Одна ночь меняет все
Шрифт:
Я сглотнул скопившуюся во рту горечь.
– Где… ребёнок? – Взгляд уткнулся в её плоский живот, если бы она всё ещё была беременна, это было бы уже заметно.
– Случилось несчастье, Эйван. Он… я… по-по-те…потеря… ла… - кажется, она никак не могла выговорить это до конца. – Эйван.
– Она подняла свои бездонные глаза. – Его больше нет. У нас больше нет малыша.
До меня медленно доходил весь ужас её слов, реальность, казалось, готовилась раздавить меня. Райли отвернулась, вытирая лицо рукавом натянутой на кулак толстовки. Словно в тумане, я вытащил платок и протянул его Райли, но даже не пытался прикоснуться к ней.
– И как долго ты собиралась молчать
– Я бы сказала, обязательно бы сказала, набралась бы смелости и сообщила тебе. Но когда я потеряла ребёнка, решила, что раз так, то и нечего тебя тревожить. Разве я знала тогда, что мы встретимся вновь?
В памяти внезапно всплыло видение: вот она входит в класс, припозднившаяся к началу урока, прижимает ладонь к груди, где, наверняка, в диком ритме бьётся сердце, в её глазах боль и удивление, нет, вернее, шок, лямка рюкзака соскальзывает с плеча, но я уже несусь вперёд, чтобы успеть подхватить её и потребовать объяснений, что, чёрт подери, она делает в Порт Таунсенде.
– Эйван, - всхлипнув, прошептала она, возвращая меня в настоящее.
– Единственная моя вина в том, что я в какой-то степени использовала тебя, пытаясь доказать что-то матери или себе. Что я выросла или что со мной надо считаться. Это такая дурость. Но я расплатилась за неё сполна, поверь мне.
– О чём ты? – внезапно разозлился я от её попыток возложить вину на себя, а эти слова об использовании причиняли непонятную, но в какой-то мере мучительную боль.
Даже сейчас она пыталась всё выставить в таком свете, что я ни при чём, что её проблемы были лишь её проблемами.
– Это… неважно, ты прав, - покачала она головой и снова всхлипнула, поднося ладони к глазам, чтобы стереть вновь навернувшиеся слёзы, а затем взглянула на меня с таким страданием и мольбой, что после следующих её слов почва окончательно ушла у меня из-под ног: - Я хотела его. Я уже любила его.
Застонав, я не сдержался и шагнул к ней, разрываясь от желания то ли обнять её и успокоить, то ли схватить и трясти до тех пор, пока она не скажет, что всё выдумала. Намного проще было обвинять Райли, не чувствовать за собой грехов, но я был виноват, ужасно виноват перед ней, и не знал, что с этим делать. Мне нужно время: подумать и разобраться во всём. И желательно подальше от Райли. Поэтому я опустил руки, так и не прикоснувшись к ней.
– Эйван! – крикнула она, улавливания изменения в моём настроении, но я, отрицательно качая головой, попятился. – Эйван! – протянула Райли руку. Её лицо заливали слёзы, густые тёмные волосы завивались от влаги. В этот момент в ней была какая-то детскость и ранимость. Лишь взгляд взрослого человека – серьёзный, открытый, полный боли и опыта – нарушал картину. – Пожалуйста, не уходи.
«Пожалуйста… не уходи». В этих словах было всё: безысходность дождливого городка, надежда на понимание, мольба обнять и успокоить, просьба о прощении. Одиночество, тяжёлое и неподъёмное, слишком большое для хрупких девичьих плеч.
Боже, она боролась один на один с миром, она выжила, я мог предположить, как всё происходило, чего ей это стоило, но был не готов понять то, что она мне сообщила. Забеременела от меня? Это было невозможно. «Ну почему же? – тут же услужливо возразил мне внутренний голос. – Вы занимались сексом, ты не предохранялся. Ещё и кончил в неё, забывшись».
Я был беспечен и думал только о себе. Она сбежала, я был зол и думал только о себе. Я встретил Райли снова, она отталкивала меня, а я думал только о себе. Пришёл сюда за объяснениями и думал только о себе. Даже сейчас я продолжал это делать – думать исключительно о себе.
– Прости… мне… мне надо… мне надо побыть одному, -
сквозь туман мыслей пробормотал я.То, что она сказала, никак не укладывалось в мою картину мира. Я мог ожидать чего угодно, только не этих её слов: ребёнок... потерять... твой.
Дети – это не про меня. Это не моя жизнь и не моя реальность. Мне было проще принять мир, где Райли была развязной и спала, с кем попало, чем осознать свои ошибки и быть готовым нести за них ответственность. Всё прекрасно осознавая, я продолжал отрицать то, что мне открылось. Мне нужно время, я-то себя знал, нужно время наедине с собой, чтобы до конца принять случившееся, чтобы не сделать что-то неправильно прямо сейчас, не произнести ужасных слов, которым не будет прощенья. А я мог. В голове был вакуум, где крутилась одна брань, которая грозила вылиться на голову Райли, если я сейчас не уйду.
Поэтому я развернулся и пошёл к кромке леса, чувствуя, как туман капельками оседает у меня на коже, это в какой-то степени отрезвляло.
– Эйван! – Она кинулась следом за мной. – Эйван, выслушай меня! – Райли схватила меня за куртку, но я, медленно повернувшись, аккуратно убрал её руки от себя. Мне стало почти смешно: теперь она хотела, чтобы я её слушал. – Ты не можешь просто взять и уйти. Не после всего, что я тебе сказала, - голос её почти сломался от боли.
– Райли, на хрен, ты сказала, что была беременна от меня, ты не можешь ожидать, что я восприму это, как нечто само собой разумеющееся.
– Я и не прошу тебя воспринимать это так, просто… поговори со мной… дай я всё расскажу… не могу это уже носить в себе.
– Это не мешало тебе молчать столько времени. Когда я вернулся в Порт Таунсенд, почему ты мне сразу ничего не сказала?
– А ты как думаешь? Я боялась. Я и сейчас боюсь. Боюсь, что ты уйдёшь, и мне снова придётся справляться со всем одной. Ты не можешь просто так расковырять эту рану и свалить.
Она была «обнажённой», предельно честной, но я видел, что рана, о которой она говорила, не заживала ни на секунду. Хотелось обнять её, успокоить, но как я мог сделать это, ничего не переломав ей от злости? Это была чистая ярость: на себя за глупость, на Райли за молчание, на весь мир за несправедливость. Жизнь – дерьмо! О, сейчас я в полной мере начинал проникаться всей правдивостью данного выражения.
– Пожалуйста, обними меня, скажи, что… скажи что…
– Что всё хорошо? Ни черта уже не будет хорошо!
Не сейчас, когда я узнал, что мог бы стать отцом, и эта мысль не прибавила мне радости, а также мог поломать Райли жизнь, вернее, почти сделал это, и ещё не понимал, что у каждого поступка есть свои последствия.
На задворках сознания промелькнула мысль, которая подняла градус моего собственного отвращения к самому себе до небесных высот. Я чувствовал облегчение. Ведь проблемы больше не было, а значит, и не было надобности решать её. Как Райли вообще могла связаться со мной? Чёрт, я был омерзителен.
– Пожалуйста, - не переставала всхлипывать Райли.
Её голос – тихий, ранимый, наполненный слезами, которые она, казалось, вот уже тысячу лет носила в себе – сломал меня.
Порывисто я обнял её, зарываясь пальцами в пропитавшуюся влагой тумана толстовку, утыкаясь лицом в её мягкие, дивно пахнущие ягодами волосы, чувствуя, как стук её сердца эхом отдаётся в моём теле. Ужасно… Это ужасно… Я не хотел отпускать её. Остаться бы так навеки и не возвращаться в реальность. Чувство потребности в ней, в её силе, в её стойкости неприятно поразило меня. Вмиг ощутив себя ещё более никчёмным, слабым, не приспособленным к жизни, я тут же до конца пропитался отвращением к самому себе.