Огненный меч Империи

И всё равно появилась некоторая вольность, хоть и не такая, как когда Пётр Алексеевич уезжал либо по светским делам в Санкт-Петербург, либо по колдовским — в Москву. Лет двести уже две столицы поделили между собой обязанности. «Петра творение» стало своеобразным культурным центром Империи. Здесь почти всё своё время проводил Его Императорское Величество Иван VI. От политики он, можно сказать, отошёл, делами государственными почти не занимался. Проводил шикарные балы, посещал театральные представления, оперу, выставки. В общем, доживал свой век в роскоши и развлечениях. Он не был старым человеком, но всегда тяготился своей монаршей участью, и об этом знали все даже самые мелкие дворяне. Лишь простой люд по-прежнему видел в нём непогрешимого Батюшку-царя.

В Первопрестольной же обитал цесаревич Александр. Как только стало возможно, отец передал все политические и колдовские дела ему и с облегчением выдохнул. Сын, к всеобщей радости дворян, характером и умом пошёл в Императрицу Софью. Её любили и уважали все, именно она, как поговаривали не без оснований, принимала все мало-мальски важные решения. Ни один указ не был принят без того, чтобы сперва обсудить его с ней. Однако Софья Александровна покинула этот мир слишком рано, оставив двоих детей и безутешного супруга. За два дня сгорела. Ходили слуги, что её отравили, но так ничего и не доказали. Официально обожаемая всеми императрица умерла от внезапной болезни.

Несколько лет император правил самостоятельно, приближённых он выбирать не умел и слишком близко подпустил к себе льстецов. Те года едва не привели к международному кризису, потому что в неумелых руках Ивана VI внешняя политика превратилась в игру в интересах маленькой кучки приближённых. Чуть было не дошло до дворцового переворота, но вовремя в дело вступил цесаревич Александр. Молодой, но правильно воспитанный матерью, наученный её примером и обладавший её умом, он сумел взять реальную власть в свои руки, не без поддержки Вяземских, Юсуповых и Кропоткиных. Удалось оставить хотя бы формальную власть за императором и сохранить лицо государства.

С тех пор как Александр стал во главе Империи, хоть и в тени, потихоньку пришёл порядок, а вместе с ним — и спокойные дни.

Праздные, ленивые дни. Одинаковые дни. Дни, в которые хочется выть от скуки. Во всяком случае именно такими они и были для Михаила.

Он бесцельно бродил по имению и никак не мог придумать себе занятие. Книги из княжеской библиотеки он давно прочёл, а новые никто не завозил и не собирался. Родион, единственный, кто хоть что-то читал, в последнее время не открыл ни одной книги, если она не касалась колдовства. К светской литературе никто, кроме Михаила, особой любви не питал. Ольга Васильевна, возможно, и почитала бы что-нибудь, но голова у неё болела настолько часто и так сильно, что даже если бы кто-нибудь читал для княгини вслух, это не спасло бы дело.

Конечно, можно было бы попросить Родиона, чтобы он выписал новые книги, но не позволяла гордость. Как не позволяла и присоединиться к его занятиям. В отличие от Михаила, он серьёзно относился к совершенствованию своего магического мастерства. Несколько раз, правда, довёл себя до истощения, дважды сваливался с таким жаром, что по-настоящему опасались за его жизнь, а уж сколько раз он без чувств падал, и вовсе сосчитать невозможно.

Вот и сейчас, когда Михаил решил всё-таки взять парочку книг из библиотеки — самых зачитанных и залюбленных, — он застал Родиона в зале для тренировок. Не то чтобы он нарочно туда шёл, просто путь в библиотеку пролегал мимо. Были слышны сдержанные удары воздуха о стену — Родион учился контролировать свою силу, чтобы она не разрушила его тело. И с каждым разом у него получалось всё лучше и лучше.

Михаил втайне ото всех тоже тренировался. Даже верный Арсений ни о чём не подозревал. Особенно он не догадывался о том, что львиную долю всех вылазок хозяина в спальни прекрасных дам на самом деле составляли тренировки по ту сторону лесного озера, куда, кроме случайного зверя, никто не забредал.

Но сколько бы Михаил ни старался, хватало его ровно настолько, насколько и десять, и пятнадцать лет назад. За это время его навыки нисколько не улучшились. Всё то же замедление падения, да несколько струек воздуха из пальцев. Что бы он ни делал.

— Ох… — раздалось из-за двери тренировочной залы, и удары о стену прекратились.

Больше не послышалось ни звука, и Михаил, уже отошедший на несколько шагов, тут же вернулся и, не постучав, распахнул дверь. По опыту знал: если это касалось здоровья Родиона, медлить нельзя. И на сей раз в этом тоже убедился.

Не тратя время на оклики, Михаил подскочил к Родиону, распростёршемуся на полу, и легонько похлопал по щекам, приводя в чувство.

— Миша… — Родион открыл глаза. Лицо его, и так бледное от природы, посерело.

— Эх, Родя, Родя… Опять ты!

— Миша, вот только ты не надо, ладно? Заканчивай.

— Я? Я только начал!

Однако он действительно замолчал — понимал, что Родион и так с трудом находится в сознании и незачем его мучить нравоучениями, всё равно без толку — тот ещё упрямец. Миша помог ему подняться и опереться на его плечо.

— Спасибо…

— Молчи уж!

Важнее всего было не наткнуться на Петра Алексеевича, столь жалкий вид наследника всегда его безмерно злил, и это отражалось на всех домашних. К счастью, комнаты Родиона находились как раз между библиотекой и тренировочной залой. Миша уложил его на кровать, снял с него обувь и поставил рядом. Как только голова Родиона коснулась подушки, он мгновенно погрузился в сон — так его тело всегда отзывалось на перенапряжение. Спал он обычно не меньше суток.

В спальне было довольно тепло, поэтому Михаил не стал накрывать друга одеялом — всё равно скоро наверняка придёт кто-нибудь из слуг, а значит, за Родиона можно было не беспокоиться.

Но уходить Михаил не торопился, он подошёл к окну — ему всегда очень нравился вид из спальни Родиона на парадную подъездную дорожку, на деревья, растущие вдоль неё. Когда Миша был маленьким, ему представлялось, что именно эта дорожка должна увести его туда, где он станет тем, с кем считаются, кого уважают и говорят как с равным. Дорожка за эти годы никуда не делась, и жизнь уже взрослого Михаила тоже осталась прежней.

Он уже хотел отойти от окна, когда послышался стук копыт и на дорожке появилась карета, запряжённая двумя вороными. Лакей подбежал, чтобы открыть дверцу, и из кареты вышел грузный человек, одна рука у которого отсутствовала. Михаил сразу его узнал, хоть никогда лично не встречался с ним. Да и как он мог, если в главную обитель Вяземских приехал сам князь Кропоткин. Не было привычки у колдунов разных стихий ездить по гостям друг к другу. Понятное дело, Михаила Фёдоровича Вяземского ни в одной из двух столиц никто не ждал. Он и цесаревича-то видел только потому, что тот решил навестить своих самых важных сторонников, силу, без которой никогда не смог бы обрести реальную власть.

Вслед за лакеем выскочили и другие слуги, чтобы поприветствовать гостя. Кто-то сообщил им, что прибыла очень важная птица. Никого не удивило, что он приехал один — колдун такой силы не нуждался в дополнительной охране. А вот то, что он вообще приехал, действительно поражало. Но дело этим не закончилось, потому что сразу же подъехала ещё одна карета, и на сей раз из неё выбрался сухопарый и низенький старичок, но никто из знавших его не обманывался его безобидной внешностью — князь Юсупов был так же силён, как и во время своей молодости.