Одинокая волчица

— Зачем это? — поразилась я.

— Для полноты информации, в основном. Алкоголик Колян — версия, конечно, совершенно замечательная. Но я не снимаю подозрений ни с кого: ни с твоего Масика, ни с мужа Алены, ни с неё самой, если хочешь знать.

— Ты что — спятил? — вытаращила я на него глаза. — Зачем Лене было убивать тетю Таню?

— Хочу верить, что незачем. Но мать мешала её супружескому счастью. Поверь моему опыту, Наташа, за это иногда убивают.

— Но не Лена же!

— Почему? Потому, что она — двоюродная сестра твоей подруги? Или — моя бывшая жена?

— Может быть, это я убила тетю Таню? — взорвалась я.

Хладнокровный профессионализм Павла меня просто взбесил.

— Это вряд ли, — флегматично заметил Андрей. — Хотя алиби у тебя на время убийства в общем-то нет. Только твой рассказ о том, как ты ездила по делам в центр Москвы. Причем ездила значительно дольше, чем того требовалось. И я не знаю, в котором часу ты уехала из дома: меня не было.

— Ты что, издеваешься?

— Вовсе нет, уважаемая Агата Кристи. Объясняю тебе механику следствия. Но чтобы ты перестала кипятиться, скажу: у Елены-то как раз алиби есть. Она всю пятницу просидела у себя на работе, отлучалась пару раз на десять минут — и только.

— А Павел…

— А я этого Павлу ещё не успел рассказать. Алиби есть у Максима — его в Москве уже не было, когда произошло убийство, да и улетел он не один и не частным рейсом — в Шереметьево все данные имеются, хотя можно было и не проверять, в общем-то…

— Когда ты все это успел узнать?

— Попросил кое-кого из ребят помочь по старой памяти. Дело-то пустяковое. А вот у Санечки алиби нет. Про Масика даже говорить не хочу: и так ясно, то он там был. Но у него, как и у тебя, нет видимых причин для убийства.

— Да? — злорадно спросила я. — А как тебе такой факт: красивая девушка Анна — это Марианна, жена Максима. Которая терпеть не может всю его родню и, кажется, обчистила их квартиру.

— Что-что? — хором спросили мои Пинкертоны.

Я пересказала им разговор с Еленой и в комнате надолго воцарилась тишина.

— Слишком просто, — сказал наконец Павел. — Этот придурок вертится весь день на глазах у поселка, демонстрирует тебе фотографию невестки твоей подруги…

— Да я её сроду не видела!

— Он же этого не знает, правда? А потом едет на квартиру к своей возлюбленной, рискуя налететь на законного мужа. Все, конечно, возможно, но зачем?

— Из-за денег, — предположила я. — Масик их обожает. Подбил Анну на кражу, они вместе придушили старушку…

— А что? — оживился Андрей. — Как одна из версий — очень даже годится. А для отвода глаз крутился сегодня вокруг моей боевой подруги…

— Фотографии не вписываются, — меланхолично обронил Павел. — Для отвода глаз фотографии сообщницы не показывают. Он вообще должен был молчать о существовании этой Анны или как её там, а не болтать о ней всем встречным-поперечным.

— У сумасшедших своя логика, — авторитетно сказала я. — И потом вы забыли ещё об одном: о портрете Масика, найденном недалеко от тела тети Тани.

— Вот эта фотография меня больше всего и смущает, — заметил Павел. — Преступники крайне редко оставляют на месте преступления свои визитные карточки. Равно как и фотографии. По-моему, кто-то нам этого Масика подсовывает…

Павел замолчал на полуслове и потянулся к телефону. Каждые четверть часа он звонил по одному и тому же номеру — причем я даже догадывалась, по какому. И каждый раз, не дождавшись ответа, становился мрачнее. Нет, Милочка определенно сошла с ума — нельзя же так издеваться над человеком, который тебя любит. Или с ней что-то случилось?

В общем, вечер прошел в трудах праведных, хотя и в невеселой атмосфере. Потом мы организовали Павлу раскладушку на кухне, заняв ею практически все свободное пространство, пожелали друг другу спокойной ночи и улеглись. Я ещё успела подумать о том, что забыла принять таблетку, а без неё не усну ни за что на свете, и что бессонная ночь мне гарантирована, потому что и аптечка, и кувшин с водой остались на кухне, а туда идти неудобно. И тут же услышала звонок будильника. Чудеса, да и только: впервые в жизни я за всю ночь не увидела ни единого сна. Есть же счастливые люди, которые снов вообще никогда не видят! Андрей, например.

Когда я появилась на кухне, то обнаружила, что раскладушка уже убрана, стол накрыт, а на плите кипит чайник и шипит яичница с колбасой. Заподозрить в таком подвиге своего друга я при самом горячем желании не могла: не его жанр. А вот для Павла это было, по-видимому, само собой разумеющимся. Повезло Милочке! На волне этой белой зависти я и решилась за завтраком на совершенно нетипичный для себя поступок: влезть не в свое дело.

— Павлуша, а может быть ты все-таки съездишь к Милочке? Вдруг с ней что-то случилось…

Андрей бросил на меня грозный взгляд, но Павел, как ни странно, воспринял мое выступление вполне спокойно:

— Пожалуй, ты права. Съезжу после похорон. Я больше так не могу.

— У тебя ещё невероятное терпение, — стала я ковать железо, пока оно было горячим. — Деликатность и такт штуки, конечно, хорошие, но надо же и меру знать. Если Мила по каким-то причинам не хочет тебя видеть, она могла бы об этом сказать, а не…

Павел как-то напрягся, и я поняла, что обсуждать поступки любимой женщины он ни с кем не будет. И я в этом плане не исключение. Пришлось срочно трубить отбой:

— Впрочем, это только ваше дело, мне просто больно смотреть, как ты волнуешься.

— Спасибо за сочувствие, Наташа, — достаточно мягко сказал Павел, — но я и сам… Хотя ты, как женщина, наверное лучше понимаешь: стоит навязывать свое общество или не стоит.

— Нашел с кем советоваться, Павлуша, — вмешался Андрей, — даже если она и женщина, то нипочем в этом не признается. Потому что гордая. Уважаю.

— Я тебя тоже очень люблю, — машинально откликнулась я. — Давайте собираться, мальчики, время поджимает. Спасибо за завтрак, Павлуша, я таких мужчин только в кино видела.

— Ты же все равно на завтрак только бутерброды ешь, — возмутился Андрей. — Так чего ради я буду стараться?

— Ладно, коллеги, отставить, — вмешался Павел. — Ваши перепалки становятся утомительными. Наташа права, надо собираться.

Разумеется, перед отъездом он ещё раз позвонил Милочке — и… о счастье, о радость! — она оказалась дома. Собственно, никуда из него и не уходила: просто отключила на ночь телефон, чтобы выспаться, и только сейчас об этом вспомнила. Настроение Павла поднялось мгновенно, как ртуть в градуснике, если на него подышать. Он договорился, что заедет за ней по дороге на кладбище — в Домодедово ей делать нечего — и погнал нас с Андреем в машину.