Огонь и сталь

***

Однако в зале царило оживленное веселье - Ваан и Векеса в одних штанах и рубашках сидели, закинув ноги на стол, и покатывались со смеху, глядя на худощавую девицу в платье с пышным кружевным воротником. Девушка жеманилась, хихикала, прикрывая лицо веером, и кокетливо хлопала ресницами. Тинтур далеко не сразу узнала в барышне Тростинку. Юный норд закружился на месте, волны дешевого атласа взметнулись вверх, обнажив волосатые ноги с кривинкой и грязные подштанники.

– О, милый добрый господин, - тонкий голосок юноши то и дело срывался на визгливые нотки, - не откажите помочь даме, попавшей в беду!

– Конечно, сударыня, - пробасил Ваан, выпучив глаза и важно надув и без того толстые губы. Хэльвор застенчиво покраснел, тряхнул тщательно завитыми волосами. На цыпочках он направился к редгарду, лихорадочно обмахиваясь грязным веером.

– Миледи, ваша красота просто сразила меня… насмерть!

– Моя неземная красота служит Отцу нашему Ситису! – норд легонько стукнул Ваана по черным курчавым волосам сложенным веером.
– Умри, противный!

Ваан с тихим криком распростерся на полу, прижимая руки к груди. Векеса беззвучно хохотал, уронив голову на стол, Хэльвор тонко хихикал, приплясывая возле алик’рца, но юноша резко замолчал, заметив Говорящую. Тинтур скрестила руки на груди, склонив голову на бок, серебристо-седая косичка скользнула ей на плечо, уголки губ босмерки дернулись, но она удержалась от улыбки. Прозрачно-золотистые глаза скользили по виноватым лицам Хельвора и Векесы, Ваан же продолжал старательно изображать смертельно раненого прелестью парня, наряженного девкой, и откровенно недоумевая, чего это представление завершилось столь резко.

– Обязательно сейчас? – промолвила Белое Крыло чуть насмешливо, но послушники приуныли еще больше. Тростинка размазывал по лицу румяна и помаду, братья редгарды угрюмо пыхтели, не решаясь взглянуть на эльфийку. Трое ассасинов-недоучек сейчас больше всего напоминали провинившихся детей, чем будущих убийц Темного Братства.

– Мы… это… - Ваан неуклюже поднялся на ноги, - просто там еще спят, мы мешать не хотели…

– А платье чье? У Науше стянули? Растянешь, и будет на ней болтаться как…

– Как седло на корове, - брякнул Векеса, и брат поддержал его ехидным хихиканьем. Босмерка сурово прищелкнула языком и коротко мотнула головой. Чуть присмиревшие, юноши покорно поплелись в общие комнаты послушников. У Говорящей рука тяжелая, она не гнушается подзатыльники с оплеухами следующему поколению убийц подарить. Хельвор-Тростинка манерно расправил складки на подоле.

– И ничего я не растяну! Талия у меня куда тоньше, чем у Науше!

– Так правильно, она ж столько пирогов на ночь трескает! Хватит, чтобы Ривервуд прокормить.

Юноши, даже пока еще мальчишки, шаловливые и взбалмошные, напоминали ей братьев, что сейчас в Валенвуде. Ниран старше Тинтур, но нрав у него лисий, хитрый, лукавый до издевки, до жестокой насмешки, Фанумас мальчишкой был, когда она уходила, но он не по годам рассудительный и задумчивый, и если старшие дети клана Белых Крыльев пошли в отца, то он – материнское дитя, волосы черные, глаза словно черные жемчужины без блеска. Тирон – серединка на половинку, глаза черные, словно отлитые из эбонита, а волосы рыжие… еще Квенья, Айнилл, Файнона… страстно, до боли в груди хотелось им написать, но разумно ли это? Теперь Братство ее семья. Стоит ли подвергать отца и мать опасности ради того, что бы потешить ее тоску?

– Говорящая! Говорящая, подожди, подожди Цицерона!

Босмерка хотела сделать вид, что не слышит воплей Хранителя священных мощей, но шут пронесся мимо нее, путаясь в чем-то напоминающим спутанную рыболовную сеть. Имперец возбужденно хихикал, облизывая губы, прыгал на месте под веселый звон бубенцов своего колпака. Пудра осыпалась с его лица невесомой нежной пылью.

– Идем-идем-идем, Говорящая! Идем, поймаем Цицерону русалку! Да, да, поймаем русалку, холодную, голую, рыбой воняющую… - постепенно мужчина мрачнел, его энтузиазм гас все больше и больше, - мокрую такую… скользкую…

– Ну, а русалка тебе на что? Уху варить собрался?

– Нет! Цицерон посадит ее в бочку и будет… будет…

– Солить? – хихикнула эльфийка, на что гаер оскорбленно засопел.

– Нет! Бедный Цицерон такой одинокий… ему не с кем играть… даже Слышащая больше не берет его с собой, таскает этого ведуна! А так у него будет русалка!

– Может, лучше собака? – Гешу и Ашайет имперца не выносят и к себе не подпускают.
– Или кошка?

– Кошка?.. кошка… кошка?! Я маленьких котят люблю, крысиным ядом их кормлю, - расхохотался мужчина заливисто, накидывая на себя сеть словно плащ. Тинтур только покачала головой.

Небо на горизонте синее до бархатной черноты, по которой рассыпались сверкающие звезды, раскинулись, кажется, привольно и беспорядочно, но складываются в созвездия, чей свет постепенно тает, не устояв перед рассветом. Нежно-алые облака пронизаны первыми лучами солнца, которые серебрят волны моря Призраков, с тихим шепотом набегающих на берег. Цицерон, путаясь в своей сети, кинулся к воде, явно собираясь ловить морскую деву без приманки. Хоть бы серьги какие взял или бусы. На что там клюют русалки? Тинтур подняла воротник плаща, с упоением вдыхая колючий морозный воздух. Она дочь Валенвуда, из рода охотников… но здесь, в крае снегов, среди убийц и вампиров Тинтур Белое Крыло чувствует себя на своем месте. Дома. И это истинно правильно. Раздался плеск, и Цицерон, отплевываясь и фыркая, забился в набегающих на берег волнах, тщетно пытаясь высвободиться из тугих нитей сети. Солнце, отражаясь в воде, вдруг озорно светит прямо в глаза эльфке, и босмерка слабо улыбнулась, сморщив нос. Какая разница, Скайрим ли, Валенвуд… главное – она нашла свою Семью.

***

Нефтис с сердитым шипением вцепилась едва прорезавшимися зубками в край шкуры, свисающей с постели, и потянула на себя. Слишком тяжелая, она никак не хотела поддаваться, и котенок после нескольких бесплодных попыток уселась прямо на пол и обиженно захныкала. Бриньольф тяжело вздохнул сквозь сон.

– Твоя дочь проснулась, - пробормотал он Ларасс, уютно устроившейся у него на груди. Каджитка меланхолично шевельнула ушами.

– Теперь это и твоя дочь тоже, - промурлыкала воровка, легонько царапнув норда по плечу. Мужчина горестно вздохнул, но глаз так и не открыл, - сейчас она сильнее расплачется и разбудит Санеру и Дро’Оана.

– Кто из нас мать, детка, - ты или я? – Соловей повернулся на бок спиной к сутай-рат, бессовестно перетягивая на себя шкуры. Нефтис уже ревела практически в голос больше из вредности, нежели от обиды, упорно дергала за шкуру и тянулась к матери, но ножки еще плохо держали девочку. Плюхнувшись на пол в очередной раз, она заплакала уже по настоящему от боли. Глаза Бриньольфа тут же распахнулись, он сел на постели и протянул руки к плачущему котенку. Нефтис шмыгнула носом, небесно-голубые глазки блестели от слез. Северянин прижал девчушку к себе, укачивая ее и поглаживая по головке. Шерстка у дитятка словно пушок, мягкая, у матери ее пожестче будет. Малышка доверчиво прильнула к вору, спрятав мокрую от слез мордочку у него на плече.

– Ну, ну, моя маленькая, не рыдай, - мужчина прижался небритой щекой к макушке Нефтис, чье жалобное хныканье сменилось ласковым урчанием, - с папкой хочешь спать? Папка тебя сейчас уложит… пока мать дрыхнет, словно не котяра она, а сурок.

– Ты поговори мне, - сурово бросила Дхан’ларасс, качая колыбель в пустой надежде успокоить детей, но разбуженные всхлипами старшей сестрички котята пищали и все норовили вылезти из кроватки. Каджитка подхватила сына и дочь на руки и вернулась в постель. Бриньольф, подложив руку под голову, возлежал на перине, а Нефтис, ворча, топталась у него на животе. Норд чуть слышно кряхтел, когда малютка особенно сильно давила острыми локтями и коленями ему на живот. Сутай-рат скользнула под бок вору, устроив голову у него на плече, и Соловей обнял ее за плечи. Санера сонно посапывала, ткнувшись носом в подмышку матери, Дро’Оан устроился на подушке, свернувшись клубочком. Соловей протяжно зевнул, свободной рукой протирая глаза.