Огола и Оголива

–Буду, только мне мама не разрешает.

–А какие проблемы? Ты же не к Баркашову в РНЕ вступаешь и не в ВКП(б) в 1917 году.

Странно, что мама не вообразила себе тогда, что меня ещё в школе берут на работу,– для этого тоже нужны фотографии.

…Мы приехали в 17.25, я пришла домой в шесть. Меня не ругали, только бабушка заголосила:

–И где человек бывает? Затащат в подъезд пятнадцать человек…

Я забыла сказать, что бабушка устроилась в это самое домоуправление дворником, чтобы подержать для мамы место. Кажется, график уборки там был свободным, а не с шести часов утра. Они втроём, мама, бабушка и отчим ходили мести листья, но даже в такой «бригаде» мама сильно выматывалась.

В эту ночь я очень плохо спала, ворочалась. У меня поднялась температура 38 и 6. Голову объяло жаром, а затем озноб, упадок сил. Для меня этот вояж в Москву был таким потрясением, будто я на часок слетала в Канаду. До того убога была моя жизнь, что я радовалась такой ерунде! Потом я называла это путешествие «днём Исхода», по-библейски.

В пятницу с утра шёл снег, температура спала, но я целый день выплёвывала слизь. Мама купила мне индийские ментоловые леденцы, а потом попрекала их дороговизной. Вечером приезжала с Бахчиванджи её подруга Татьяна Старчикова, с которой они вместе работали, приходила родственница Анна Васильевна. А я слушала «Балладу о брошенном корабле» Владимира Высоцкого, и ощущала себя этим самым кораблём: ведь со мною не хотели дружить мои товарищи по партии, молодые и интересные,– из автопробега.

В субботу снова было собрание вкладчиков. Места мне не хватило, я стояла. Клан Захаровых был озадачен, как им продвигать в народ их общественную организацию.

–В газету надо написать…– испуганно предложила какая-то древняя бабка.

– Да вы знаете, сколько стоит статья?!– буквально взвизгнул наш «народный защитник».– Вы что, думаете, здесь все– миллионеры?!

А его отец, Виктор Борисович, он был такой красивый, такой черноволосый. Ни единого седого волоса! Я попыталась вернуть Татьяне Ивановне деньги за билет, но она отмахнулась.

Глава пятая. Удушье.

И блаженный Матфей, проснувшись и перекрестив

всё своё тело, встал на рассвете и проследовал в цер-

ковь; став на колени, он вознёс молитву.

Апокриф Деяния и мученичество святого апостола Матфея.

И вот вторник, последний день сентября, пасмурный, холодный-холодный,

промозглый. У детской поликлиники я встретила Людмилу Дмитриевну,– я ещё издали узнала её по салатовой вязаной шапочке и фиолетовому тряпочному пальто с оливковым треугольником на кокетке:

–Здравствуй, Аллочка! Что же ты раскрытая ходишь – холодно так.

–А я сейчас в секту иду!– радостно похвасталась я.

Вот дура!

–А я в аптеку ходила. Заходи, Алла, мы с тобой покалякаем.

Очень надо!

И хотя я не опоздала, Проповедница меня уже заждалась.

–Светочка, что-то не видно нашей Гали Букашиной. Я столько раз к ней заходила, а её всё нет и нет. Она же у нас в турагентстве работает…

–Галя сказала, что есть очень дешёвые путёвки в Объединённые Арабские Эмираты.

–Для кого дешёвые, а для кого – как, – обиженно буркнула Любезная.

В этот раз мы проходили третью главу «Истинный Бог – кто он?» И Огола объяснила, что титул настоящего Бога, Иеговы, пишется с большой буквы, а ненастоящих, идолов, вроде Зевса, Афины, Осириса – с маленькой.

Разумеется, что я никогда не готовилась заранее к «занятиям», не прочитывала накануне «параграфы», да никто с меня этого не требовал. Я читала вслух, отвечала на вопрос, особенно не вникая. И дома я никогда ничего не перечитывала.

Мне очень нравились журналы, которые мне давали, иллюстрации, биографии выдающихся иеговистов, рассказы о природе и окружающем мире. Программные статьи я лениво просматривала, иначе уже тогда бы ошалела от их человеконавистничества³.

Новая глава подчёркивала, что нужно как можно чаще называть Бога Иегово – «Я есмь Сущий», «Я – это я, Который существует». Проповедница заявила, что третья заповедь, «не произноси имени Господа, Бога Твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно», сейчас отменена. Во времена тетраграмматона первосвященник имел право раз в год помянуть его в тайной молитве в святая святых.

Света сказала:

–Помните, как у меня на этой стене календарик маленький висел, и я всё время с вами спорила, что в какой день можно есть и нельзя делать.

В ответ ей раздался гомерический хохот идиотки:

–Хе-хе, Светочка, «что можно есть и нельзя делать»! А всё православные эти беснуются! Возводят свои храмы! Да кому они нужны, эти храмы? Разве Иегова повелел нам строить храмы? Сказано: «Не оставлю камня на камне!» Мне говорят: «Что же, Бог эту архитектуру красивую уничтожать будет?» Нет, не архитектуру, а язычество!

Мне стало дико и страшно. Господи, в какой же вертеп я попала! Сейчас обязательно случится что-то плохое со мною, со всеми ними!

–Мы – не подстрекатели! – горячечно бормочет мерзкая старуха.– Мы только рассказываем людям о намерениях Иеговы, о том, что скоро он уничтожит всю ложную мировую религию, всю эту сатанинскую ложь, все эти церкви! Мы вовсе не подстрекаем их уничтожать! А то меня сегодня на остановке поздравили с Верой, Надеждой и Любовью! Язычники! Каждый день у них– праздники! Да что это, хе-хе, за имена такие– Вера, Надежда, Любовь? Что это за боги такие?

–Я читала,– смеётся Света, – что эта София жила вроде как в Греции⁴, «приняла мученическую смерть»…А имена у них были другие, эти уже потом дали. В Греции, там же вообще: бог плодородия, бог торговли, богиня войны…

Это когда было! Хотя многие считают, что в Эллинике живут по-древнему.

–«Смерть мученическую», хе-хе! Смерть, хе-хе, празднуют! Нам Иегова дал всего три праздника, – кущей, опресноков и седмиц.

Я и без того не выздоровела до конца, а тут мне стало трудно дышать, я беспрерывно сморкаюсь, глаза все проело простудными слезами. А в комнате, мало того, что закупорены все щёлочки, ещё и топится большой масляный радиатор в форме батареи (у него температура нагрева корпуса шестьдесят градусов!), на котором жарятся толстые белые носки, самая любимая одежда нашей Светы. Дышать становилось невозможно…

–Светочка, так мало тепла, его бы ещё перевернуть, чтобы тепла больше стало!

–Да что вы, что вы, так нельзя! – всерьёз пугается Света. – Масло вытечет, пожар будет!

–Масло, хе-хе, вытечет! А в Библии говорится только о нас, о «свидетелях»! Ну где, где в Библии баптисты, где пятидесятники⁵, где эти православные с их богами, – Николаем, Марией, Радужным? Идолы! А что он, идол? Висит, как икона на гвоздике, и никакого толку от неё нет!