Однажды в Лопушках

— Это вряд ли. Я некромант.

Голос тьмы теперь звучал явственно. И был обиженным.

Тише, девочка… тише. Я выслушаю. Все выслушаю.

— Что? — шепотом спросила ведьма. И Николай покачал головой.

— Ничего, и на некроманта управа найдется, — заявил дед решительно. — А ты давай там… не дури.

Николай хотел бы не дурить.

Но тьма волновалась.

Это неправда, что она безразлична. Нет, она полна переживаний и слез, боли, собранной по крупицам, отданной людьми, но никуда-то не исчезнувшей. Она хранит в себе последние вздохи и страх перед смертью. Удары сердца, которое не желает останавливаться.

Горячечный шепот.

Она готова отдать, но… кому?

— Надо идти, — Николай знал, что нужно делать, но знание не успокаивало.

— Что вы… — голос деда донесся издалека.

— Если все так, то… шанс один. Забрать артефакт до того, как они попытаются его подчинить. Ты сможешь.

— Я… попробую, — сказала ведьма жалобно.

— Сможешь.

И тьма зашептала, что да, что сможет, что… давно пора. Её ведь звали. Давно-давно. Звали-звали, а она все не шла. Другие шли, которые нужны не были, а она — нет. И…

…рука холодеет. И пальчики подрагивают.

— А если… если вы ошибаетесь?

Тьма не способна на ошибку.

Тьма знает точно. Нужно лишь ей поверить. Если духу хватит. У Николая хватит.

Это неправда, что злодеи не испытывают сомнений. Вот Александр Потемкин испытывал. Правда, следует сказать, что злодеем он себя не считал, хотя сполна осознавал, что скоро им станет.

С общепринятой точки зрения.

Дед с хрипом поднялся.

— Сиди, — попытался урезонить его Александр, но дед лишь отмахнулся. Он давно привык решать все сам. И ныне вот, тяжко опираясь на трость — непростую трость, — ступал. Ноги в мягких тапочках скользили по темному камню беззвучно. Да и двигался он пусть тяжело, но так, что сомнений не оставалось — устоит.

— Этот твой… сделает, как надо?

— Сделает.

— Точно?

— Деваться ему некуда, — сказал Александр, осторожно приблизившись к деду. Тот покосился, но гонять не стал. — Крови он точно не боится. Проверяли.

Дед нежно провел по расписанной рунами стене.

— Кто бы мог подумать… — сказал он шепотом, и шепот этот утонул в полумраке. Дед давно уже плохо переносил яркий свет.

И шум.

И… ему бы помереть лет этак десять тому, а лучше двадцать, если не сто, унеся с собой ту самую тайну, которая вот-вот испоганит жизнь Александра. И бьется мыслишка, что отступить не поздно пока.

Да, кое-что сделано, но к этому, сделанному, он, Александр, отношения не имеет.

А к тому, что произойдет…

Дедова рука вцепилась в ухо и повернула.

— Ай…

— Опять сомневаешься?

— Сомневаюсь, — доказывать, что дед ошибся и никаких-то сомнений он, Александр, не испытывает, было бесполезно. Вранье дед чуял.

— Чего?

— Да… зачем оно нам надо? Оно ведь… оно не наше! И переподчинить… если и вправду артефакт такой мощности, то у нас просто не выйдет! А стало быть, угробим тучу народу и… чего ради?

— Чего ради? — прошипел дед.

— Да! А если… если кто узнает? Проклятье… да я не понимаю, как вообще дал себя во все это втянуть! — он вцепился в волосы. И получил по рукам. Тростью.

В голове загудело, то ли от удара, то ли от силы, трость наполнившей. Та, сменившая изрядное количество хозяев, давно уж напиталась тьмой до самого края. Если тот существовал.

— А ты как думал, внучок? — издевательски поинтересовался дед. — Силу получить? И дальше что?

— Я…

— Бесполезное поколение. И твой отец таким же был. Только и годны, что баб портить и брехать… брехать вы всегда горазды. А вот думать… — навершие трости ткнулось в лоб. — Не дети, а сплошное разочарование…

Спорить расхотелось.

Александр вспомнил, что происходило с теми, кто разочаровывал деда. Благо, матери он позволил умереть тихо, а вот отец…

Колени подкосились.

По спине побежали ручейки пота.

И во рту появилась знакомая сухость. Надо… надо слушать деда. Дед ведь… он мог бы избавиться от Алексашки, или хотя бы просто отослать куда, как порой случалось. Но не стал. Разглядел что-то, одному ему понятное.

Выбрал преемником.

Не стоит разочаровывать.

Опасно разочаровывать.

Он… он и не будет. В конце концов, он никого не тронет, он…

— Бестолочь… — проворчал дед и вцепился в руку. — Но многого от тебя не требуется. Всего-то проследить, чтобы этот недоумок не напортачил. Пусть выпускает силу, а потом…

…силы понадобится много.

Очень много.

И от одной мысли о грядущей гекатомбе замутило, но Алексашка лишь склонил голову. И… и дед прав, некромант этот, возомнивший вдруг себя равным лишь на том основании, что ему повезло найти подходящее место, тоже станет неплохим источником.

Как и…

Он помог старику опуститься в инвалидное кресло.

— Не подведи меня, Сашенька, — сказал дед, глядя в самую душу. — Запомни, что бы мы ни делали, мы делаем это во благо рода!

Алексашка кивнул.

— И когда ты займешь мое место…

…впервые, пожалуй, появились сомнения, что это произойдет, но Алексашка опять кивнул.

— …ты продолжишь делать все, чтобы род Потемкиных процветал!

Куда ему деваться?

Даже у злодеев есть обязательства.

— А пока иди… времени и вправду не так, чтобы много… приведи своего приятеля. И девку тоже… девка хорошая, женить бы тебя, но, боюсь, не выйдет… со жрицами добром надобно договариваться, а какое уж тут добро.

Дед махнул рукой и громче сказал:

— Иди уже, не заставляй ждать!

Алексашка и послушал.

Он вышел из пещеры, едва не столкнувшись с одним из тех, кто вечно стоял подле деда. Огромный безмолвный человек, лица которого не получалось запомнить, хотя однажды Алексашка нарочно пытался. И память у него неплохая, но вот ведь…

…от человека тянуло смертью.

И человеком-он в полной мере не был. Но…

…а если деду артефакт для другого нужен? Эту мысль Алексашка позволил себе уже снаружи, когда вдохнул сыроватый ночной воздух. Он-то и вымел из головы страх, зато породил сомнения.

Если дед вовсе не собирается силу передавать?

Если…

…он, Алексашка, тоже может стать хорошим источником, который даст старику еще пару лет жизни. А если с артефактом у него выйдет, то…

По спине вновь поползли ручейки пота.

Нет уж.

Он… он, может, и не светоч мысли, да и вовсе некромант посредственный… не его вина, что род слабеет, да… но… и убить себя Алексашка не позволит.

Именно так.

Он бы ушел, появилась этакая глупая мысль, но за спиной вдруг выросла серая громадина и тихий бесцветный голос сказал: