Одинокий мотив над пропастью

Оказалось пока не за левые дела. Случай был проще. У его отца остался от войны браунинг. Отец умер. Браунинг нашли у Анатолия на работе в письменном столе. За хранение незарегистрированного оружия полагался год условно.

Однако иметь судимость, считал Анатолий, любую, хоть какую, для порядочного человека, который пострадал за свою любовь к технике, – это позор. «Это самое… значит, если что, прибавят этот срок и новый». – «Что?! – недопоняла Ия. – Ты собираешься получать новый срок?» – «Лучше бы их вообще не было. Имею я, так сказать, право свободного человека заработать на своём таланте?»

Время тянулось непонятно долго.

«Когда же суд?» – спрашивала Ия. – «От суда отказался». – «Как?!» – «Ещё раз повторяю, разве я не мужчина постоять за себя? – и расчесал гребешком бороду. – Дело выбросили в мусорную корзину, это самое… Твой мужик цел и невредим», – он попытался притянуть её к себе. «Подожди, …каким образом?» – не верила Ия. – «Каким, каким?! Уровень сознания трёхлетнего ребёнка. Всё уладил – честь дороже, так сказать, и впредь буду умненьким». Она отстранилась от его рук: «На это, между прочим, тоже есть статья! Посолидней первой».

«Слушай сюда, таких дур баб поискать надо! Это самое… оторвать бы тебе голову, так сказать, а оставить кое-что посущественней. …Я тебе за неделю в два раза больше принесу». Она резко повернулась и всем средоточием невысказанных мук вожгла ему в лицо: «Больше ко мне не прикасайся!»

С этого момента, не прожив и трёх лет, они всё более отдалялись друг от друга. Раз в месяц клал ей на кухонный стол, как человек благородный, двадцать пять процентов: «Это самое… так сказать».

Устав от пренебрежения к себе, подыскал вариант женщины более терпимой и сам подал на развод.

Ия не могла заснуть. Бесполезные мысли терзали её… Вспомнила, как приоткрыла однажды дверь в кабинет Гагиной показать результат очередного опыта; на кресле у неё сидел подросток в позе провинившегося, закрыв лицо руками. Голова мальчика была в облаке кудрей таких же светлых, как и у Гагиной. Сквозь жиденькую водолазку просвечивали худые лопатки. Наталья Юрьевна стояла у двери, молча требуя от парнишки что-то исполнить. Мальчик не спешил. И резкая просьба: «Никольская, закройте дверь с той стороны!»

По институту стали ходить слухи. Но из-за этой случайно приоткрывшейся тайны Никольская стала испытывать со стороны Гагиной желание не заметить её научный поиск, оставить реактивы для других, не помочь с дополнительным штатом лаборантов.

Через неделю опять на работу. «Как отдохнули?» – спросит Наталья Юрьевна. «Прекрасно», – ответит Никольская. – Не каждому положен отдых в пансионате с излишками удобств. …Увы, вышколенную, хорошо одетую даму выбирают в президиум; Гагина заботится о согражданах, об их научной работе, – на трибуне такой женщине всё можно простить. …На весы кладётся вклад Гагиной в дело преуспеяния… – слипшаяся мысль Ии стала в тупик, – «пре-ус-певания общества, сулящего жизнь в глубинах космоса». А на земле? …На этой чаше весов судьба заморыша, ещё не выросшего человеком… Какой он всё-таки жалкий, растоптанный, – подумала Ия.

Вася спал крепким сном. Рядом, прижавшись к ней, сопел Егор. Серёжа лежал так тихо, будто в палатке его и не было. Он не спал. Ия вытащила у себя из-под спины камешек:

– Спи, Серёжа, – как бы выводя его из тайника на свет. Так она говорила Егору, наблюдавшему за ней, когда ей приходилось работать при свете настольной лампы.

– Ия, – тихо окликнул её Сергей, не добавив отчества, – расскажите о себе… – Она вдруг улыбнулась в потёмках на это «Ия» с таким спокойным светом на душе. И Серёжа неожиданно уснул. Дышал ровно почти неслышно, будто продолжал прислушиваться.

Ночь кончилась быстро. Над головой было светло, как днём. Вдруг Ия услышала странные звуки:

– Та-та, тара, ни-ра-а-а…

– Ты, брат, никак рехнулся, – просыпаясь, молвил Вася.

– Эх, братцы, мне снилась музыка, совсем не твоя, другая, странная. Слушай, брат, – Серёжа пел взахлёб севшим со сна голосом, будто продирался сквозь джунгли, узнавал провисшие над ним лианы и дирижировал размашисто рукой. – Знал бы я нотную грамоту, мог записать её со всеми каденциями и переходами. Кстати, шо це за слово? Оно мне тоже приснилось, – и продолжил петь.

– Действительно диковина, – признался Вася. – Что-то вроде органной сюиты.

Сергей пел обессиленный видением, будто от него ускользал клад, в котором узрел все драгоценности. Догоняя памятью внезапный дар, пел по наитию, …и не мог удержать красоту мелодии, «одиноко парившей над пропастью, момент такой возвышенности, что кровь отлила от лица». Утратив голос на тихой ноте, умолк. От безмолвного исчезновения нераскрытой тайны, от потери звука хотелось плакать.

На горе под оранжевой крышей смеялись с таким чистосердечием, что закачалась их палатка.

– Я не знаю, как пишутся стихи, картины – грустно молвил Серёжа – но мне открылся потрясающий секрет «Доктора Фауста», которого читал зимой.

Позавтракали молоком, булочками и отправились на пляж.

Поздно вечером, когда возвращались с моря, произошло непредвиденное обстоятельство: почти рядом с ними за бугром проступила в сумерках другая палатка. Егор обнаружил под кустом два мотоцикла. Серёжа дал знак молчать. Добрались до своего места. В темноте все вещи в палатке вроде были целы… И тут увидели, как на фоне ночного неба к ним приближались две крупных мужских фигуры. Ия нырнула в палатку за гребешком.

– Добрый вечер. Кто там у вас ещё?! – грубовато спросил один из них и решительно отдёрнул полог.

Безмятежная Никольская явилась перед ними.

– Женщина! – обрадовались оба. Но Серёжа мгновенно загородил Никольскую.

– Здрасьте! – вынырнул Егор.

Вася задвинул его в темноту.

– Добрый вечер! – сразу откликнулись два незнакомых мужчины. Серёжа мигнул щупленькому Васе, чтобы тот стал к нему поближе.

Мотоциклисты, не обращая внимания на парней, обратились к женщине:

– Мы от Керчи с рыбалки ехали, разбили палатку, а вашей фазенды за горой и не заметили. Вы уж извините, помешали отдыхать. Но когда рядом слабый пол, это надёжней… Женщина с ребёнком – порядок обеспечен! Спокойной ночи, пацаны. – Оба громилы нежно осклабились, пожали Серёже, Васе руки. – Приходите за рыбкой, – и ушли за бугор, облегчённо смеясь в темноте.

Ночью Никольской приснилось, что она бежит впереди двух рослых мужчин, боясь не успеть, где ходит над живыми людьми земля. Схватила лопату, принялась отчаянно рыть… И увидела возле себя множество народу. Тех, кто копал рядом, стали расстреливать… Проснулась в холодном поту и услышала треск мотоциклов, – рыбаки уехали.