Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Условия договора были согласованы в Камбре в течение месяца. Этот мирный договор, известный как «Дамский мир» (фр. Paix des dames), обязывал Франциска отказаться от ранее завоеванных территорий в Италии и Нидерландах, жениться на сестре Карла Элеоноре Австрийской и заплатить два миллиона золотых экю в качестве выкупа за своих сыновей. Катберт Тансталл и Томас Мор успели внести в договор дополнительные пункты, положившие конец экономической войне с Нидерландами, однако договор окончательно подорвал былой авторитет Уолси⁴⁷.

31 июля 1529 года Генрих и Анна покинули Гринвич и отправились в традиционное летнее путешествие по стране. Судя по всему, Екатерина не принимала в нем участия, и они проводили все дни вдвоем за охотой, а затем на пару недель остановились в Графтоне в Нортгемптоншире, небольшом, но живописном поместье, которое Генрих купил в 1526 году. Здесь, как никогда, стал проявляться властный характер Анны. Когда в Графтон для вручения верительных грамот прибыл Шапюи – это было после обеда,– он с удивлением увидел, что церемония внезапно приостановилась только потому, что Анна была готова выехать на охоту⁴⁸.

Узнав о подписании мирного договора, Генрих назначил на 3 ноября заседание парламента, чтобы объявить импичмент Уолси⁴⁹. Однако позже, к величайшему разочарованию Анны, он отступил от своего решения. Не позднее 14 сентября он разрешил Екатерине присоединиться к королевскому путешествию, а 19 сентября удостоил аудиенции Уолси и Кампеджи до отбытия последнего в Рим⁵⁰. Скованный нерешительностью, он сначала оказал им любезный прием, после чего все посетили богослужение. «После обеда» Генрих и Уолси беседовали наедине «на протяжении по меньшей мере двух часов». На следующее утро они снова провели в разговорах примерно столько же, потом вместе до обеда участвовали в заседании совета, после чего оба кардинала попрощались и отбыли⁵¹.

Несмотря на это показное проявление дружелюбия, если оно на самом деле было таковым, Уолси больше никогда не виделся с Генрихом. 9 октября, в первый день осенней судебной сессии – так называемой «сессии Михайлова дня» – в Суде королевской скамьи генеральный прокурор Кристофер Хейлз предъявил Уолси обвинение в превышении полномочий и посягательстве на верховную власть короля (лат. praemunire [78] ) (преступление, которое по древнейшим законам Англии причислялось к уголовным и состояло в получении и использовании папских булл из Рима с целью нанесения ущерба власти короля). По замечанию дю Белле, Уолси ничего не оставалось, кроме как согласиться либо с этим обвинением, либо с процедурой импичмента в парламенте. Умоляя короля проявить сострадание, Уолси написал ему письмо, в котором называл себя «Ваш жалкий, унылый и отчаявшийся священник» и «самый покорный бедный капеллан Вашей Милости, ничтожное создание и смиренный проситель», однако все было напрасно. 17 октября он был лишен Большой печати – эмблемы власти лорд-канцлера. 22 октября он признал себя виновным в praemunire, отказался от всей своей собственности в пользу Генриха и отдал себя на милость короля. Дю Белле далее сообщает, что «совет теперь возглавляет герцог Норфолк, а в его отсутствие – Саффолк, однако более других (фр. par dessus tout)– мадемуазель Анна». Томас Мор заменил Уолси на посту лорд-канцлера, однако без сохранения многих должностных обязанностей и привилегий своего предшественника⁵².

78

 В английской истории praemunire или praemunire facias относится к закону XIV в., который запрещал утверждение или поддержание папской юрисдикции или любой другой иностранной юрисдикции или претензии на верховенство в Англии против верховенства монарха.

И снова Генрих дрогнул, послав Уолси «золотое кольцо… [то], которое тот хорошо знал, поскольку оно всегда служило знаком дружбы между ним и королем», и записку с пожеланием «сохранять хорошее настроение, ибо Вы, как и прежде, можете рассчитывать на благосклонность Его Величества». К 27 октября дю Белле уже начал было подозревать, не собирается ли кардинал вернуть себе власть. Генрих, исполненный теплых чувств, понимал, что между ним и Уолси существовала глубокая эмоциональная привязанность, разорвать которую было нелегко. Почти двадцать лет они действовали сообща. Нередко они вместе прогуливались рука об руку в уединенных садах королевских дворцов, занятые беседой. Кроме того, Генрих, как и все нарциссы, не желал признать своей ошибки в том, что так долго доверял Уолси⁵³.

Тем временем в сердце Анны тлели давние обиды. Вернувшись с Генрихом в Виндзорский замок, пока Уолси находился в Ишере в Суррее, она вместе с отцом и двумя герцогами разрабатывала план отмщения. Дю Белле, поехав навестить кардинала в Ишере, застал его в слезах. Уолси обратился к Франциску и его матери с просьбой спасти его, умоляя их напомнить Генриху о том, какую пользу он мог принести. Из всех врагов Уолси больше всего боялся Анны, которая, по его словам, «вынудила [короля] пообещать, что он больше не удостоит его аудиенции, потому что она опасается, что король не сможет сдержать жалости к нему». По свидетельству Кавендиша, Уолси называл Анну «ночной вороной» – женщиной, которая засиживалась допоздна в покоях короля и внушала ему вредные мысли⁵⁴.

Вскоре после Рождества Уолси заболел водянкой и лихорадкой. Он попросил прислать к нему доктора Баттса. Генрих удовлетворил его просьбу и вместе с доктором прислал еще одно кольцо, а Анна – исключительно по настоянию короля – добавила от себя золотой слиток. Баттс доставил дары, сопроводив лечение «самыми утешительными словами, какие только можно было придумать», и Уолси пошел на поправку⁵⁵.

Словно утопающий, хватающийся за соломинку, Уолси щедро делился с друзьями и недругами доходами от церквей, которые пока еще были под его контролем. Так, Джордж Болейн получил пожизненную годовую ренту 200 фунтов (свыше 200 000 фунтов в переводе на современные деньги)⁵⁶. Однако и это не помогло. Несмотря на огромное количество новых просьб и ходатайств, которыми он забрасывал Генриха в течение 1530 года, он получил от него лишь условное прощение вины. Его доверенное лицо Ричард Пейдж доставил Анне письмо с просьбой вступиться за кардинала, но оно осталось без ответа. По словам Ричарда, «она сказала добрые слова, но вступиться за Вас перед королем не обещала». На самом деле он имел в виду следующее: «Никто не осмеливается говорить с королем в защиту Уолси из страха вызвать недовольство мадам Анны»⁵⁷.

Лишенный возможности приближаться ко двору более чем на семь миль, Уолси возобновил попытки добиться помощи со стороны Франциска и Луизы, а затем отправился в Ричмонд. Там он оставался до начала апреля 1530 года, когда ему было дано разрешение поехать на север для исполнения обязанностей в сане архиепископа Йоркского. Уолси взял с собой крупную денежную сумму, а также положенную ему пенсию в 1000 марок, декоративных тканей и серебряной посуды в достаточном количестве, чтобы разместиться в пяти комнатах⁵⁸, и фактически отправился в изгнание.

К концу ноября Уолси умрет. Решающий удар (фр. coup de grace) ему нанесли герцог Норфолк и Анна, которые вынудили итальянского врача Уолси Агостино Агостини дать показания против опального кардинала, который якобы вступил в заговор с папой римским, Францией и, возможно, с Карлом с целью восстановления своих полномочий. Вечером 4 ноября Уолтер Уолш, который вместе с братом Анны доставлял ей секретные послания, и, по иронии судьбы, тот самый Гарри Перси въехали верхом во двор замка Кавуд, служившего главной резиденцией архиепископов Йоркских, когда обитатели замка ужинали. Перси арестовал Уолси, в то время как Уолш в капюшоне, скрывавшем его лицо, схватил Агостини и объявил его изменником. Ослабевшего и больного Уолси перевезли в дом графа Шрусбери в Шеффилд-парк, где ему было разрешено отдохнуть до приезда сэра Уильяма Кингстона, который должен был доставить его на юг. Агостини был заключен в Тауэр, потом доставлен в дом Норфолка, где он оставался до тех пор, пока не «запел под их дудку»⁵⁹.

Уолси смог доехать только до Лестерского аббатства, где и скончался после нескольких острых приступов рвоты и диареи. Отныне он более не встанет между Болейнами и монаршей властью. Они верили в то, что будущее принадлежит им, и намеревались воспользоваться этим в полной мере⁶⁰.

16. Группа поддержки из Дарем-хауса

Анна понимала, что ее отношения с Генрихом, до сих пор исключавшие физическую близость, не могут длиться вечно. Все шло хорошо, пока они оба преследовали общую цель – брак. Однако месяцы, последовавшие за провалом суда в Блэкфрайерс и отставкой Уолси, стали настоящей проверкой на прочность. Никогда еще перспектива развода короля не была столь призрачной. Генрих по-прежнему был в браке с Екатериной, а Анна была для всех просто «госпожа Болейн» или «госпожа Анна». Да, он пообещал сделать ее своей супругой, а она – подарить ему законного наследника. Теперь, когда в их деле наметился застой, его влечение к ней только усилилось, потому что появилось препятствие, подогревающее страсть. Позже, когда в его жизни вновь наступил подобный период вынужденного воздержания, он признавался, что его одолевают эротические сны. Однако в годы увлечения Анной он не осмеливался заводить интрижку на стороне¹. При дворе было трудно сохранить в тайне личную жизнь – даже в самых уединенных «личных» покоях короля. Придворные и лакеи были повсюду, везде были свои глаза и уши. Кроме того, он не видел достойной особы, с которой мог бы вступить в любовную связь. Анна заставляла его ждать, сам же он искренне полагал, что будет верен ей всегда, как его отец был верен его матери. По словам придворных, наблюдавших за их отношениями, король был так сильно влюблен в Анну, что не мог провести в разлуке и больше часа². По-видимому, для него сладчайшим из объятий было то, которого он еще не вкусил.

Для Анны все обстояло иначе. Могла ли она теперь положиться на него в деле о разводе после двух лет неудач? Нерешительность, с какой он действовал в отношении Уолси, заставила ее усомниться во многом. Она связала свое будущее с Генрихом, однако он по-прежнему метался между ней и Екатериной, не в силах сделать выбор между законной супругой и женщиной, брака с которой он так страстно желал. Она терзалась сомнениями не впервые. Когда Генрих дистанцировался от нее во время эпидемии потливой горячки и уехал в Хансдон, она повиновалась его совету «гнать из головы дурные мысли» о его неверности и довериться торжественному заявлению короля: «…где бы я ни находился, я все время с Вами», скрепленному подписью «Генрих неизменно верный». Однако ей было недостаточно высокопарных заверений. Она знала: чтобы сдвинуться с мертвой точки, ей необходимо закалить его характер. Если она пока не может стать законной супругой Генриха и соправительницей, то при содействии своей семьи она может стать для него помощницей в управлении страной, как это делали мать и сестра Франциска, чему она была свидетельницей, живя при французском дворе. Стремление Анны во что бы то ни стало стать королевой не означает, что она была беспринципной карьеристкой. Напротив, ей не терпелось воплотить в жизнь те идеалы и принципы, которые она исповедовала.