Однажды под Рождество

— Вашу историю мне рассказала Лили, моя кузина. Не думаю, что она услышала ее от дяди: такими вещами не стал бы хвастать даже он. Думаю, она не знает, что он в этом участвовал.

— У меня к ней нет никаких претензий. Дети не виновны в поступках своих родителей, — последнюю фразу он произнес так горько, что эту боль, наверное, заметил бы даже Тим. Но, к счастью, Тима здесь не было, и я могла сказать Эрику то, о чем давно уже думала:

— Эрик, Вы гораздо благороднее жителей этого города. Вам не место здесь, но не потому, что Вы какой-то не такой, а потому, что большинство горожан не дотягивают до вашего уровня.

— Я не благородный, Вы заблуждаетесь. Просто у меня есть правила и принципы.

— В наличии принципов и заключается для меня большая часть понятия «благородство».

— Не стану спорить, ведь я понимаю это иначе, и во мнениях мы никогда не сойдемся, — ответил мой спаситель, допивая чай.

Тут в комнату вернулся Тим и с порога заявил:

— Мы уходим.

— Что-то случилось? — растерялась я.

— А ты как думаешь? Там Лили рвет и мечет. Сказала, чтобы я немедленно тащил тебя к ней.

— Ох… только этого мне не хватало…

— Что ж поделаешь, надо было предупредить всех вчера и не было бы сейчас проблем.

— Боюсь, это было невозможно. Прошлым вечером Мериан была не в состоянии рассуждать логически, — вступился за меня Эрик.

— Ладно, ладно, понял я. Так ты идешь?

— Конечно. Спасибо, Эрик. Я не знаю, что бы я без Вас делала.

— Полагаю, то же, что и всегда.

— Вероятно. Однако не думаю, что в таком случае пришла бы в себя настолько быстро. Еще раз спасибо.

Эрик проводил нас до двери и на пороге тихо сказал мне:

— Помните: эти двери всегда открыты для Вас. Если захотите прийти, просто постучитесь в дверь как вчера — рукой, а не молотком. Именно это заставило меня вчера усомниться в дурных намерениях визитера.

— Я так и сделаю. И, Эрик… Возможно, это покажется Вам странным, ведь мы видимся лишь второй раз, но, может быть, мы всё же перейдем на «ты»?

Несколько секунд мужчина (называть парнем человека, повзрослевшего в десять лет, просто не поворачивается язык) молчал, а затем слегка кивнул в знак согласия. Я улыбнулась и вышла на свежий морозный воздух. Тим задержался в дверях и, думая, что я не слышу, прошептал Эрику:

— Спасибо Вам. Мы не можем допустить, чтобы что-то произошло с нашими друзьями, иначе какие же тогда мы друзья?

Он хлопнул Эрика по плечу и вышел на аллею.

========== Диагноз ==========

Солнце светило ярко, отражаясь от пушистого снега, и слепило глаза, куда бы ты ни посмотрел. Ветра не было, а трескучий мороз лишь румянил щеки. Мы шли молча, не глядя друг на друга, но недалеко от дома моего дяди Тим наконец заговорил:

— Я сказал, что ты вчера пришла после двенадцати, так как гуляла по окрестностям. Но когда вернулась, оказалось, что ты где-то оставила сумочку, поэтому сегодня утром ты встала пораньше и, решив никого не тревожить, отправилась на поиски.

— Спасибо Тим. За всё.

— Да не за что. Скажи

— Что?

— Это я виноват в том, что вчера случилось?

— Да нет. Я привыкла к таким разговорам, так что даже не знаю, что спровоцировало припадок. Наверное, я слишком отвлеклась от своей жизни в этом городе. Забыла, кто я и откуда. А зря. Реальность никогда не оставляет в покое. Она лишь притворяется, дает тебе расслабиться, а затем наносит еще более жестокий удар, резко врываясь в твое безмятежное состояние. Я всегда говорила себе, что нельзя расслабляться, и сама же забыла свои слова.

— Погоди, ты хочешь сказать, что не умеешь веселиться?

Почему-то его вопрос меня рассмешил. Улыбнувшись, я поведала подозрительно на меня косившемуся Тиму простую истину:

— Нет, вот этого я как раз таки не говорила. Я люблю веселиться. Только не так, как это принято — ночные клубы и шумные сборища меня не привлекают.

— А что же тогда ты делаешь?

— Да что угодно, лишь бы было весело, а народу мало, — ответила я и вошла в дом.

Неразбериха, царившая там, тут же закрутила меня в свой водоворот. Дядя читал нотации на тему «как нехорошо оставлять родных в неизвестности по поводу твоей судьбы, пугать Лили и бросать работу ради сумки, которую могли бы найти слуги», причем, думаю, важнейшим аргументом в этой речи была именно работа. Лили истерично осматривала меня на предмет ушибов, обморожений и прочих «травм, несовместимых с жизнью», спрашивала, нашла ли я телефон, и интересовалась, почему же я не позвала ее пойти с собой. Я всеми силами отмазывалась, говоря, что девушка и так слишком занята, чтобы еще и в поисках моей сумки по городу бегать, да и потом, я думала, что вернусь до начала рабочего дня, ведь работу бросать нельзя (на что дядя счастливо покивал), а Лили в такую рань еще спит. Джейсон же стоял в сторонке и нервно перебирал носовой платок. Он молчал и лишь внимательно смотрел на меня, словно чувствовал, что я что-то недоговариваю. Он был единственным человеком в этой комнате, который, казалось, видел меня насквозь. Мне подумалось, что Джей заслуживает правды, пусть даже это и заставит его нервничать, ведь томиться в неизвестности — это хуже всего, тем более, когда тебе врет тот, кого ты считаешь, как минимум, другом. Тим же активно помогал мне выкручиваться, разряжая ситуацию веселыми шутками и добродушно подтрунивая надо мной на тему моей рассеянности. Весь этот гвалт утих лишь через час, Тим ушел в университет, а я направилась к себе в комнату, позвав Джейсона помочь мне.

— Ты хотела поговорить? — робко спросил он.

— Да, Джей. Я не хочу, чтобы волновались мои родственники, но тебе я врать не буду, ты ведь мой друг.

— Ты не искала сумочку, да? Ты ведь вообще сегодня не ночевала дома. Ты никогда не бросила бы работу ради телефона.

— Ты очень проницателен, Джей. Меня действительно не было дома этой ночью.

Парень смутился и прошептал:

— Вовсе я не проницательный, — а затем добавил уже громче: — Но ты расскажешь мне, где была и почему так выглядишь? Так… — он замялся.

— Так ужасно? — ухмыльнулась я.

— Нет! Ты всегда прекрасно выглядишь! То есть, я хотел сказать… ну… ты просто… ты выглядишь измученно, — он покраснел до кончиков ушей, и создалось впечатление, что парень является дальним родственником Синьора Помидора.

— Присаживайся, рассказ недолгий, но не самый приятный, — я похлопала по кровати рядом с собой, но Джейсон выдвинул стул и уселся напротив. «Что же он такой закомплексованный, а?» — в сотый раз удивилась я.

— Если в двух словах, я страдаю паническими атаками.

— Паническими атаками?

— Это заболевание, при котором нарушается восприятие окружающего: видишь всё словно через призму и отстраненно, самовосприятие — словно тебя и вовсе нет, начинаются боли в сердце, появляются потливость и раскоординация движений. Но самое главное и, надо сказать, самое противное, в этом заболевании — страх. Точнее, паника. Ты боишься умереть, боишься совершить что-то ужасное, да вообще всего боишься. Ты словно падаешь в пропасть, заполненную могильным холодом и мраком, и выбраться из нее невозможно… — когда я говорила это, мой голос становился всё тише и тише, пока я не перешла на еле слышный шепот.

— Это ужасно… — Джей явно был в шоке. — Я не думал, что всё настолько плохо. Но тебе помогли? Ты была в больнице и просто не хотела нас волновать?

— Понимаешь, Джейсон, проблема в том, что мне не помогают лекарства. Иногда медицина способна снимать эти симптомы, но далеко не всегда. В моем случае всё это бесполезно. Потому я пошла не в больницу, а к знакомому, который, как я думала, мог мне помочь.

— А кто это?

— Эрик Джейнз.

— Джейнз? А чем он тебе помог? Скажи, если это снова начнется, я смогу сделать то же самое?