Однажды рабби уйдёт

Скофилд снова показал свои квадратные белые зубы.

– Какой-то еврей или итальянец…

– Конечно. Почему бы и нет? – Тут его осенила внезапная мысль. – Слу-ушай, заметил парня, который сидел у меня в офисе вчера днём? Так вот, это был Джим Талли. Он медбрат, или санитар, или что-то такое в больнице Линна. Он сообщил мне, что Джо Брэдли, сенатор от этого округа, оказался в больнице с тяжёлым сердечным приступом. Официальная версия – прохождение обследования, но на самом деле у него инфаркт, причём тяжёлый.

– И?

– Так что, скорее всего, он не будет баллотироваться на переизбрание. Никто ещё не знает, поэтому, если бы ты заявил об этом…

– Сенатор штата? Это просто смешно. Как можно надеяться баллотироваться на пост сенатора штата с бухты-барахты? Для этого следует хорошо потрудиться. Возможно, я мог бы баллотироваться на члена городского управления Барнардс-Кроссинга, но…

– Должность члена городского управления не даст тебе ничего, кроме, может быть, нескольких телефонных звонков с жалобами на сборку мусора. И никакой зарплаты. Сколько известных тебе муниципальных служащих играют важную роль в политике? Ты хочешь выбраться из местного болота и попасть в сенат. И там уже лавировать. – Малкейхи зигзагообразно взмахнул обеими руками. – После этого ты можешь стать членом какой-либо комиссии или судьёй, если тебе это по вкусу. Или остаться сенатором, затем перейти к конгрессмену и переехать в Вашингтон. А там возможности... – Он развёл руки над головой, демонстрируя бесконечность.

– Да, но всё это требует денег.

– Первое правило политики, – веско проронил Малкейхи, – не использовать свои собственные деньги. Только деньги других людей, вклады в кампанию.

– Но для начала требуется хоть какая-то сумма.

Малкейхи кивнул.

– Конечно, стартовый капитал. Но у тебя он есть. Твоя одежда, твои апартаменты в Уотерфронт Тауэрс...

– Немного, – признался Скофилд. – Моя доля от продажи дома после смерти отца. Всего лишь несколько тысяч.

– Слушай, мальчик, тебе не нужно много, чтобы начать. И ты не выбрасываешь деньги на ветер. Это реклама. Неужели непонятно? Выигрыш, проигрыш – ты получаешь всю эту рекламу бесплатно. Скажем, ты проводишь митинг. И начинаешь, представляя себя: «Я Джон Скофилд, практикующий адвокат с офисами в Салеме». Уловил? В аудитории обязательно окажется какой-то зануда, у которого имеется небольшая юридическая проблема. Кто-то должен ему денег и не возвращает долг. Или ему нужно составить какой-то контракт. У него нет адвоката. Ну вот, перед ним порядочный молодой парень, который говорит здравые вещи, и он адвокат в Салеме. Почему бы не пойти к нему? Ясно? А теперь – что будет, если ты выиграешь?

– И что же?

Малкейхи возвёл руки к небу, как будто собрался обнять небеса.

– Ты будешь ворочать большими делами. Мы создадим юридическую фирму: «Скофилд, Малкейхи, Коэн и Мастранжело». – Он махнул рукой, будто указывая на дверную табличку.

– Кто такие Коэн и Мастранжело?

– Мы заполучим умного еврея или итальянца. А может, и обоих сразу.

– А может быть, Вентуро из офиса окружного прокурора для итальянской общины, – предложил Скофилд.

– Возможно, – кивнул Малкейхи.

Скофилд в восторге сверкнул зубами при мысли об одурачившем его человеке, который теперь станет трудиться на него. Но потом вернулся к реальности.

– Нет, это глупо. Я не могу баллотироваться на пост сенатора штата.

– Почему бы и нет? Это наилучший выбор для тебя. Ты бы баллотировался как республиканец, и к тому же на первичных выборах. Кандидат от республиканцев обязательно победит на выборах в этих округах, независимо от того, кто он. Вот основной вопрос, который должен тебя интересовать. Сколько людей голосует на первичных выборах? Двадцать процентов? Максимум двадцать пять. Ты получаешь твёрдую поддержку Барнардс-Кроссинга, и дело в кармане. Теперь – самое главное. Ты – один. Единственный, кто будет баллотироваться от республиканцев.

– Почему единственный?

– Потому что никто, никто в здравом уме не собирается оспаривать выдвижение Джо Брэдли. Он был сенатором от округа – не знаю, сколько лет. Итак, ты заявляешь об этом. Затем, когда он, наконец, сообщает, что не будет переизбираться, ты получаешься единственным игроком на поле.

– Да, и в ту минуту, когда он заявляет, на поле выскакивает полдюжины других.

– Ну и что? Ты-то выступил первым. И получишь известность прежде, чем другие начнут действовать.

– А если ваш друг ошибся, и Брэдли снова выставит свою кандидатуру?

– Значит, ты проиграешь. Но у тебя останется вся бесплатная реклама, вся шумиха.

– Ну-у...

5

Когда его спрашивали, чем он зарабатывает на жизнь, Тони Д’Анджело предпочитал уклончиво отвечать, что связан с политикой. Но он ни разу не баллотировался на выборах и не проводил кампаний за чьи-либо выборы. А вместо этого заключал сделки. Сведения, которыми он владел, позволяли чётко определять точки давления на различных ключевых членов законодательного собрания штата и администрации. Недавно Д’Анджело почти полностью посвятил себя потребностям партийного большинства, и связь не осталась незамеченной, поэтому он встречался с помощником по административным вопросам в захудалом кафе в Саут-Энде, а не в обычном ресторане в Хилле.

– Сейчас, Тони, ты опасен, – объяснил администратор. – Большая шишка из партии огорчился бы, если бы узнал, что я вообще разговариваю с тобой.

Тони Д’Анджело кивнул. Он не огорчился и даже не обиделся. Лидер большинства просто уведомил его через своего административного помощника, что не хочет видеть его рядом с собой. Ничего личного. Просто политика – по крайней мере, тот аспект политики, в который вовлечён Тони.

– Так что же мне делать? – спросил он.

Администратор развёл толстыми, мясистыми руками. Это был крупный, розовощёкий молодой человек лет тридцати, прекрасно понимавший свою силу и значимость.

– Ты слишком часто бросался в глаза, Тони. Репортёр из «Глоб» принялся всюду совать свой нос. До нас дошли слухи, что он создал целую сеть из сенатских корреспондентов, в том числе телевизионщиков, чтобы следить за тобой – из каких офисов ты выходишь и в какие заходишь. Так что Большая шишка считает, что тебе стоит немного отдохнуть. Два-три месяца, а после выборов всё утихнет. Найди себе девушку и отправляйся во Флориду.

– У меня есть девушка.

– Тем лучше, сможешь уехать пораньше.

– Ты говоришь мне, что запахло жареным?

– Может быть, и не так уж сильно. Но зачем рисковать? Даже если ты просто останешься дома – где это? Линн? Ревир?

– Ревир.

– Пусть Ревир. Притихни на некоторое время. Прогуляйся по набережной, подыши морским воздухом, сходи на ипподром, в салоны для игры в бинго…

– Да, а на что мне покупать еду?

– На свои запасы.

– А где мне взять эти запасы?

Помощник по административным вопросам улыбнулся, как будто Тони хлопнул его по колену.

– А твои гонорары за сделки? Что случилось с ними?

– Спроси букмекеров.

– Да? Ну, значит, найдёшь какую-нибудь работу. Я уверен: с твоими связями…

– У меня нет никаких связей в Ревире. Я слишком осторожен, чтобы лезть в местную политику. Там меня никто не знает.

– Как насчёт «Атлантик Дреджинг»? Разве ты не имеешь отношения к тому, что Кэш голосовал против Закона о гавани [23] ?

– Я никогда ничего не получал от Кэша. Он всё проворачивал сам и втихую.

23

«Атлантик Дреджинг» — судя по названию, компания занимается дноуглубительными работами в океане. Закон о реках и гаванях может относиться к одному из многих законодательных актов и ассигнований, принятых как Конгрессом Соединённых Штатов, так и местными законодательными собраниями с момента принятия первого такого закона в 1824 году. В частности, он предусматривает финансирование исследований и различных работ в реках и гаванях.