Одиссея капитана Балка. Дилогия

обреченный «Адзума». Как кинулись в самоубийственную атаку на мои крейсера их малые

миноносцы… Днем! При видимости миллион на миллион. И все погибли, но и «Корейца»

нашего с собой унесли. И как мы уже знаем сегодня, тот роковой разворот Камимуры был

вызван вовсе не попыткой бегства покойного японского адмирала, а двенадцатидюймовым

снарядом с «Ретвизана», разбившим управление на «Конго».

И поэтому, я должен это ответственно заявить, японцы заслуживают нашего с вами

уважения. И как противник, побежденный в честной, тяжелой и кровопролитной борьбе. И

как народ, который достоин серьезного и равного к себе отношения. Лично мне не

хотелось бы вновь встретиться с ними на поле брани… Что греха таить, японцы имели

основания считать свою честь попранной: не желали мы относиться к ним, как к ровне,

39

воспринимать их интересы всерьез. Даст Бог впредь, если будет на то воля Государя, наша

дипломатия на Дальнем Востоке станет теперь более гибкой и не допустит до подобного

несчастного развития событий. Только на Певческий мост надейся, да сам не плошай.

Посему: флот наш и армия – господам дипломатам в помощь!

***

Великий князь Михаил пережидал овацию в свой адрес минут пять. И было видно,

что при этом изрядно стушевался. Огонь, вода – это уже стало привычным и обыденным.

Но с медными трубами, причем не в театрально-партикулярном варианте официальных

церемоний, заседаний или парадов, а вот так вот, – во всю ширь, от сердца, от души… с

этим он столкнулся впервые. Да сразу так, что до самых потаенных глубин сознания

дошло: они тебя любят не за то, что ты чей-то сын, брат или наследник какой-то там

короны. А любят за то, что ты – воин, как и они. И победитель, как и они. Что ты видел

костлявую в лицо не раз, как и они. И заставил ее уйти восвояси ни с чем не только с твоей

дороги. И ты – по праву вожак их стаи, их клана. И по одному твоему слову они…

– ТОВАРИЩИ!

Вокруг стихло. И только отдаленные визгливые голоса чаек с залива, да какой-то

железный стук и шипение стравливаемого пара за спиной в порту…

Вот ведь, странная штука! Многие у нас любят порассуждать о культе личности. О ее

роли в истории. Но ведь самое главное, фундаментальное в нем, в культе этом самом, -

зарождение этой массовой энергетики любви и обожествления своего вождя, - рождается

отнюдь не сразу. Не единичным щелчком какого-то таинственного тумблера.

Забавно: есть так много хороших биографий Наполеона, Сталина, Гитлера, Цезаря,

Токугавы… Но почему там так мало правды о том, когда же именно у них это ВСЕ

начиналось? И как? Не по хронологии, а по сердцу. Что творилось в ИХ душах? Как же

легко и гладенько все списать на непомерную гордыню или жажду власти. Но ведь это –

бесстыдная подмена высшей математики арифметикой. Чересчур просто, слишком пошло

и примитивно. Тем более в отношении фигур, личностей, такого калибра и масштаба.

Возможно, все дело во вспыхивающем в ответ чувстве ВЕЛИКОЙ любви к твоим

соратникам, отождествляемым трепетной душой с понятием Родина? Кто знает… Никто

воистину великих об этом не расспросил. Ясно одно – самим себе такие люди уже не

принадлежат…

– Товарищи!

Высокий, но уже не долговязый, как это было с год назад – тренировки по методике

Балка это вам не конкур да фехтование, и в плечах он заметно раздался, - Михаил нервно

пытался пристроить у микрофонов темно-бордовую коленкоровую папку так, чтобы было

и читать удобно, и при этом не пришлось слишком нагибаться. О регулировке установки

микрофонов по высоте никто до этого момента не подумал.

– Товарищи генералы, адмиралы, офицеры и все, кто еще сейчас меня слушает…

Прошу простить, господа, но говорить с трибун я вовсе не мастер. Так что, не шумите так,

будьте добры. Мне нужно сообщить вам одно очень важное… Вот так…- он наконец

оставил тщетные попытки справиться с папкой и, вытащив из нее несколько листков

приблизился к микрофонам, но порывистый ветерок упрямо загибал бумагу, не давая

Михаилу начать чтение. Со стороны это выглядело несколько комично.

Общество снизу слегка заурчало, как довольный кот. Слышались реплики вроде:

«Михал Александрыч, не томи!» «Да зачем нам по бумажке! Давай от себя, товарищ

Великий!» «Ну, ее, речь эту, тут у нас не Госсовет! От себя говорите! Просим!»

– От себя было бы проще. Однако, я обязан выполнить высочайшую волю Государя и

зачитать Вам Императорский Манифест от сегодняшнего числа. И мы здесь первые во

всей России, кто его прослушает.

Голоса внизу разом смолкли.

– Этот документ совершенно особенного государственного значения, господа. И я

прочту его полностью. Позже вы получите текст на бумаге из газет. Но…

40

Все-таки, сначала, раз настаиваете, несколько слов скажу и от себя.

Конечно, хвала Заступнице Небесной и Николаю Угоднику – победа наша. Не в чем

упрекать себя и всем нам, тем, кто честно свой долг перед Государем и Отечеством

исполнил. Кто пролил здесь кровь свою и товарищей боевых схоронил… Только я вот, что-

то сильно бурно не радуюсь. И со всем согласен, что только что Всеволод Федорович нам

изложил. Но сказал он, пожалуй, даже слишком мягко.

Где это видано, что флот наш вступает в войну с невзрывающимися снарядами, а у

армейской артиллерии в ящиках – одна только шрапнель? Почему наша пехота в первых

боях шла в атаку колоннами, да в белых гимнастерках, тогда как англичане уже в бурскую

войну ходили в хаки и рассыпным строем? Если бы не германские гаубицы да Максим-