Однажды под Рождество

— Нет, конечно.

— А тебя будут считать таковым?

— Нет…

— Так почему же шеф должен решить, что ты лентяй? Ты всегда усердно работаешь, никогда не халтуришь, и тут впервые попросил отгул. Ты же не начинаешь отпрашиваться каждый день, а значит, ты не лентяй — ты просто устал и тебе нужен отдых.

— Ну… хорошо, я попробую! — сдался на милость победителя мистер скромность. Впрочем, до победы мне было еще ой как далеко! Но я намеревалась пройти этот путь до конца, дотащив до этого самого конца Джейсона. Ведь ему это было необходимо. — Ты права, даже если он меня и не отпустит, я хоть буду знать, что попытался.

— Молодец, начинай поднимать свою самооценку!

Джейсон ушел, а через час вернулся с улыбкой до ушей и сообщил, что шеф отпустил его, даже не спрашивая, почему он хочет уйти.

— Он сказал: «Раз надо, то иди». Здорово, да?

— Ну, разве не приятно осознавать, что ты наконец-то рискнул?

— Это здорово. Спасибо тебе, ты замечательная…

Он умчался со скоростью торпедного катера, а замеченная мной краснота его ушей говорила о том, что он снова стесняется того, что сказал. «Какой же он всё-таки милый», — улыбнулась я и погрузилась в работу.

========== Тот, кто важнее друга ==========

Я получила уже три письма от Робина. В первом он паниковал на тему «если это опять началось, я немедленно приеду и заберу тебя оттуда. Твоя жизнь — не „Божественная комедия”, и вряд ли тебе стоит проходить все круги. В университете припадки случались редко, так что я забираю тебя. Если не хочешь, чтобы я приезжал, собирайся и возвращайся сама». Я ответила ему, что у меня нет причин бросать работу и новых друзей только потому, что случилась мелкая неприятность, и что ему не стоит приезжать, но не потому, что я не хочу его видеть, или потому, что думаю, будто он слишком занят, а потому, что я всё равно не вернусь, и он меня не переубедит. К тому же, я сделала акцент на том, что впервые мне смогли помочь, а потому я тем более не собираюсь всё бросать, ведь если что, мне снова смогут помочь. Робин всё равно возмущался, но уже не так активно, плюс он интересовался, что именно произошло у Эрика и каким образом он умудрился меня успокоить, ведь раньше, если до меня дотрагивались в такой момент, я начинала драться и кричать. Я рассказала ему всё, что помнила, и заверила, что приезжать всё же не стоит. Робин успокоился и сообщил, что взял на заметку действия моего спасителя. Затем он долго и пространно обсуждал мою работу, родственников и друзей, так что казалось, будто мы и не расставались вовсе, ведь мы часто переписывались, даже когда вместе учились в университете. Когда Робин получил степень бакалавра юридических наук и вернулся домой, мне было немного одиноко, но мы продолжили такую вот переписку, и этого вполне хватало. К тому же, он жил не слишком далеко от университета, так что частенько заезжал в гости. Сейчас он не мог меня проведать, и мне этого не хватало, однако я прекрасно себя чувствовала и просто переписываясь с ним. Возможно, я всего лишь накручивала себя, думая, что мне будет ужасно одиноко без него, а возможно, решающую роль в этом сыграли мои новые друзья.

С Джейсоном я болтала каждый день, пытаясь помочь ему стать увереннее в себе, и он начал двигаться вперед, медленно, но верно. С Тимом мы виделись довольно часто: во второй половине дня я обычно ходила в библиотеку и проводила время за книгами, после чего аспирант всегда провожал меня домой и, бывало, даже оставался на ужин. Оказалось, что отец Тима дружил с дядей Мартином, а сам парень частенько помогал на фирме, потому и звал моего дядю «шефом». А еще я навещала Эрика. Мы не говорили ни о его прошлом, ни о моем, нам это было просто не нужно: у каждого из нас своя боль, а рассказывать о ней… Говори — не говори, тот, кто этого не пережил, всё равно не поймет, а тот, кто чувствует то же, что и ты, не нуждается в деталях событий. Он понимает тебя без слов. Мы вообще по большей части молчали, однако Эрик любил рассказывать о науке, и я с удовольствием его слушала. Говорили, что он был гением, и это была чистая правда. Полная отстраненность от внешнего мира привела к потрясающим результатам: Эрик воспринимал информацию на совершенно ином уровне, нежели среднестатистический человек. Он измерял всё цифрами и формулами и понимал всё именно в этом ключе. Наверное, именно поэтому он не любил, когда кто-то говорил о своих чувствах: он не мог перевести нечто абстрактное в формулу, хотя честно пытался, и иногда это у него даже получалось. С Лили же мы обычно болтали перед сном обо всякой женской ерунде, и меня дико удивил тот факт, что, как оказалось, ей нравился Эрик. Она совсем его не знала, но ее притягивали его загадочность и мрачность. К тому же, он был симпатичен и богат, и это тоже внесло немалую лепту. Девушка очень сокрушалась по поводу того, что ей «ничего не светит», ведь Эрик был «не от мира сего» и ему «было на всех плевать». Я не думала, что вправе рассказывать ей, какой Эрик на самом деле — если она захочет его понять, она это сделает, а потому в ответ на такие реплики обычно отмалчивалась.

Однажды Лили попросила меня пригласить Эрика в гости и познакомить их. Я не думала, что из этого что-то получится и он вдруг оттает, но мне и самой очень хотелось вытащить его хоть куда-нибудь: не может же он всю жизнь провести взаперти? Тем же вечером я направилась на Виллингтон-роуд, однако по дороге встретила Тима. Он шел с огромной спортивной сумкой наперевес и тихонько напевал какую-то веселую мелодию. Было видно, что он доволен жизнью, как чеширский кот.

— О, привет! Какими судьбами в этой части города? — разулыбался он, всё больше становясь похожим на знаменитого Керроловского Чешира.

— Иду к Эрику. Лили попросила пригласить его завтра к нам на ужин. Дядя уезжает по делам в Сиэтл, так что его не будет — это отличный шанс вытащить Эрика на свет Божий.

— Не думаю, что он так уж об этом мечтает. Я таких мрачных типов в жизни не видел.

— Жизнь — штука сложная. Не стоит судить о человеке, не зная его.

— Ага, «не суди, да не судим будешь». Только, думаю, он все же слишком мрачный.

— Что ж поделаешь. У него такой характер, и это часть его личности. Будь он весельчаком, это был бы уже не он.

— Ого, что я вижу! Ты любишь бук? Или готику? Или просто пессимизм?

— Ёрный ты, прям жуть. Нет, я не люблю бук и пессимизм. Готика — это прекрасное направление в искусстве, особенно в архитектуре, так что не знаю, чем она тебе не угодила. А что насчет Эрика — он мне нравится. Он хороший человек. И не имеет значения, любит он смеяться или грустить. Говорят, что человека делают обстоятельства. Не уверена, что это так. Если плыть по течению, никогда не достигнешь берега. Просто утонешь. Хотя еще большей глупостью было бы плыть навстречу потоку: так ты только приблизишь свой конец. Думаю, оптимальным решением будет отправиться вниз по течению, корректируя траекторию движения в сторону берега. Тогда есть вероятность, что ты всё же чего-то добьешься. Не факт, что ты не попадешь в водоворот и ногу не сведет судорога, но если не пытаться, то точно ничего не выйдет. Было время, когда я отчаянно сопротивлялась своей судьбе, но это время давно прошло. Также было время когда я опустила руки и покорилась ей. Но я смогла прийти к выводу, что нужно хотя бы попытаться улучшить собственную жизнь. А так как помочь в этом никто не сможет, придется полагаться только на себя, самой совершать ошибки и самой радоваться победам. Триумфа в этой битве не достичь, но борьба не пройдет бесследно. Останутся хотя бы следы.

— Думаю, в этом мы похожи. Я тоже боец — не люблю сидеть сложа руки. Знаешь, я именно потому и пошел заниматься биатлоном, ведь этот спорт помогает увидеть, что мне есть к чему стремиться — к финишу. И что я могу каждый раз улучшать свои результаты. Вроде бы, что такого? Просто бег со стрельбой. Вот только я другого мнения. Трасса как жизнь: вроде, и не свернешь, и, в то же время, можно найти наилучшую траекторию движения. Когда ты стреляешь, видишь, смог ли стать лучше, можешь ли сделать что-то ответственное и важное. И когда, наконец, приходишь к финишу, понимаешь, что мог бы пройти трассу и лучше. Только вот трассу ты пройти заново сможешь, а жизненный путь — нет. Поэтому я бегу каждый раз, как в последний, словно потом не смогу этого повторить. Ни рестарта, ни повтора. Ничего.

— Ты молодец, выкладываешься на полную, за это я тебя и уважаю. Ты всего добиваешься упорным трудом и, не оглядываясь, идешь к своей цели. Я бы так не смогла…

— Да ладно, тебя же уже приняли в Квантико! — возразил Тим и тут же стушевался. — Ой, прости, я не хотел…

— Всё в порядке, — я искренне улыбнулась парню. — То, что случилось тогда, — не твоя вина, я сто раз тебе говорила. А Квантико… Да, это просто чудо, что я буду там работать. Хоть и аналитиком, а не оперативником, всё же это лучшее, что может быть, это мечта всей моей жизни. Ради нее я готова на всё, и большего мне не нужно.

— Да? А как же любовь? Я думал, главное для человека — найти того, кто его понимает и любит.

— Может, ты и прав. Любовь важна, но для меня на первый план выходит то, зачем я проделала весь этот путь. Я бы не смогла отказаться от этой должности, даже если бы решался вопрос, буду я с тем, кого люблю, или нет.

— Ты настолько самостоятельна и бесчувственна? Вот уж не думал, — в голосе парня промелькнул холодок, но я решила не заострять на этом внимание, и потому вполне миролюбиво ответила:

— Я действительно самостоятельна и не люблю просить помощи. Но не потому, что мне нравится доказывать себе, будто я могу абсолютно всё, а лишь потому, что я не люблю напрягать окружающих. Ненавижу доставлять неудобства.

— Даже в мелочах?

— Тем более в мелочах. Если случается что-то серьезное, справиться с этим в сто раз сложнее, и если человек тебе поможет, вряд ли он будет считать, что время потрачено зря. С мелочами всё иначе: человек может решить, что его используют, или что он мог сделать что-то для себя, вместо того, чтобы помогать мне.