Однажды в Лопушках

Одежду забрали военные.

И все-то, что было при Олеге. Держались они вежливо, и Олег решил, что с него не убудет. Оно ведь с государством дружить полезнее.

Пашку бы отыскать, распорядиться, чтоб привез. И одежды, и… в принципе. Хотя, глядишь, завтра и выпустят.

Или послезавтра.

Главное, что в принципе выпустят.

— Выйдешь за меня замуж? — тихо спросил Олег.

— А… ты…

— Ингу ты слышала. Вот ведь… все беды от таких баб. А с виду тихая, мирная… — он покачал головой, а Ксения рассмеялась. — Выходи… хорошо жить станем. Хочешь тут, хочешь поедем куда?

— Куда?

— А куда скажешь.

— Я… не смогу, — она уткнулась в плечо Олега. — Мне надо… кое-что сделать.

— Что?

— Отпустить маму.

— В смысле?

— Водяницы не совсем люди, точнее, совсем не люди. Они живут долго, очень долго, а потом уходят. Иногда насовсем, а иногда… тот камень, который Инга принесла, он из воды. И если положить в родник, то родник оживет, а потом, когда-нибудь, в нем появится водяница.

— Тогда родник надо выбрать хороший.

— Но пока она маленькая, ей нужна сила. И тот, кто будет родник хранить. Отец один не справится. Он воду не слышит.

— Ну… — Красноцветов подумал. — Тогда надо тут дом ставить. Не проблема.

— А…

— Да денег у меня хватает, поставим. Что до дел, то кое-что и отсюда решить можно, а там… управляющие мне на кой? Пусть вон управляют, а я следить буду. Ну и… как получится. Так выйдешь?

Ксения зажмурилась.

Сделала глубокий вдох.

И сказала:

— Да!

Вот… теперь бы еще найти кого…

Олег обернулся и, зацепившись взглядом за охранника, который делал вид, что совершенно не слушает их, сказал:

— Нам бы жреца. И кого из этих… бюрократов.

— Олег!

— Что? А то вдруг да передумаешь…

— Глупый ты…

Может, и так, да только Красноцветов своего не упустит. А то ведь женщины такие, чуть отвернешься, а у них уже планы на жизнь поменялись.

Нет уж.

 Мне не спалось.

Вот вроде бы как сутки на ногах. И магическое истощение в легкой форме, сразу тремя целителями подтвержденное, и переживания, нервы, которые никуда-то не делись.

Руки вон подрагивают.

И слабость страшная. Ощущение такое, что, стоит глаза закрыть, мигом в сон провалюсь. Обманчивое. Глаза я закрывала. И лежала тихо-тихо, прислушиваясь к Васькиному сопению. Вот кто сомнениями не маялся, но лег и уснул.

Калина… ушла в свою палату.

И Ксения.

А мы вот с Васяткой вдвоем остались. И от этого было страшновато. Нет, мне сказали, что тетушка жива, что с нею-то все в порядке и будет тоже в порядке. Потом. Когда закончится детоксикация, поскольку из организма нужно вывести всю ту дрянь, которой её накачали.

Об этом думалось.

И о том, что случилось внизу. И еще о том, что надо бы сказать, какая я теперь. А страшновато. Некроманты… нет, их больше не считают порождениями тьмы, да и костер мне не грозит, скорее грозят открывающиеся перспективы, потому что некромантов немного.

Некроманты — ценный государственный ресурс. Нам в университете говорили. И… и ощущать себя ресурсом, пусть даже и ценным, было неприятно.

И как теперь?

Опять учиться?

И где? Возвращаться в родной универ? Нет… не хочу. Не заставят. Или…

Я тихонько встала с кровати. Замерла. Но Васятка только губами причмокнул и пробормотал что-то совсем уж непонятное.

Хорошо ему.

А у меня опять бессонница… и попросить, что ли, зелья какого? Нам ведь предлагали. Я отказалась, а теперь жалею.

Из палаты я выходила на цыпочках, по стеночке, потому как слабость никуда не подевалась. Но и сидеть внутри было невозможно. Ко всему день на дворе. И люди… людей хватало. Что в белых медицинских халатах, что в черной униформе, что без формы, но в одежде обыкновенной, и это само по себе подозрения внушало.

— Маруся? — окликнули меня.

И я обернулась.

А пижама сидела на некроманте… нелепо. Хотя сомневаюсь, что я выглядела краше в широкой больничной сорочке. Халат бы к ней, но не выдали. И то…

— Не спишь?

— Не могу.

— Попросить, чтобы снотворное дали? — он обеспокоенно. Я покачала головой и сама взяла его под руку. Для надежности. Что-то подсказывало, что если вдруг со мною обморок приключится, то в больнице я застряну надолго.

А вот если под руку некроманта взять, то оно как-то… спокойнее.

— Просто не сидится. Там. Нас в сад выпустят? Тут сад есть. Небольшой.

И запущенный. А может, не сад, но парк, главное, что был за больницей закуток с живой зеленью. Пара старых вязов, клен, что по осени одевался багрянцем, разросшиеся кусты жасмина и лавка, возле которой приткнулась массивная урна. Лавку давно облюбовали курильщики, и пахло здесь не только зеленью и цветами, но и табаком.

Я присела.

— Что теперь будет? — пожалуй, именно этот вопрос волновал меня больше всего. — Я ведь… артефакт… мы договаривались…

— Корона не в обиде, — Николай присел рядом. — Скажем так, даже Император не рискнет оспаривать решение богини.

Это хорошо.

С одной стороны. Слишком темной, слишком жуткой была вещь, что осталась в алтаре. С другой… это богине претензий не выскажешь, а мне так можно.

— Относительно тебя мой дед возьмет на себя переговоры. И не сомневайся, компенсацию выбьет максимально возможную.

— Я не о ней думаю, — я обняла себя. На улице было жарко, полдень скоро, но меня все одно подзнабливало. — Вообще… я ведь теперь некромант, так?

— И немалой силы, — Николай улыбнулся.

— И что мне с нею делать?

— Что хочешь.

— Ничего не хочу.

Хотела я вернуться в палату, лечь рядом с Васяткой, обнять его и лежать так, возможно, до скончания времен. Или нет? Сама не понимаю.

— Это от усталости.

— Мне учиться надо будет, да?

— Да.

— Я не хочу в университет… была там история…

— Знаю, — меня остановили мягко. — Дед выяснил. И… весьма скоро в университете появится новое руководство.