Однажды в Лопушках
Шрифт:
— Я… я попробую! — признаваться в том, что она не ведьма, а одно недоразумение, Оленьке не хотелось категорически.
Но и врать нехорошо.
Не в такой ситуации.
— Попробуй. Погоди… сейчас пройдут.
Шаги Оленька услышала, что называется, кожей. И замерла. Дышать-то перестала, опасаясь, что и дыхание её, само её присутствие тоже будет заметно. А эти… эти прошли. Остановились. Развернулись…
…надо вспоминать.
Они ведь проходили заклятья. Разные. В том числе и те, которые способны разрушать материю… неорганическую. Или органическую? Если руки
А тут откуда таблицу взять?
И телефон не тянет, в гугле не посмотришь.
Оленька подавила всхлип. Вот… а ведь лабораторную она на отлично сделала. И… и что теперь с этим «отлично»?
…а если не металл, но веревки? Они ведь тоже могут быть разные, органика или синтетика. А органика, та… надо бы анализ предварительный провести. Но что-то подсказывало, что времени на это нет.
— Успокойся, — велела себе Оленька и губу прикусила. — Если… если так не получается, то, может, иначе?
Она ведь ведьма, а значит… ей бы дотянуться до той веревки или металла.
Ей бы…
— Верещагина?
— Тут я.
— Ушли.
— А… ты можешь подняться? — тихо спросила она. — Мне бы коснуться…
— Через стену?
— Тут дырка, но маленькая… палец пролезет. У тебя веревка?
— Железо.
Железо? Это… это и плохо, и хорошо. Железо, оно почти всегда одинаковое, если ты, конечно, не из подгорного народа. С веревками сложнее пришлось бы. На синтетическое волокно чары почти не действуют.
— Тогда… тогда сиди. Я попробую.
Оленька зажмурилась, что было силы. Почему-то зажмуренной думалось легче. Что там из заговоров? На разрыв. Нет, еще разорвет с грохотом, неудобно выйдет.
Она осторожно поставила секиру, которая категорически не желала расставаться с Оленькиными руками.
— Ненадолго. Мне просто освободить надо. Для битвы. А то какая героическая битва без воинов?
Аргумент секира поняла и приняла. Оленька же пошевелила пальцами…
…надо успокоить сердце.
И сосредоточиться.
Выбросить из головы сомнения. И тот факт, что маменька полагает наговоры пустым занятием. Что нужны они лишь тем, кто не способен напрямую оперировать собственной силой.
Оленька не способна.
Пускай.
— Мать сыра земля, ты мать всякому железу… — слова вновь же потекли легко, сами всплывая в памяти, и пальцы зашевелились, выпрядая пряжу из тонких нитей силы. — А ты, железо, поди в мать сыру-землю…
Нити лились.
Нити вились. Нити потянулись к секире.
— Нет, — Оленька остановила их и, смяв в клубок, поднесла его к отверстию в стене. — Туда иди… как рожь на полях зреет, так ржа железо точит…
Она отпустила заклятье и то упало, оплело железные путы, а потом вдруг потянулось, поползло, выпуская гибкие плети, словно побеги.
Мамочки…
— Ну ты… Верещагина, — Важен поднялся и тряхнул гривой. — Даешь… а разбудить их сумеешь?
— Н-не знаю, — Оленька дрожала. Она… она видела сотворенное заговором
заклятье, которое никуда-то не делось, не рассыпалось, сожрав Важеновы оковы. Напротив, оно окрепло и… и теперь питалось иным железом, которого в пещере, кажется, имелось изрядно.И…
И она ошиблась?
Выходит, что так… как остановить? Да и надо ли останавливать?
Олег очнулся, когда его потянули.
Куда?
Зачем?
Он хотел было выругаться, но вовремя себя одернул, заставил расслабиться, даже всхрапнул, что, правда, получилось совершенно случайно.
— Ишь, дрыхнут, — за храп наградили пинком под ребра. — А нам тут возись с ними. Не мог позже?
— Сам знаешь, велено было действовать тихо. А мужик, видно, тертый, глазастый. Как бы бузить не начал.
— Окоротили бы… ты тоже не стой.
— Чего? Я свою работу сделал. Вон… все, кто с метками. А вы таскайте.
Олег подумал, что, если жив останется, самолично этому уроду шею свернет. С метками…
— Может, их того… на всякий случай? — поинтересовался кто-то.
— Чем?
— Ну… не знаю.
— Стяжка есть…
И Олега перевернули на живот. Руки дернули, заломили, и пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сопротивляться. Сейчас все одно бесполезно. Дадут прикладом по башке и все, если вовсе… знать бы, во что он ввязался.
И когда.
Что вообще за хрень в этих Лопушках творится? Да чтоб он еще раз без охраны в провинцию сунулся!
Руки стянули и жестко.
— Не передави, — сказал кто-то.
— Да ладно, можно подумать, он жаловаться станет. Если и станет, то богине… чай послушает, — хохотнули в ответ.
И вновь перевернули.
— Что тут творится? — этот голос заставил Олега замереть. Был он холодным. Властным. Так разговаривает человек, который уверен в своей силе. — Почему разгрузка остановлена? И аккуратней, не повредите материал.
Олега подняли.
Понесли куда-то. Не его одного. Он подумал было открыть глаза, но после отказался от идеи. Тот, кто наблюдал за процессом — а человек определенно не ушел, — мог и заметить.
Он был магом.
Теперь Олег это… не видел, скорее ощущал, как и остальных. Именно на ощущениях он и сосредоточился. Вот двое, что несут его. Тот, который держит под мышки, обыкновенный человек, болезный ко всему, будто тьмою тронутый. И тьма эта видится Олегу этакой плесенью. Второй одарен, но силы мало, на самом донышке, а вот плесени, напротив, много. Насквозь ею пророс.
— Куда их?
— На нулевой уровень… сейчас наш их рассортирует в порядке очередности.
Пугало не столько то, что его, Олега Красноцветова, еще недавно полагавшего себя почти неуязвимым, вот так куда-то тащили, сколько то, что тащили не только его.
Людей в машине было…
Инга!
Стоило подумать, и он ощутил её. И не только её. Будто искра в облаке солнечного света укрылась. Облаке теплом, живом. И как Олег прежде не замечал этого тепла?
Проклятье… а ведь за ним приехала! Осталась бы дома, не попала бы. И он дотянулся до этой силы, хотел успокоить, да только едва не задохнулся от жара.