Одинокий мотив над пропастью

– А однажды Серёжа уже в девятом классе приходит из школы и говорит: «Бабушка, я девочку ударил!» – «Как же ты ударил?» – «Вадик всполошился: «Ребята, у меня книга пропала!» Все сказали, что не видели, я тоже не брал. Тогда Ленка достаёт у меня из парты и говорит: «Вадим, вот где твоя книга!» Когда все ушли, Ленка призналась, что это она подложила. Я и ударил её! Ба, наверное, не стоило?»… – «За подлость, Серёжа, бьют». – Галина Владимировна вздохнула:

– Когда я была здоровей, праздники помогала им устроить. Сюда полкласса приходило. Девчонки за Серёжкой до сих пор бегают, а он подружками их называет, и ко всем пока одинаков. Уехал в другой город, выдержал конкурс. Через год институт вычислительной техники кончает. Сюда, конечно, не вернётся. Хочет в большой мир. Да и сейчас их с Васей домой не заманишь, готовы спать на скалах, грызть камни, круглые сутки нырять в море.

– Это… – тема была деликатная, и голова её слегка заходила из стороны в сторону. – Антонина за подлость всё прощала Виктору. Но дети в адрес отца не слышали ни одного плохого слова. Однако Серёжа туда не ходит, – за него я спокойна. Вася, – тот бывает! – и стукнула легонько спичечным коробком по столу. Серёжа ведь жил у нас, а Вася с ними… Как-то Вася гулял с отцом по набережной: «Папа, купи булочку». – «У меня нет денег» – купил себе вина»… – Она загасила сигарету, отгоняя дым. – «…Я никогда не стала бы мужа выслеживать». – «Не выслеживать, а понять…» – «Антонина, что ж тут понимать?!»

Проводив Виктора, Антонина села на тахту и обнаружила, что давно не плакала. Зачем-то вспомнила, как развешивала ещё недавно детское бельё, и через арку узорчатых, запертых всегда ворот, увидела Виктора. Хотела протянуть сквозь решётку руку, но он прошёл мимо. …На другой день стояла и ждала перехода, – хотела броситься под машину. Водитель затормозил, погрозив ей пальцем…

Антонина решительно встала, надела халат, вышла на кухню. Налила молоко в запотевший стакан, взяла хлеб и, присев к ним, задумчиво смотрела на молоко. «Пока оно не скиснет», – подумала Ия.

– Почему у вас, Антонина, два обручальных кольца – на левой руке и на правой? – спросила Ия.

– Как же вы пишете диссертацию, а таких простых вещей не знаете? – и усмехнулась. Она была сейчас роскошная, в ночном халате, чёрные волосы в соблазнительном беспокойстве легли на влажный лоб. – На левой руке – разведена, – прощая Никольской незнание, – а другое модно. Мне подарили. С внутренней стороны оно разомкнуто, – доверчиво протянула руку и запала в Ию тягуче тоскливым взглядом.

Галина Владимировна ушла, унеся свой тихий протест в дальнюю комнату.

– Он красивый такой, видный… Шофер. Голубые глаза… Я ему сразу сказала: «Будешь с женой ссориться, – ко мне лучше не приходи!» – Голова её, как и у матери, заходила зигзагами, делая бодливое движение вниз. – …Скажите Ия, если будем принципиальны слишком, что мы обретём в жизни? – в шерстистых дрогнувших бровях, в медлительном, исподлобья взгляде крупной сильной женщины появилась растерянность девочки. – Помедлив, добавила. – Я понимаю вас отлично. – Помолчали обе. – …Но однажды мне пришлось увидеть такую правду, которая дороже жизни!

– Пошли, Тоня, к морю. – Ия неожиданно сглотнула, будто у разболелось горло.

– Мне солнца в горах хватает, – без особой радости Антонина вспоминала свои тайные поездки на машине в горы. Помолчав, добавила некстати:

– Жаль мальчиков! – ревниво изучая Ию. – Они уже взрослые, но всё равно дети. – Между глазами двух женщин повис некий предмет, когда не можешь проморгаться, чтобы изъять соринку:

– У меня была возможность получить путёвку в Крым. Здесь наш пансионат…

– Так в чём же дело? – Антонина пытала Никольскую темнотой глаз.

– Так получилось, что Гагина…

– У меня в юности была подруга Наташа Гагина. На биофак тогда поступила.

– Наталья Юрьевна?

– Пожалуй, она самая. Вы тоже её знаете?!

– Гагина наш доцент.

– Ну, и как она вам?! – Антонина проявила живой интерес. – Когда-то Наташка повлияла на выбор моей судьбы.

4.

Юность Антонины Скибиной прошла с родителями в красивом двухэтажном доме недалеко от моря. Семья из трёх человек поселилась в двух небольших комнатах в общей квартире. Высокие мавританские окна, потолок с лепниной, балкон в стиле модерн.

Дом, однако, требовал капитального ремонта. Через арку почти всегда запертых ворот кружевного литья был вид на прелестный внутренний дворик, залитый солнцем. Дворик выложен крупным камнем, посреди небольшой бассейн с остатками изразцов и фонтанчиком, который не работал, возможно, полстолетия. В конце двора хозяйственные постройки, беседка, убранная живым виноградом.

После войны Никанора Карповича Скибина перевели из Прибалтики в Крым. Такому переводу он не радовался, климат юга переносил плохо. Ранило и то, что Скибину, когда-то бравому офицеру, казалось, что он сполна рассчитался со злом в двух мировых войнах. Но враг оказался рядом, за рабочим столом: «Посмотри, Скибин, кто вышел в большие начальники, до которых нам рукой не достать, – дудари и горлопаны! Естественный отбор бракует тех, кто боится лишний раз не туда плюнуть. Или ты начинал свою карьеру не так?!» – «Я не карьерист! И не мы! Не с тобой! Субординация, гвардии полковник! Прошу оставить мой кабинет!»

После бурных служебных объяснений Распопов искал любой повод опорочить своего начальника. И добился!

Прошло много лет, обида продолжала лежать на душе у Скибина затонувшим грузом. К южному климату так и не привык. Дочь и жена Крым полюбили.

Когда вечерняя влага единила предметы – всё вокруг начинало дышать заодно: раскрытые окна, деревья, цветы, купающиеся допоздна люди, Антонина любила ходить с матерью к морю. На далёком небе юркнула звезда, прочертив яркий след, и упала в рыхлую ночь, как созревшее зерно: «Эта звезда моя!» – внезапно воскликнула Антонина.

Но одной темы мать и дочь не касались, – о соседке, что жила в их доме, в комнате напротив.

Когда-то дом был частным. В двух других комнатах, обставленных изящной ампирной мебелью, доживала свой век урождённая аристократка Анна Александровна Гагина, внучка крупного табачного фабриканта. После революции фабрикант бежал за границу. Отец и мать остались в России. Дом отобрали. Вскоре и эти две просторные комнаты опустели – муж дамы умер, родственники съехали. Хозяйкой осталась Анна Александровна, педагог французского языка. К ней из Москвы стала приезжать летом дочь Софья со своей маленькой дочкой Наташей.

Девочка с лицом ангела хорошела год от года. Мать и бабушка разговаривали в основном на французском языке, стараясь обучить языку и Наташу. Девочка увлекалась поэзией, живописью, читала наизусть стихи, сочиняла сама. Было много поклонников. Могла, распростившись на улице с одним, встречаться на углу с другим обожателем. Заводила знакомства на рынке, на море, долгое время любила проводить с малышами. Легко общалась и со взрослыми людьми.

В Наташе не было той сословной чопорности, которая еще не до конца выветрилась в бабушке. Антонину к ней потянуло. Наташа переехала в Крым заканчивать десятый класс и стала для Антонины загадкой. Вдруг раскроется перед ней, а потом за свою же откровенность её унизит. «Почему ты уехала из Москвы, не доучившись в школе последний год?» – спросила однажды Антонина. «Я не в милиции, чтобы отвечать на праздные вопросы».