Одна беременность на двоих

— За вонь, — перебила её Аманда. — Знаешь, у меня сейчас обострённое обоняние, и я… Я вообще-то боюсь пробовать что-то…

— А что в нём может быть плохого?

Аманда взглянула на меня, словно передавала пальму первенства по убеждению Бьянки в том, что есть дуриан ей надлежит вместе с Логаном в гордом экспериментаторском одиночестве. Только у меня слова, способные убедить кого-то в чём-то, не рождались, да что там убеждение, они просто не вылетали из моего рта, а Бьянка тут же взяла мою многозначительную паузу в начале не начавшегося диалога в свой арсенал.

— Ну ты-то не беременная, ты-то можешь! Просто мне нужна моральная поддержка, чтобы это сделать. Я вокруг этого ёжика уже третий год хожу, и вот вчера купила… Ну…

— Кейти тоже не может, — ответила за меня Аманда. — Она…

То ли Аманда сделала паузу, то ли в моём несчастном мире остановились часы, боясь услышать продолжение фразы, только тишина длилась настолько долго, что Бьянка вновь взяла её в оборот.

— Ну вы скучные какие-то, да-ну вас… Вот я сейчас попрошу Логана отснять дуриан во всей красе и сделаю с ним календарь.

— Кейти, — Аманда наклонилась чуть ли не к самому моему уху. — Тебе надо что-то съесть, тогда тошнить перестанет. Я знаю.

— Что ты знаешь? — ни с того, ни с сего громко закричала я, чувствуя, что моей едой станут сейчас горькие слёзы обиды, но тёплая рука Аманды легла мне на запястье, словно на управление громкости в плейере.

— Понимаю, потому что беременные и менструальные проблемы похожи. У нас, женщин, вообще всё похоже. Ты ни черта ни ела, кроме конфет, пошли… Всё равно он всё ещё по делу ничего не сказал.

Как-то мы оказались в коридоре, прошли его и спустились на улицу, где меня бросило в дрожь, несмотря на яркое солнце. Ноги слушались с трудом, живот тянуло вниз, руки не могли найти в воздухе опоры, пока моя влажная ладонь вдруг не оказалась в плену Аманды. Мне стало неловко оттого, что тело нагло выдаёт моё состояние, только вырвать руку означало натолкнуть подругу на ещё большие сомнения по поводу моего недомогания. Я ещё не совсем успокоилась после брошенной ей фразы, чтобы высекать в мозгу Аманды очередную искру подозрений. Кафетерий заставил мой желудок сжаться, а горло — перестать сглатывать то, что тотчас наполнило мой рот, едва мы переступили порог. Очередь ползла медленнее самой старой черепахи, и я начала нудить по поводу опоздания на урок, пытаясь вытащить Аманду на свежий воздух, хотя и на улице воздух пропах чем-то непонятным, совсем не по-зимнему свежим, а удручающе сырым, хотя небо с раннего утра слепило голубизной без намёка на серые облака.

Однако Аманда осталась тверда в своём желании засунуть в меня круассан. Я давилась им, сидя на ободке клумбы, пока Аманда заботливо дула на мой чай, в который всыпала неимоверное количество сахара. Я смотрела на её пальцы, перебирающие горячий стакан, будто клавиши фортепьяно. Я отчётливо вспомнила гостиную её дома в Рино, ощущение тепла, запах корицы, смешенной с хвоей, и вкус шоколада. Да, он будто таял на моих губах… И мне до безумия захотелось сейчас съесть хотя бы обычную шоколадку, но приходилось глотать хрустящее тесто и давиться чаем, сахар в котором явно не растворился и теперь оседал на моих зубах вязкой приторной плёнкой, словно коктейль из сахарного тростника. Поглощать эту дрянь было настоящим мучением, но крошки слоёного теста мерзко скребли горло, и я не знала, что произойдёт раньше: закончится ли чай в стакане или вся эта дрянь выйдет из меня наружу. Аманда внимательно следила за мной, а я упрямо смотрела на мутную жидкость в стакане. К счастью, мой желудок оказался сильнее переслащённой круассаново-чайной бомбы.

В аудитории нас поджидал сюрприз в виде декана. Мы сначала замерли в дверях, но тот даже не повернул к нам седой головы, и мы принялись вдоль стенки пробираться к своим местам. Царило оживление, и нам оставалось лишь гадать, что сообщил классу декан.

— Вы мне не верите? — спросил тот, окидывая аудиторию пристальным взглядом, который отчего-то споткнулся на животе Аманды, когда та почти дошла до своего места. Она промолчала, или, быть может, замерла, обдумывая ответ, будто вопрос был задан конкретно ей, но вместо неё отозвался какой-то парень, с шумом отодвинув свой стул.

— Верю, — сказал он и, перекинув через плечо рюкзак, демонстративно покинул аудиторию.

Мы с Амандой переглянулись, и нас спас парень, за чьей спиной мы замерли.

— Они решили, что этот курс теперь аниматорам необязательный, — буркнул он в то время, как декан продолжал пытать класс:

— Больше что, никто не желает уйти?

Народ зашевелился, стал запихивать в рюкзаки вещи и тихо проходить мимо декана к двери. Я была рада увидеть, как в коридоре исчезла Бьянка вместе со своей навязчивой идеей отведать экзотики. Народу стало меньше, что придало воздуху свежести, или же в переслащённой бурде была заключена какая-то убийственная сила, а может преподаватель смог увлечь нас рассказами о каллиграфии и о том, как некоторые писцы успевали переписать за жизнь всего одну книгу. К пятнице мы должны были вывести пером три любимые буквы и предоставить ему эскизы буквицы, а заодно начать думать над идеей календаря.

— Знаешь, я давно в автомобильном музее Рино видела классные картины цветным карандашом, — начала я ещё в коридоре, когда мы покидали университет. — Разные модели разного цвета… Можно нарисовать, например, разные цветы на каждый месяц.

Я боялась, что Аманда сейчас поднимет тему моего самочувствия, потому что я совершенно забыла, что для полноты спектакля мне надо было пару раз сбегать в туалет, но я даже не вспомнила про брошенные в рюкзак тампоны, пока подруга не поинтересовалась, насколько сильно у меня кровит. Я не смогла удержаться и закусила губу, и, уверена, что незамеченным мимо Аманды это не прошло. Я тогда выскочила в туалет, наврав, что подложила к тампону прокладку, но ложь моя даже мне самой казалась жутко идиотской, и сейчас я очень боялась, что Аманда пустится в расспросы, а я буду краснеть каждую секунду всё больше и больше, полностью запутавшись в своей лжи. Ещё в детстве родители говорили, что лгать мне нельзя, потому что цвет кожи тотчас выдаёт меня. Сейчас моя краснота была под сомнением, потому что я вновь ощущала испарину и чувствовала холод собственной руки, спрятанной в карман джинсов, которые отчего-то с трудом застегнулись на моем подозрительно пухлом животе.

Вновь уйдя в свои горестные мысли, я с трудом различала слова Аманды, а та втолковывала мне, что я вовсе не располагаю временем для того, чтобы создавать эксклюзивные арты для этого календаря, что надо отыскать что-то необычное и просто отснять эти предметы. Вот она — ну как же иначе — будет создавать композиции из детской одежды, которые, будто знаки зодиака, станут символизировать каждый месяц. Я кивала и поддакивала, потому что моим лучшим союзником сейчас было молчание.

— О, девчонки, как насчёт дуриана?

Мы обе застыли как вкопанные, увидев на парковке Логана, открывающего дверь своей машины. Бьянка с довольной физиономией стояла рядом и зазывно била по багажнику, в недрах которого скрывался этот чудо-фрукт. Что она делала три часа, после того, как ушла с курса, я не знала… А Бьянка, будто читая мои мысли, сказала:

— Мы с Логаном на одной машине сегодня приехали из-за дуриана, потому что я не хочу перекладывать его в свою.

— Ага, — отозвался её парень, так и не сев в машину. — Она не хочет, чтобы её «мазда» провоняла. Вон в Азии, говорят, даже знак существует о запрете вноса этого чертового дуриана в гостиницы.

— Да не пахнет он, не пахнет! — взвизгнула Бьянка и, выхватив у него из рук ключи, открыла багажник, трагическим жестом пригласив нас узреть своего «ёжика»: дуриан походил на маленькую дыню, ощетинившуюся шипами. Я не смогла удержаться и ткнула пальцем между сплетениями сетки, в которую тот был затянут — укол оказался ощутимым, словно от спицы.

— Ну?

Я не должна была отдавать Бьянке козыря, но участь наша была предрешена, потому что Аманде вдруг действительно захотелось отведать кусочек этого «короля». Договорились встретиться в ближайшем парке. Логан заказал по телефону сырную пиццу, потому что мы пропустили ланч. Аманда торопила всех, потому что надо было успеть к четырём к врачу. Я во всей этой суматохе позабыла про тошноту, но в машине меня вновь начало подташнивать от слов Аманды. Она убеждала меня всю дорогу в том, что иногда судьба даёт нам шанс, который нельзя упускать, как будто я отказывалась пробовать, ведь я и рта не раскрыла на стоянке. У меня же в голове стояли слова Логана о том, что его приятель сказал, что это чудо пахнет коньяком со сливками, сдобренным запахом лука и бензина, и я всё думала, как такие несовместимые ассоциации могли кому-то прийти на ум, ведь даже если постараться, то невозможно представить себе подобный запах. Впрочем, моё сегодняшнее обоняние сумеет выдать ещё и не те ассоциации — сегодня всё пахло желчью.