Однажды в Лопушках

— Ты не искал её?

— Искал. Не мести ради, но дочки горевали по матушке. А она… развода попросила. Я и дал. Хочет со своим хахалем в браке жить? Пускай себе. Тогда-то и понял, что все променял на ведьмино золото.

Дед вздохнул.

— Дочек-то растить пытался, но… не вышло. Твоя матушка первой сбежала, а там уже и младшенькая… может, если б я помягче был, оно б так не получилось. Ну да чего гадать… — дед махнул рукой и разом посерьезнел. — Срок выходит. Пора тебе.

— Куда?

— Туда, — он указал на лес, что вдруг показался на диво недружелюбным. Стоит темною стеной. — Иди. И помни, кто ты есть.

Олег бы и рад, да сперва понять бы на самом деле, кто он есть.

— Иди, иди, — дед махнул рукой. — А то тут легко задержаться можно. Тебя вон ждут. И… придет час, не ошибись с выбором.

Это он про что?

Если про женитьбу, то как ошибиться? Олег все для себя решил. Оно и вправду… титул, не титул, дадут, не дадут. На кой ляд он вообще Олегу нужен? Сколько лет без титула прожил, столько еще и проживет. С Ингой оно, конечно, на диво неудобно вышло, но тут уж как-нибудь сладит.

Она женщина разумная.

Да и Олег не дурак. Договорятся. А вот Ксения… тут думать надобно, как подойти, чтоб не получилось криво.

— Вот… дурень, — сказал дед и руки выпрямил, отчего Олегу в грудь ударило, опрокинуло, потянуло к лесу.

И вытянуло.

Он распахнул глаза резко, как и вдох сделал. А задышавши, удивился тому, что дышать-то способен. И еще тому, что кошка, устроившаяся на груди, та самая, трехцветная, разом спину выгнула.

— Ты чего? — спросил Олег.

— Ничего, — ответила кошка, спрыгнув. То есть, сперва-то он решил, что кошка, но тут же сообразил: нет, не она.

Ксения.

Сидит и… и сидит. Рядом. Смотрит серьезно так. С упреком, будто он чего плохого сделал. Оно, конечно, может, Олег и хорошего немного натворил, но зачем же вот так-то?

— Она просто лишнее забрала, — сказала Ксения.

А Олег подумал и предложил:

— Замуж за меня выходи.

Он ведь серьезно!

— У тебя же невеста имеется. Две даже, — она произнесла это не зло, с насмешкой, будто бы все-то про него знала, понимала и видела. — Третьей зовешь?

— Единственной, — он попытался привстать. Тело было… будто камнями засыпано. — Я… мне жаль, что так с Линкой получилось. Сам не понимаю, как оно вышло. И вообще… а с Ингой я поговорю. Объясню. И… я не люблю её, а она меня.

— А меня, стало быть, любишь? — глаза у Ксении полупрозрачные, светлые, что вода в ручье. И глядеться в них хочется, а наглядеться сил нет.

— Это не любовь. Это хуже, — честно ответил Олег. — Я просто знаю, что без тебя мне жизни нет.

Правду, между прочим, сказал чистую. И ему поверили.

Вздохнули тихонько.

Коснулись осторожно лба, будто проверяя, не бредит ли он. А он не бредит. Он… он, может, только сейчас понимать начал, чего ради люди живут.

— Хочешь, тут усадьбу выкуплю. И консерваторию построю.

— Зачем? — вот теперь Ксения удивилась.

— Буду тебя туда водить. На концерты. Правда… я не особо умею слушать.

— Это тебе просто еще никто правильно не играл.

— А ты?

— Сыграю, — пообещала она. — Только сперва поговори со своей Ингой, хорошо?

Он кивнул.

Поговорит. А Ксения, подняв кошку, что не ушла-то далеко, но крутилась подле кровати, добавила:

— Только… детей у меня, скорее всего, не будет, — произнесла она тихо. — Поэтому думай…

Думать?

А чего тут думать. Олег никогда чадолюбием не отличался, да и вообще… где он, и где дети. Как-нибудь решится…

Глава 42 Где родственные связи оказываются весьма полезны

…в детстве я был очень рисковым ребенком и писал домашку сразу в чистовик.

Из воспоминаний одного видного политического деятеля

Дядюшкин телефон хранил молчание, а вот дед отозвался сразу. Правда, Николай долго думал, стоит ли его вообще тревожить, но после решил, что все-таки стоит.

Дело…

Непростое.

— Дед, — сказал он, и впервые получилось произнести слово просто, так, как нужно. — Что ты знаешь о рубиновом гарнитуре императрицы?

— Которой? — уточнил дед.

— Екатерины. Второй. Утерянном. Колье из рубинов, к нему диадема, парные браслеты, кольцо и…

— Подвеска. К колье. С крупным камнем. С очень крупным красным алмазом, — голос деда стал ниже. — Он там?

— Камень?

— Не смей прикасаться!

— Да я его в глаза не видел! — сказал Николай совершенно искренне, но потом подумал и добавил. — Во всяком случае пока…

— Вот как увидишь, так не смей прикасаться. И… погоди, Игнатка поможет.

— Да я как-нибудь сам…

Дед прямо высказал, что он про этакую самостоятельность думает, и главное, в словах не стеснялся, разом отчего-то позабывши и о чести родовой, и о правилах хорошего тона. Стало быть… стало быть, не ошибся Николай со звонком.

Он присел.

И велел:

— Рассказывай.

Дед ответил не сразу, но все же заговорил.

— Донельзя мутная история… как ты знаешь, императрица… которую далеко не все таковою признавали, ибо пусть и венчали её на царство с супругом вместе, однако после смерти оного Екатерина не приняла истинного венца. И это говорило о многом.

— О чем?

— Ты ж большой мальчик, догадайся. Истинный венец был сотворен тем же Брюсом, дабы хранить кровь Петрову.

…и является, судя по всему, артефактом весьма мощным. А стало быть, существовала некая вероятность, что артефакт этот способен самозванца наказать.

— …притом, что была на Катьке вина… была… и не хмурься. Нашему роду многое ведомо. Мы верно служили, пусть не царям, царей много и не всякие из них для царства годны, но земле этой. Время сложным было… захочешь, дам почитать архивы.

— Может, и захочу, — проворчал Николай, подозревая, что одним чтением дело не ограничится, да и… надо ли совать нос в дела давние?

— Захоти, захоти… историю-то в школе чутка иную преподают. Приличную, — это слово дед выделил тоном. И Николай услышал, как что-то щелкнуло. — На деле-то иначе… многое иначе… на деле-то супруг Катькин пусть и правильной крови, да разума слабого. И многое натворить способен был. Потому-то и позволили ему… приболеть. А уж после, не видя иного способа, возвели императрицу на престол. Сперва-то она тихою была, благодарною, вот многие решили, что удобная фигура. Но время показало, да…