Одна жизнь

– Комбатр Колзаков прибыл. Прикажете?

Все разом замолчали. Несколько человек поспешно вышли из кабинета, вошел Колзаков, и Леля встретилась на минуту с ним глазами: весело-торжествующими, как ей показалось.

– Разрешите докладывать?
– спросил он, козырнув Беляеву. В комнате, ему казалось, много посторонних.

– Ну, - нетерпеливо сказал Беляев.

Колзаков, ожидавший, видно, другого, чуть запнулся, с удивлением вглядываясь в лицо командарма.

– Первая мобилизованная рота унтеров... рота мобилизованных бывших унтер-офицеров прибыла...
– Он недоуменно смотрел на выражение лица Беляева и еще раз сбился.

– По приказанию военкомарма товарища Невского... в составе трехсот шести штыков. Размещена в казармах, по приказанию...

– Товарищ Колзаков, - перебивая и морщась от раздражения, отмахнулся Беляев, - вы это бросьте! Мы и так знаем, что вы бывший унтер-офицер, и нечего перед нами щеголять этой унтерской рапортовкой. Отвечайте на вопросы. При входе в город вас охранение остановило?

– Остановило, - медленно, точно постепенно приходя в себя, ответил Колзаков.
– Я начальнику объяснил, что веду колонну по приказанию военкомарма, и он нас пропустил.

– Уговорил, значит!
– обращаясь к Беляеву, вставил Меловой.

– Хорошо. Я вам послал навстречу командира, я он вам передал мой приказ. Почему вы его не выполнили?

– Товарищ командующий армией, я объясню. Завернуть колонну и отвести ее на Огородную улицу у меня не имелось никакой возможности. Товарищ Невский от имени советской власти дал слово прямо на митинге, при всем народе, что сборный пункт никак не будет на Огородной. И мне приказал прямо в казармы. Опозорить слово товарища Невского мне невозможно. А если бы я и решился, то, полагаю, мобилизованные за мной бы не пошли.

– Значит, взбунтовались бы?
– небрежно спросил Меловой.
– Такие у них настроения?

Колзаков, не глядя в его сторону, стиснул зубы так, что побелели скулы.

– Я ничего про них не говорю. Я говорю за себя. Я их вел семьдесят верст форсированным маршем с обещанием и приказом - в казармы! И я обмануть их не мог. Можете с меня и взыскивать!

– Так... дискуссия в боевой обстановке, - констатировал Меловой и закурил.

– Мобилизованные готовы хоть завтра на фронт, - сказал Колзаков.

– Значит, - громко и властно вступая в разговор, сказал Меловой, - он хочет нас уверить, что все эти унтера этакие стопроцентные сознательные революционеры без страха и колебаний. Так?

Колзаков медленно повернулся к нему и даже вроде поискал глазами: кто это там к нему обращается, и, будто никого не обнаружив, снова повернулся лицом к командующему.

– К вам обращается председатель Особой тройки Ревтрибунала, отвечайте!
– нервно сказал Беляев.

Меловой продолжал:

– Почему же эти самые унтера до сих пор сидели у себя по избам, если они так хотят сражаться за революцию?

Колзаков слегка пожал плечами:

– Спросите сами... Я думаю, не звали их, вот и сидели. А позвала советская власть - пошли... А может, белые были далеко, они еще над собой опасности не чуяли.

– Ах, вот оно? Белые были далеко - не чуяли. А теперь почуяли. Понятно. А скажите, товарищ, скрытые белогвардейцы, кулаки, контрреволюционеры среди ваших унтеров есть? Ага, вы согласны, что есть. Как же вы хотите нас уверить, что они жаждут идти на фронт против белогвардейщины?

– Они не жаждут, - с брезгливым презрением сказал Колзаков.
– А драться будут, раз приходится. Рога будет. А всякому в душу не влезешь.

– Они вам доверяют?

– Пока я не обманывал, доверяют. Через товарища Невского они и мне доверяют.

– Ну, вот вы это нам и докажите. Как вы считаете, товарищ командующий?

– Да, - сказал Беляев.
– Попробуйте исправить свою ошибку. Завтра приведите роту на площадь. Будет митинг.

– Слушаю.

– Без оружия.

– А где же оружие останется?

– В казармах. С дневальными. И чтоб дневальных было как можно меньше.

– Да ведь они сразу подумают, что их хотят разоружать. Не бросят солдаты оружия в такой обстановке. Товарищ военком им выдал это оружие, а они на площадь митинговать пойдут? Не пойдут.

– А может, он и прав?
– вдруг покладисто заметил Меловой.
– Пускай он просто выведет всю роту на гимнастические занятия. Бегом! Шагом! Одного часа довольно. Тут уж нечего возражать. Вы, Колзаков, многого не знаете, что известно командованию, и за то, что будет дальше, не отвечаете.

Леля с ужасом видела, что плотно сжатые, побелевшие губы Колзакова еле заметно улыбаются. Лицо окаменевшее, стойка "смирно", глаза какие-то невидящие, будто слепнущие от бешенства.

– Товарищ Невский, - звонко и четко проговорил он чистым от сдержанной ненависти голосом, - наш политический руководитель - не учил нас брать народ на подлость!

Меловой в упор посмотрел на Беляева.

Тот встал.

– Товарищ Колзаков, приказываю завтра в семь ноль-ноль вывести роту на гимнастические занятия на один час. Вы знаете, что такое невыполнение приказа в боевой обстановке?

– Знаю.

– Повторяю: будете выполнять?

– Товарищ командующий, поверьте мне, - вдруг умоляюще, почти униженно заговорил Колзаков, - так может подорваться по всей губернии мобилизация...

– Не обсуждать приказа! Выполняйте без обсуждений!

– Слушаю!.. Приказ военкомарма выполнил без обсуждений. Контрреволюционных приказов не имею права выполнять.

– При такой дисциплине воевать нельзя. Вот вам налицо причины ваших неуспехов в борьбе с белогвардейщиной. Митинговщину мы прикончим. Разговор простой - трибунал в двадцать четыре часа. Мы наведем порядок, хотя бы нам сотню таких к стенке пришлось поставить.

– Товарищ Колзаков!..
– вдруг поспешно заговорил Беляев, но Меловой уже окончательно взял разговор в свои руки. Он встал и холодно приказал:

– Сдать личное оружие. Вы арестованы военным трибуналом. Конвой, сюда!

Он протянул руку, Колзаков, не двигаясь, смотрел ему в глаза, в упор:

– Покажи документ!

– Что?.. Вот сюда, на стол кладите!
– повторил Меловой.

– Дай документ, так не отдам.

Меловой нервно дернул пуговицу бокового кармана, вытащил что-то не то, отыскал мандат, развернул и положил на стол перед Колзаковым.

Конвойные солдаты уже жались в дверях, дожидаясь. Нисветаев, который их привел, смотрел с ужасом. Дочитав мандат, Колзаков медленно отстегнул шашку и бережно уложил ее на край стола. Рядом небрежно бросил пистолет в кобуре со всей портупеей и ремнем, оставшись распоясанным, как положено арестованному. Потом вынул из кармана серебряные часы с крышкой, положил и толкнул по столу так, что они скользнули и упали на колени Мелового.