Однажды в Лопушках

Поверила.

И пошла.

Понадеялась, что птица её выведет к людям. Но только, кажется, глубже в лес забрела. Брела, брела… и провалилась. Сперва провалилась нога. И Оленька еще решила, что это так, просто в кочку. Бывает же? Бывает. К этому времени она устала невероятно, а потому даже не выругалась.

Не так, как могла бы.

Только дернула ногу, чтобы убедиться: та застряла. И Оленька тогда без сил опустилась на кочку, сказав:

— Сейчас, вот освобожусь и дальше пойдем.

А сорока устроилась над Оленькиной головой и замолчала, только уставилась круглыми глазенками. Наверняка, знала, что там, под корнями. Оленька же… сидела.

Просто сидела.

Минуту.

Или даже две. Вряд ли дольше. Сидела и думала, что влипла во все это по собственной глупости. И не надо было маму слушать, еще раньше не надо было, а она слушала. Никогда не умела настоять на своем. Бестолковая она. И бесхарактерная.

Стало обидно. И Оленька, вцепившись в собственную ногу под коленом, дернула её. Что-то захрустело, правда, не под ногой, а под Оленькиной попой, а потом она, собственно говоря, и провалилась.

Пискнуть не успела.

А там уже пищать стало совсем поздно, и она, Оленька, еще головой ударилась. Крепко. Потому что отключилась. И лежала, лежала… когда же пришла в себя, то поняла, что находится под землей. И тут сыро. Мокро. И кажется, кто-то дышит.

Рядом.

Она не закричала только потому, что кричать не было сил. Сердце заколотилось быстро-быстро, а пальцы сложились знакомым узором. И заговор Оленька шептала без звука, но прошептала, правда, не особо надеясь, что поможет.

Однако тьма чуть расступилась.

…зрение магическое имеет природу иную от зрения оптического, — зазвучал в голове скрипучий голос мастера-физиолога. — И в то же время наблюдается определенное сходство. Как наш глаз поглощает световые волны, так само тело поглощает энергетические, которые тоже…

Что именно «тоже», Оленька не вспомнила, как ни силилась, но перевернувшись на живот, она пошевелила ногами. Обе были свободны. Правда, штаны промокли, и кофточка её, и вся-то одежда, кажется, до самых трусов.

Проклятье! Её уже должны были найти.

И спасти.

И…

Дыхание все еще слышалось, но не рядом. Это… как её… оптическая иллюзия? Нет, если оптическая, тогда на глаза. А это… это получается, слуховая.

Что там еще говорили про зрение?

Ага… кажется, что все предметы в той или иной степени излучают силу. И воспринимается именно интенсивность излучения…

Оленька потерла лоб.

Почему её до сих пор не нашли? В лагере хватает вещей… да любую взять стоит, сплести поисковое заклятье и просто… из носа вытекла сопля.

Этак Оленька простудится!

Соплю она вытерла мокрым рукавом и осторожно пошевелила ногами. Если шевелятся, уже хорошо. И… и надо бы встать. Осторожненько так. Осмотреться… хотя на что тут смотреть-то? А дыхание слышится и будто бы совсем рядом.

Может, если окликнуть…

Нет, от мысли этой Оленька все-таки отказалась. Мало ли кто там дышит. Может, чудище какое, причем, в отличие от сказочного, оно любовью к разбудившему не проникнется, а сожрет. Оленька бы тоже чего-нибудь сожрала, но…

Пальцы ощупывали стену.

Каменная.

Странно. Куда бы она, Оленька, ни проваливалась, но откуда здесь камень? Она нахмурилась. Да, там, сверху, был лес. Густой. Дикий. Но под лесом-то что? Может вообще лес на камне вырасти? И главное, сама стена неровная, а будто узором покрыта.

И Оленька, смахнув то ли грязь, то ли плесень — лучше не думать, что там такое под пальцами, — попыталась в эти узоры вникнуть.

А ведь…

Она видела что-то такое!

Вот этот символ, на солнышко похожий… солнце и есть. А вот этот круглый — луна. И деревья… рисунки древние? И что с того?

То… то, что место, в котором она очутилась, тоже древнее. И что это дает? А… а то, что поисковые заклятья, скорее всего, не сработают.

Стена слабо светилась, причем у пальцев Оленьки даже сильнее, а там, где Оленька не касалась, свечение гасло. А если… если немного силы? Капельку всего? Оленька сглотнула. Здравый смысл подсказывал, что не стоит играть с древними непонятного происхождения местами, но не стоять же ей вот просто так в кромешной темноте?

Где еще дышит кто-то.

Она поделилась с силой, и с удивлением смотрела, как та расползается по камню, подсвечивая то один, то другой символ.

Это же…

Не славянские руны! Это… кельты? Кажется. Оленька честно учила историографию магии, но почему-то та, выучившись, куда-то сгинула. Но откуда взяться кельтам близ деревни Лопушки? И не просто так… руны шли аккуратными столбиками, стало быть, высекали их с твердым пониманием сути процесса.

Прочитать бы.

Но… следовало признать, что Оленька на это не способна. Она могла бы записаться на факультатив, многие ведь записывались, и матушка еще пеняла, что это только Оленька у неё такая нелюбопытная. Теперь вот любопытство проснулось, но, кажется, несколько поздновато.

Оленька провела пальцем по ближайшей руне.

Резкие…

И значение многих утрачено, точнее, народ холмов, который по сей день использует древнюю рунопись, не спешит делиться знанием с людьми.

Вот бы…

Мысль показалась на диво бредовой, и Оленька даже сама, без матушкиной помощи, сполна осознала полную её бредовость. Откуда здесь взяться тем, кто давно уже не люди?

Она провела по руне пальчиком, и по второй, и по третей, не слишком задумываясь над тем, что делает. Главное, что это занятие странным образом успокаивало. А сила уходила в камень.

А вот эту Оленька знает!

Руну.

Или не совсем руну. Точно не руна, будто… будто несколько треугольников переплелись воедино, но… будто… не грязь, не копоть.

Кровь?

Их покрывала пленка засохшей крови. Это Оленька поняла по отклику. Древней засохшей крови и… и стало быть, место — не просто место, хотя, конечно, кто станет прятать под землей… храм?

Чей?

Она отступила от стены.

Ворон.

И то ли змея, то ли длинная рыба, что плывет под лодками. А после встает, раскрывши треугольную пасть. Вновь птица, столь огромная, что крылья её накрывают войско.