыхание, когда приподнимаюсь на цыпочки и смотрю в глазок, чтобы в случае чего притвориться, что меня нет дома.

Мои ресницы касаются крошечного круглого глазка, моргаю, не ожидав визитёра, и с шумом выдыхаю весь воздух из лёгких, прежде чем повернуть все замки и открыть дверь.

— Следователь Гребенщиков? Рада Вас видеть.

Он бросает взгляд на дверь, задерживаясь на блестящих замках, и хмурится.

— Здравствуйте, доктор Макарова. Могу я войти на несколько минут?

— Конечно. — Отхожу в сторону.

Михаил входит, и его взгляд падает на хоккейную клюшку, которую я забыла выпустить из рук.

— Ох. — Ставлю её обратно к двери и хлопаю ладонями друг о друга. — Я просто наводила порядок.

Он успокаивающе кивает.

— Как Вы держитесь, Марина?

— Я в порядке. Ну, мне было бы лучше, если бы я не боялась выйти из собственной квартиры, если уж быть честной. — Выдавливаю вымученную улыбку и жестом указываю на кухню. — Может быть, чаю? Я как раз собиралась сделать себе чашку, вода уже вскипела.

— Было бы здорово. Спасибо.

Следователь следует за мной на кухню. Мы оба молчим, пока я достаю вторую кружку из верхнего шкафчика и завариваю два пакетика чая.

— Молоко?

Он качает головой.

— Только сахарку, если есть. Моя жена говорит, что я люблю добавить немного чая в свой утренний сахар.

Улыбаюсь и тянусь к сахарнице. Ей нечасто пользовались с тех пор, как не стало Андрея.

— Мой муж был таким же.

Устраиваясь на стуле напротив Гребенщикова, глубоко вдыхаю. Каждый вдох даётся с трудом, словно воздух стал вязким от напряжения.

— Итак, как продвигается расследование?

— Очень хорошо, на самом деле. Именно об этом я и пришёл с Вами поговорить. Анна Тимшина арестована.

Это заявление обрушивается на меня, словно игла, резко замершая на пластинке. Звук, который обрывает все остальные. Кажется, будто из меня выбили весь воздух.

— Когда?

— Вчера вечером. — Он кивает. — Её доставили в суд сегодня утром. Судья отказал в залоге. Госпожа Тимшина больше не представляет для Вас угрозы, доктор.

Моё сердце бешено колотится.

— Вы уверены?

Он улыбается.

— Я был в зале суда и видел, как полицейские выводили её в наручниках. Она никуда не денется в течение долгого времени. Она призналась вчера вечером, на видеозаписи, в двух убийствах — Елены и Алины Соловьёвых.

Прикрываю рот ладонью, пытаясь сдержать подступающие эмоции. Волна облегчения захлёстывает меня, но она смешана с чем-то ещё — грустью, кажется? Ещё одна жизнь разрушена в этой неразберихе, в этой бездне.

Следователь Гребенщиков обхватывает кружку обеими руками.

— Госпожа Тимшина также подробно рассказала обо всех случаях, когда она следила за Вами, сказала, что это продолжалось долго, с тех пор, как Вы вышли из какой-то кофейни прошлой осенью.

Боже мой.

Женщина с длинными светлыми волосами и охапкой книг! Я всегда чувствовала, что Анна мне смутно знакома, но никак не могла вспомнить, где видела её лицо. А теперь всё ясно как день, кристально чисто. Она была позади меня, наблюдала, пялилась на меня в тот самый день, когда я впервые увидела Глеба и последовала за ним. Я тогда списала это на то, что просто загородила ей проход. В тот день я была так растеряна, так потеряна. Это было за несколько месяцев до того, как я вообще узнала о её существовании. Ужасно осознавать, насколько я была неосведомлена всё это время.

Насколько уязвима.

Мороз пробирает по коже при мысли о том, как легко я могла стать её жертвой, её следующей мишенью.

— Но почему? Зачем она следила за мной всё это время?

— На самом деле, дело было вовсе не в Вас, а в Ваших отношениях с господином Соловьёвым. Она, кажется, немного… зациклена на этом мужчине. Она сказала, что следила за Вами, потому что Вы следили за ним. — Следователь качает головой. — Она хотела знать, почему, и с тех пор следила за Вами. Когда господин Соловьёв стал Вашим пациентом, она сделала то же самое. Её интерес к Вам был чисто территориальным. Как у хищницы, защищающей свою добычу.

— Она взламывала мою квартиру? Как-то раз я вернулась домой и обнаружила дверь открытой. Я могла поклясться, что помнила, как запирала её. И мой ключ пропал несколькими неделями раньше.

— В этом она не призналась. Хотя я бы не удивился ничему, что связано с ней. Эта женщина столкнула ребёнка под колеса встречного транспорта и рассказывала нам об этом так спокойно, словно обсуждала погоду. Но она отправляла Вам кое-какие посылки. Игрушку «Hello Kitty» и книгу? Она пыталась напугать Вас, играла в свои психологические игры. Думала, это удержит Вас подальше от Соловьёва.

Качаю головой, поражаясь, насколько глубоко эта женщина проникла в мою жизнь, насколько тесно она переплелась с ней. Я снова и снова прокручивала в голове сеансы, которые проводила с Анной, пытаясь отделить правду от лжи в её словах. Единственное, что знаю наверняка, это то, что у неё нездоровые, одержимые отношения с мужчинами.

Вздыхаю.

— Надеюсь, она получит помощь.

Гребенщиков пьёт чай, наблюдая за мной поверх кружки. Он наблюдателен, совсем как психиатр, который часто узнаёт больше из поступков, чем из слов. Или как хирург, чьи глаза видят не только внешние симптомы, но и скрытые внутренние раны.

— А как насчёт Глеба? — спрашиваю я.

— Мы допрашивали его трижды по поводу его роли во всём этом. Его показания совпадают. Он никогда не следил за Вами. Это всегда была Анна. — Следователь ловит мой взгляд. — Хотя он, кажется, думает, что Вы тоже следили за ним. Он сказал, что Вы столкнулись в переулке несколько месяцев назад, когда он выходил из своего складского помещения.

Я никогда не рассказывала Михаилу, как всё началось, но правда должна выйти наружу. Это мой долг перед собой, перед тобой , перед всеми. Поэтому я киваю.

— Я действительно некоторое время следила за ним. Это началось случайно. Клянусь, я никогда не собиралась этого делать намеренно. Однажды я сидела в кофейне, смотрела в окно, и вдруг увидела его. Мужчину, который буквально рассыпался на части у меня на глазах в приёмном отделении больницы в худшую ночь моей жизни. Казалось, это была и худшая ночь в его жизни тоже. Только теперь он выглядел счастливым, а я… я последовала за ним. Я не хотела, чтобы это превратилось в нечто большее, но почему-то так получилось. — Глубоко вдыхаю и выдыхаю прерывающимся, дрожащим вздохом. — У меня будут проблемы из-за этого?