Огонь и сталь
Шрифт:
— Братец, запыхался? — Фаркас, широко улыбаясь, хлопнул близнеца по плечу. — Я тут тебе воды принес. Ну что, закончил манекенов кромсать? Может, на охоту сходим? Давай дойдем до Пика Древних? Говорят, там дракон поселился, а я жуть как хочу взглянуть на зверюгу! А вечерком в таверну заглянем, — голос юноши опустился до искушающего шепота, — Хульда новых служаночек взяла. Я тут давеча видел одну. Этакая курносенькая, рыженькая, с веснушками…
— Не хочу, — устало буркнул Соратник, не поднимая глаз на брата. — Как-нибудь в другой раз.
Фаркас тяжело вздохнул, грустно покачал головой. Вилкас смотрит в кружку с таким видом, будто утопиться в ней решил. Юноша запустил пальцы в свои темные волосы,
— Ты… по Тинтур так тоскуешь? — осторожно спросил Фаркас и едва уклонился от брошенной в него кружки.
— Что б я по этой… мерке сох?! Не мели ерунды! — рявкнул Вилкас с неожиданным пылом. — Плевал я на нее, ясно?! Пусть катится на все четыре стороны, хоть дракону в гнездо, хоть Малакату в пасть!
— Может, она еще вернется, — протянул Фаркас, аккуратно забирая из рук северянина меч. Родственник горяч, чего доброго и замахнется. — Раньше она тоже уходила, приходила…
«Уходила, потому что скучала по лесу, а не потому, что кто-то спрятал ее письмо…»
— Что? Что ты только что сказал? — темные как ониксы глаза близнеца смотрели на воина с недоумением. Юноша сглотнул и быстро спрятал меч за спину.
— Ничего, брат, это… это я так, мысли в слух.
— Какие еще мысли? — Вилкас медленно поднялся на ноги. — Тинтур что, нашла письмо от Темного Братства?!
Фаркас не ответил. Смущенно отвел взгляд, чувствуя, как предательский румянец заливает щеки. Неловко пошаркав ногами, он почесал небритую щеку.
— Сам виноват! — пробурчал он. — Даже сжечь его не мог. А я говорил тебе, что ей это не понравится.
Не понравится?! Так-то теперь делают, из города сбегают, когда что-то не устраивает. Неожиданная догадка оглушила юношу. Ежели ей гильдия убийц вдруг пишет, то… неужто она Изольду убила? Перегрызла горло девице, словно зверь какой, и бросила на улице, истекать кровью! Соратник сжал кулаки. Преступник преступником всегда остается, его исправит лишь могила. Пойти бы сейчас к ярлу да выложить все как есть! И месяца не пройдет, как придется босмерке за свои грехи расплачиваться перед Вайтраном и Рифтеном. С двух казней не сбегают, если только Девятеро над ней не смилостивятся, но станут ли Акатош, Кинарет и Мара жалеть душегубку? Северянин побрел прочь мимо погрустневшего брата, но шел он не в Драконий Предел, а в свою комнату, которую занимал вместе с той, которую мнил своей невестой. Конечно, он не позволит себе выдать Тинтур, даже если вина за смерть Изольды лежит на ее плечах. Пусть живет своей жизнью, охотится при полной луне или уйдет в Предел, к Изгоям и ворожеям, а может, решит вернуться в Валенвуд. Пусть даже возвращается в Вайтран, если этот город ей мил, но Вилкас отныне никогда не поддастся на ее уловки. Вырвет эльфку из сердца как занозу. С мясом и кровь, если нужно.
Ночью воину не спалось. Непонятная тревога не позволяла ему сомкнуть глаз, забыться хотя бы на мгновение. Стоило смежить веки, как сердце начинало бешено биться, рваться из груди, воздух густел и раскалялся, а из темноты к нему тянулись длинные гибкие щупальца. Каждый раз Вилкас резко садился на кровати, пытаясь стряхнуть ощущение липкого страха, один раз даже потянулся к мечу. Устав от бесплодных попыток уснуть, юноша нехотя встал с постели. Усталость навалилась на него тяжестью Красной Горы, едва не заставила упасть обратно на кровать, но мысль хотя бы о минуте, проведенной в каменных стенах, в душных объятиях шкур и одеял была ему точно уксус на рану. Лучше уж спать под открытым небом, чем так терзаться.
Стоило ему только сделать вздох, ощутить весь калейдоскоп запахов, как кровь
вскипела в его жилах. Лик луны был румяным, она встретила юношу широкой щербатой улыбкой. Полнолуние… по телу Вилкаса прокатилась колкая волна, переросшая в дрожь. Дыхание участилось, стало тяжелым и прерывистым, Соратник облизнул в миг пересохшие губы. Рассудок начало заволакивать плотным дурманным туманом. Хотелось бежать, нестись вперед, через долы и леса. Зверь рычал и бился, грыз прутья невидимой клетки, призрачные цепи душили его. Вилкас упал на колени, глухой рук клокотал у него в груди. Ухмылка луны стала шире.Лапы оборотня едва касались земли, он бежал быстрее стрелы, выпущенной из лука. Голод по успевшему стать родным запаху сводил с ума, жег сильнее серебряного клинка. Тоскливый вой рассек ночную тишину, крупный олень, напуганный, выскочил из леса и прыжками понесся прочь. Пасть наполнилась горькой, тягучей слюной, страх добычи становился все гуще и слаще, оседал на языке, заставлял облизываться. Волк рванулся за ним, нетерпеливо рыча от предвкушения вгрызться в шею оленю, ощутить вкус его крови и последних мгновений жизни…
Поток ледяной воды грубо вырвал Вилкаса из бездонного черного колодца, юноша резко сел, пыхтя и отфыркиваясь. Колючие холодные капли стекали по его лицу, волосам и груди. Воин вытер лицо ладонью и тряхнул головой, пытаясь окончательно избавиться от оков сна.
— Сударь? — взволнованный девичий голосок был ему незнаком. Эйла, Рия и Ньяда никогда бы не стали величать брата по оружию сударем. Соратник повернулся, щурясь на солнце. Над ним склонилась девушка, прижимающая к груди деревянное ведро, уже пустое. Темные короткие волосы зачесаны назад, но несколько непокорных прядей все равно падают на высокий гладкий лоб. Ее губы дрогнули и сложились в приветливую, чуть робкую улыбку. Она протянула норду простые льняные штаны, отводя взгляд. На высоких бледных скулах распустились алые бутоны румянца. — Оденьтесь, сударь…
Соратник только сейчас заметил, что на нем из одежды лишь браслет из резных костяных бусин. Вспыхнув, он торопливо прикрылся под застенчивое хихиканье девушки. Криво улыбнувшись, северянин поспешно натянул штаны и поднялся на ноги. Ступни невыносимо ныли, уставшее от охоты тело протестовало против совершения каких-либо действий. Вилкас огляделся по сторонам. Над крохотной деревенькой в какие-то три каменных дома с запада нависали скалы, ветер играл ветвями берез, то и дело срывая с гибких изящных ветвей золотые листочки. Так далеко от Вайтрана он еще ни разу не уходил…
— Как вы себя чувствуете, сударь? — участливо поинтересовалась девушка, поставив ведро. Облаченная в мятую рубаху со шнуровкой на груди и протертые бриджи из оленьей кожи, она, видимо, одна из местных шахтеров. Соратник потянулся, но тут же поморщился от тянущей боли в плече.
— Неплохо, — без денег, оружия и нормальной одежды.
— Ох, как я рада! А то уж мы испугались, что вы… ну… мертвый, — она снова улыбнулась. — Одежды на вас у меня нет, но, уверена, когда Филньяр проснется, он охотно одолжит вам что-нибудь более… представительное. Как вас зовут?
— Вилкас, — юноша решил пока умолчать, что он из гильдии Соратников. А то как это, одного из воинов Исграмора нашли близ деревни голого и безоружного.
— Я Сульга, — девушка вздохнула и споро подхватила ведро. — Что ж мы стоим, проходите в дом. Вы голодны, наверное.
— Да, — северянин кивнул, теребя бусинки браслета. Он изголодался, но отнюдь не по похлебке и хлебу.
***
Каджиты любят поспать, но сегодня Ларасс проснулась едва ли не раньше петухов. Мать и отец еще в кроватях нежатся, и не видят, как их дочь встала несусветно рано и, отчаянно зевая, принялась натягивать свое лучшее платьице, путаясь неловкими спросонья пальцами в тонкой шнуровке.