Огонь и сталь

Она старалась ступать тихо, бесшумно как тень, но половицы ужасно громко скрипели от каждого ее шага. Кончик хвоста покалывало от напряжения. Девочка тихо зашипела и резво засеменила к двери, когда чьи-то сильные руки легли ей на талию и с легкостью подняли в воздух.

— Так, так… и куда это ты собралась? — ехидно осведомился Камо’ри, крепко прижимая сопротивляющуюся сестренку. Дхан’ларасс испуганно взвизгнула, но широкая ладонь брата тут же зажала ей рот. От него пахло рыбой, солью и сыростью. Опять всю ночь в порту шлялся! Вот узнает отец, что сын среди моряков и рыбаков снова ошивался, мигом его на лесопилку отправит! Асэт’ар не верил, что в море Камо’ри ждет долгая жизнь. Холодное, злое, как старая шлюха, но братцу шепот волн милее и белых песков Скайрима, и сладко пьянящего аромата лунного сахара. А какую он песенку вчера спел за обедом, отец чуть трубкой не подавился. Правда, Ларасс не поняла, почему это Рольф-Великан сует свой пылающий меч в тугие ножны Сувиллы. Зачем ему чужие, когда свои должны быть? А если ножен у него не было, тогда куда он прятал меч?

Изловчившись, девочка пнула брата по колену. Камо’ри глухо мявкнул от боли и потащил извивающуюся сестру прочь, пока она отца с матерью не перебудила. Но трудно не шуметь, когда с виду хрупкая двенадцатилетняя фурия извивается в его объятиях. Мелкие острые клыки впились в руку каджита, юноша хрипло зарычал, но жертву не выпустил. Чуть присмиревшая Ларасс попыталась вновь лягнуть его, но уже без прежнего воодушевления.

Брат поставил ее на ноги только на улице. Ветер приносил с реки прохладу, ерошил темные кисточки на ушах Камо’ри. У него уши проколоты, уже мужчина, а сережку носит всего одну, тонкую серебряную косичку в правом ухе. Насмешливо сузив глаза, сутай-рат скрестил руки на груди.

— И чего, малютка, ты подскочила в такую рань? Уж не на заутреню в храм Мары собралась?

Льдисто-голубые глаза возмущенно расширились, девочка упрямо вздернула подбородок, уперев руки в бока, но хвостик, лихорадочно мечущийся из стороны в сторону, выдал ее с головой. Ларасс порывисто схватила брата за руку.

— Камо’ри, только не выдавай меня маме! Она говорит, что здесь почитают Мару неправильно, и не хочет, чтобы я училась ереси. А Эрандур…

— Ох, и дался тебе этот остроухий! — каджит раздраженно поморщился, - лицо длинное, что у твоей кобылы, и глазищи красные.

— Не говори так! — Ларасс топнула ножкой. — Эрандур хороший! Он меня сладостями угощал.

— Да, мужик он неплохой. Для жреца Мары, — Камо’ри взял сестру на руки и тихо охнул, когда она ударила его кулачком в плечо. — Ладно, беги в храм. Матери, если проснется, скажу, что ты за цветами убежала. Но голову себе ерундой перестань забивать. Данмер не достаточно хорош для моей сестренки.

***

Воровка проснулась от того, что ее сын беспокойно заворочался. Выбравшись из вороха шкур, котенок повел черным, чуть подрагивающим носиком и решительно потянулся к ее груди. Слабо улыбнувшись, Ларасс взяла котенка на руки. Девочки родились первыми, они крепенькие и сильные, растут как на дрожжах, а вот малыш еще слабоват. Приходится поить его целебным снадобьем, чтобы поскорее окреп. Каджитка рассеянно погладила головку ребенка. Козье молоко мальчик на дух не выносит, поэтому все еще приходится кормить его грудью. Такой маленький, беспомощный… котенок поперхнулся, судорожно закашлялся, и сутай-рат поспешно прижала его к плечу и похлопала по спинке.

— Не торопись, — прошептала она через зевок, и малыш глухо икнул в ответ. Камо’ри язвительно зовет его Заморышем. Уж забыл поди, что сам родился в месяц начала морозов хиленьким и неказистым. Дхан’ларасс знала, что гильдийцы в тайне от нее выбирают имена ее котятам. Вот уж дудки! Своих детей она назовет как захочет, а не в угоду этой кучке висельников и пьяниц. Малютки со дня на день должны открыть глазки. Брат говорил, что Шамси рыдала в три ручья, когда Ларасс ей впервые улыбнулась, а тут сразу трое… сын так и уснул у воровки на плече, и Соловей бережно уложила его на подушку. Стоит ей только взглянуть на малышей, как сердце становится мягким, словно масло, а сейчас Дхан’ларасс как никогда нужна твердость. Убили Мавен и ее старшего сынка. Каджитку не удивила смерть аристократки, эта сука давно напрашивалась на кинжал в глотку, но теперь Гильдия осталась без покровителя. Поставь Лайла во главе городской стражи какого-нибудь чистоплюя вроде Мьол Львицы, и ворам придется ох как не сладко. Итак на днях стражники убили воришку. Не из них, слава Азурах, но все же… сутай-рат тяжело вздохнула. Соплячка Ингун помешана на корешках и травах, остальные приближенные Мавен либо из побочной ветви, либо ублюдки ее ушлого папочки. А может, и мамочки, почем Ларасс знать. Главное — как можно скорее найти замену Мавен Черный Вереск. Нового покровителя, пока рифтенский ярл с рукой правосудия в заднице не взялся за воров. Может, сыночка одного оприходовать? Или обоих, мало ли как жизнь повернется. Хотя кое-какая мысль на этот счет у воровки имелась, надо будет обсудить ее с Бриньольфом. Каджитка погладила сына по спинке. Скорее бы они уже подросли, сутай-рат до ужаса хотелось обчистить какой-нибудь особнячок и вскрыть пару сейфов, а то, чего доброго, позабудет всю воровскую науку с этими спиногрызами. Дхан’ларасс любовно взъерошила шерстку на затылке сына. Надо будет пойти с ним погулять, а то ребенок совсем зачахнет здесь в темноте и промозглой сырости. Словно услышав мысли матери, котенок заворочался, потерся носом об ее ладонь и потянулся. Крепко схватив Ларасс за руку, мальчик приоткрыл сонные мутные глазки. Несколько раз моргнув, он вновь задремал, когда королева воров растроганно всхлипнула.

========== FEYN Shul (Погибель солнца) ==========

Шея горела, болезненный жар волнами разливался по всему телу, а во рту суше, чем в Алик’ре. Онмунд пожевал пересохшими губами и повернулся на спину, не отнимая ладони от пульсирующего болью лба. Словно мамонт по голове выплясывает, дремора его подери. Маг с трудом приоткрыл глаза. Сквозь застилающую взгляд мутную пелену маг увидел грубый каменный потолок. На сводчатых стенах плясали причудливые тени, зыбкий свет лился сквозь кованую решетку. Юноша сел, тихо протяжно застонав. Руки и ноги затекли, налились свинцовой тяжестью, голова кружилась, скудная обстановка комнатки пустилась в пляс. Заметив стоящий на краю кувшин, северянин жадно схватил его и припал к узкому горлышку. У воды был слабый солоноватый привкус. Выпив почти половину, Онмунд блаженно вздохнул. Тонкие серебристые струйки стекали по его подбородку, и колдун брезгливо вытер их рукавом. Пахло сыростью, землей, в углу что-то тихо зашуршало. Магия заискрилась на кончиках пальцев, обжигая легким холодком, но из кучи сена показалась острая мордочка злокрыса. Зверек повел подрагивающим носиком, но бледная молния, разбившаяся об пол возле его лап, заставила его поспешно юркнуть в дыру в стене, испуганно пища.

Юноша спустил ноги с продавленного топчана, застеленного овечьими шкурами, и окинул каморку уже более ясным взором. Подозрительно похоже на темницу… по другую сторону решетки стоял деревянный стол, стул, небольшой буфет и сундук. Почти такая же мебель была и в обители мага. Онмунд презрительно покосился на букетик лаванды, стоящий в треснутой вазочке. Да, вот жухлые цветы ему сейчас нужны как никогда!

Мелькнула тень, огоньки свечей затрепетали, и северянин увидел девушку, прижимающуюся щекой к железным прутьям. Пылающие в полумраке глаза исступленно шарили по ссутулившейся фигуре колдуна. Это скуластое бледное лицо было определенно знакомым. Как и тонкие руки-палочки, темные волосы, сбившиеся в неприглядный колтун…

«Помогите, моя семья умирает…»

— Как это все понимать?! — прорычал Онмунд. Голос, вырывающийся из горла, словно горящего изнутри, звучал глухо и приглушенно. — Что это все значит?!

— Наконец-то ты проснулся, — улыбнулась девушка, обводя кончиком языка заостренные клыки, сделавшие бы честь любому волку. — Уж думала, что все зря, что ты пропадешь как все остальные. Нельзя было пробовать тебя, но я не удержалась, — она поморщилась, тряхнула головой. Спутанные волосы упали ей на лоб. — Матильда-то совсем почти высохла.

Только сейчас маг заметил еще одного человека. Женщина с жидкими практически белыми волосами и серой кожей сидела в углу прямо на полу, глядя в одну точку. Губы ее шевелились, пальцы что-то плели из нескольких соломинок. Не сразу норд заметил на ее запястьях и шее множество следов укусов. Некоторые были совсем свежими, еще кровоточили, а кое-где белели старые шрамы. На мгновение Онмунду удалось поймать взгляд Матильды. Женщина безмолвно вглядывалась в взволнованное лицо северянина, после чего вернулась к своим соломинкам.

— У нас нет другого скота, кроме нее. Сбежали… или сдохли. Но ты не бойся, — вампирша захихикала как маленькая девочка, — тебя мы есть не будем. Ну… разве что разочек, — она снова рассеялась, но дико взвыла, закрыв лицо руками. Огненный шар, сорвавшийся с ладони Онмунда, взорвался снопом пылающих искр, которые попали на лоб и щеки носферату. Визжа, она металась по комнатке, бешено мотая головой. Матильда же даже не пошевелилась.

Не взирая на накатывающую слабость и дрожь в ногах, юноша подскочил к решетке и, улучив момент, схватил рыдающую нечисть за волосы. Она хрипло зашипела, потянулась когтями к шее северянина, но шальные карие глаза сузились до щелок, увидев пляшущее в ладони мага ало-золотистое пламя. Огненные искры прожгли кожу и плоть вампирессы практически до кости, ранки обуглились, кожа слезала искаженного гневом лица девушки.

— Убьешь меня — и тебе конец! — выплюнула она, задыхаясь. Синие глаза юноши превратились в практически черные, пламя в его руке немного опало. Онмунд едва держался на ногах, но если показать этой суке хотя бы минутную слабость, она разорвет колдуна голыми руками.

— Достаточно, Ирмагард, — вампирша испуганно присела при звуке властного, немного усталого голоса. Даже броня меланхолии Матильды треснула, женщина торопливо вскочила на ноги и кинулась прочь. Альтмер с мертвыми глазами цвета закатного неба приближался к вампирше, и казалось, что его ноги не касаются пола. Он будто плыл по воздуху. Пальцы Онмунда разжались, и Ирмагард отскочила в сторону, негодующе скалясь. Маг пошатнулся, едва не упал, и вцепился в каленые прутья решетки. Эльф смотрел на него со смесью толики скуки и пуда превосходства, жадно втянул воздух вздернутым, чуть приплюснутым носом. Старый вампир, намного старше Деметры. Да и Ирмагард не шибко юна. Сердце колючим склизким комом подкатило к горлу северянина. Тонкие губы вампира тронула высокомерная улыбка.