Одинокий. Злой. Мой
Шрифт:
— Прошу прощения, что перебиваю… — заискивающим тоном уточнил Виктор, — но… по новым законам?
— Да они, если честно, для меня все новые, — отмахнулся Нику, — принимают и принимают. Никак успокоиться не могут. С братьями, конечно, постабильнее было. Там как в пятисотом году уложение приняли, и…
Я заметила, как бес принюхивается, но вместе со мной это же заметил и вампир.
— Так, это я отвлекся. — Нику хитро посмотрел на беса и погрозил пальцем уже ему. — А ты хорош.
Виктор послал ему виноватую улыбку.
— В общем. Выбор у тебя не большой. — Он вытащил из кармана голубой кристалл. — Знаешь, что
Платон медленно кивнул.
— Или… — торжественно протянул Нику, — ты добровольно присоединяешься к моему цирку. Становишься моей собственностью. А чтобы подсластить пилюлю, за твое добровольное согласие я отпущу ее.
Он прижал ладони к груди, будто бы был на сцене и готов был раскланяться под всеобщие аплодисменты.
Но никто ему не хлопал.
— Так, я не понял, а где слезы радости, счастья, умиления? Можете уже начинать валяться у меня в ногах и благодарить за щедрость, — резко потребовал он. Но затем снова расхохотался. — Ладно, расслабьтесь, я шучу.
— Платон, не делай этого, — взмолилась я, поворачиваясь к мужчине. — Пожалуйста, не соглашайся.
— Тик-так, мои дорогие, тик-так, — пропел Нику и полез в карман фиолетового пиджака. — Так, где-то тут у меня с собой договор. Решайте быстрее, я еще надеюсь успеть сегодня на финальную репетицию перед завтрашним концертом. Кто-то в любом случае пойдет сегодня со мной.
— И что же? Тюрьма мне больше грозить не будет?
Нику довольно, почти по-мальчишески заулыбался, правда, глаза его при этом оставались всё такими же холодными. Я как никто знала, что за его улыбками могут скрываться любые эмоции, но точно не искренняя радость.
— У нас с арбитрами договоренность. Мои вещи они не трогают.
— Значит, Марьяна будет свободна? — уточнил он так, словно его нисколько не покоробило определение, данное Альбеску. — Официально? Навсегда? Ты не вернешься за ней через неделю?
— Я переоформлю её договор на тебя — законом это не возбраняется. В таком случае наша с ней сделка будет аннулирована, и твоя малышка сможет пойти на все четыре стороны.
Платон, кажется, даже не колебался. Во взгляде не было ни сомнения, ни страха. На меня он при этом не смотрел, хотя я бросала на него взгляды, полные немой мольбы. Повлиять на его решение я никак не могла, но не нужно жертвовать собой ради моей шкуры! Она того не стоит!
Виктор никак не реагировал, лишь жадно впитывал в себя всю эту сцену. Оно и понятно — он лишних проблем как раз не хочет.
— Мне нужны сутки, чтобы попрощаться и закончить дела, — сказал Платон твердо под мой вздох ужаса.
— Я дам тебе пять минут, — Нику лениво зевнул. — О! Хотите, обвенчаем вас напоследок? Лет триста назад я некоторое время гостил в католическом монастыре, даже имею соответствующий сан. А что, соглашайтесь. Будете соединены душами, хоть не на земле, так на небесах. — Он картинно смахнул слезинку со щеки.
Уж не знаю, обманывал он или говорил правду — но не удивилась бы, узнай, что Альбеску действительно от скуки успел побывать даже священником.
Платон на его насмешливое предложение никак не отреагировал, только шагнул ко мне и крепко обнял. И хоть я понимала, что передо мной чужое незнакомое тело, но вжалась в него со всей силой. Вцепилась онемевшими пальцами, пытаясь, наверное, защитить собой, спаяться с ним намертво, только бы не отпускать. Никогда. Ни
при каких обстоятельствах.— Не надо… — взмолилась ещё раз, чувствуя, как глаза наполняются слезами. — Пожалуйста, одумайся…
— Не плачь, — он нежно коснулся моего лица. — Всё будет хорошо. Да и, к тому же, однажды ты спасла жизнь мне, настала моя очередь платить по счетам. Теперь мы квиты.
— Не надо, — повторяла как будто в тумане. — Платон, ты не понимаешь, на что соглашаешься.
— Послушай, Мари. Мне всё равно не будет покоя в теле отца. Меня убьют либо арбитры, либо собственные братья. Так хоть какая-то защита. Лучше уйти к Альбеску, чем существовать в вечных просчетах собственной гибели.
— Это не жизнь…
— Но и не смерть. Дар молчит, значит, рядом с Нику мне не грозит умереть. Понимаешь?
Моё сердце ныло, разрывалось от почти физической боли. Все застарелые раны и залеченные шрамы воспламенились, стоило вспомнить «жизнь» у Альбеску. Я не желала подобной участи никому и уж точно — не тому мужчине, которого успела впустить в свое сердце.
Я была готова пожертвовать собой ради него. Точнее — отдать Нику заслуженное. Ведь моё согласие на сделку добровольное, я сама продала себе Альбеску — и не имею никакого права менять свою никчемную жизнь на жизнь Платона.
Чего я добилась, что умею? Кроме варки зелий, ни в чем не преуспела. Исчезну — никто и не вспомнит. Никто не всплакнет. А он — гениальный ученый, маг с огромным потенциалом. Он разберется с отцом, отсидит остаток времени под домашним арестом — и вновь сможет заниматься тем, что получается у него превосходно.
Я же свой выбор однажды сделала и теперь должна расплатиться за него сполна. Пусть и с запозданием.
Платон ничего не сказал мне больше — лишь коротко поцеловал в губы тем самым поцелуем, который бескрайне солон от непрошеных слез и пахнет вечным прощанием.
Затем мужчина подошел к Виктору. Тот поднялся с диванчика. Они застыли друг напротив друга.
— Спасибо за всё, — пожал Виктору ладонь. — Не держи на меня зла за прошлые обиды.
— Мы же друзья, а у друзей нет старых счетов, — ответил бес грустно. — Жаль, конечно, что наша дружба обрывается столь скоро, но я запомню её до самой смерти.
В доказательство своих слов он вновь дотронулся до шеи, напоминая, видимо, о видении собственной кончины.
— По возможности передай моим братьям, чтобы не злились. Да и с Серпом не помешало бы разобраться. Могу я попросить тебя хоть как-то посодействовать? Не требую помощи, но хотя бы анонимную весточку черкани куда следует.
— Сделаю всё, что в моих силах, — кивнул Виктор серьезно. — За ней тоже пригляжу, работой обеспечу, — внезапно пообещал он, мотнув головой в мою сторону.
Платон благодарно хлопнул его по плечу.
— Какая трогательная сцена, я точно расплачусь, — нетерпеливо перебил Нику. — Давай закругляйся. Часики тикают.
— Ты же обещал пять минут, — хмыкнул Платон.
— А я что-то передумал. Ну так что?
— Я согласен. Давай свой договор.
Нику достал из внутреннего кармана фиолетового пиджака свернутый в трубочку контракт. Он был тонюсенький, я сама прекрасно его помнила. Никаких, казалось бы, подводных камней. С тебя — добровольное согласие, с Альбеску — твое дальнейшее содержание и полная ответственность за твою жизнь. Всё предельно лаконично, любой низший поймет.