Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Чтобы вознаградить Барлоу, отец Анны, находясь в Пенсхерсте, написал Уолси письмо с просьбой назначить Барлоу настоятелем приходской церкви в Сандридже в Кенте, где у его друзей Айсли было поместье. После смерти Томаса Айсли в 1519 году имуществом распоряжался его сын Генри, однако он не имел полномочий назначать людей на церковные должности. Болейн хотел, чтобы Барлоу получил приход в Сандридже, сохранив при этом должность в Хивере. Увы, кардинал перепутал Сандридж и Тонбридж, куда он и назначил Барлоу настоятелем. За эту ошибку он получил выговор от Анны. «Благодарю Вашу Милость,– пишет она,– за пожалованный господину Барлоу приход, хотя этот подарок не произвел должного впечатления, ибо пожалованный приход находится в Тонбридже, в то время как я хотела бы, с соблаговоления Вашей Милости, чтобы это был Сандридж; Тонбридж меж тем был пожалован милорду моему отцу… и это распоряжение еще не признано недействительным»³⁶.

Принято считать, что Анна смягчила тон письма, выразив благодарность Уолси в на редкость хвалебных выражениях: «Я считаю себя премного обязанной Вашей Милости за все приложенные старания во имя продвижения дела короля; отныне моя ежедневная забота состоит в том, чтобы изыскивать способы, как услужить им и доставить удовольствие»³⁷. На самом деле этот фрагмент воспроизведен не совсем точно. В сохранившемся оригинале письма сказано так: «Я считаю себя премного обязанной Вашей Милости за всех приложивших старания во имя продвижения дела короля». Другими словами, ее благодарность относится скорее к Барлоу и другим, чьими усилиями удалось получить окончательный вариант документа, который вскоре доставит Кампеджи, нежели к самому Уолси. Итак, вместо благодарности Уолси получает поручение: она была бы ему «премного обязана», если бы он позаботился о том, чтобы эти люди были по достоинству вознаграждены³⁸.

Но это было еще не все. В письме Анны есть постскриптум: «Милорд, я всем сердцем прошу Вас о том, чтобы Вы не обошли вниманием пастора из прихода Хани-лейн, за которого прошу лично». Это было смелое заявление. Упоминаемый «пастор» (или настоятель) был не кто иной, как доктор Роберт Форман, чей помощник, викарий Томас Гарретт, поставлял сочинения Лютера студентам Оксфорда. Анна, в чьей памяти еще свежи были воспоминания об импровизированных семинарах Дени Брисонне и Жака Лефевра д’Этапля в покоях королевы Клод и Луизы Савойской, была возмущена гонениями Уолси. Она не видела ничего дурного в поступках тех, кого он преследовал, поскольку они лишь поощряли верующих, считавших, что истинную веру можно обрести через тексты Священного Писания. Эти люди могли бы чувствовать себя в безопасности во Франции, если бы Генрих проявил снисходительность и отпустил их. Она не могла ничего сделать для Гарретта, которого уже заставили отречься от своих убеждений, но в ее силах было помочь Форману, что она и сделала. Хотя его уличили в хранении книг Лютера, в которых имелись заметки на полях, сделанные его рукой, он отделался лишь «тайным покаянием» и избежал публичного разоблачения и судимости³⁹.

21 августа Генрих отправил Фрэнсиса Брайана в Париж встретить Кампеджи. Брайан был не только кузеном Анны, также он был известен как религиозный реформатор и критик папской власти. Дю Белле отзывается о нем как о «родственнике [Анны] и одном из тех, кому она более всего симпатизировала». Брайан отправился в путешествие через Ла-Манш в сильный шторм, из-за чего у него случился острый приступ морской болезни. В 10 часов вечера он был вынужден сойти с корабля недалеко от Кале и пробираться по мелководью вдоль берега. По его воспоминаниям, это была «самая тяжелая переправа» в его жизни. Спешно добравшись до Парижа, он обнаружил, что Кампеджи еще не приехал, и ему пришлось ждать его еще целых три недели. Из-за тяжелых приступов подагры Кампеджи был вынужден добираться из Лиона на конных носилках⁴⁰.

Кампеджи прибыл в Париж лишь в понедельник 14 сентября, спустя шесть недель после начала путешествия⁴¹. Дорога из Парижа в Кале заняла еще две недели вместо обычных трех дней, и лишь 29 сентября он второй раз в жизни вступил на землю Англии. Незадолго до 8 сентября, как сообщал Мендоса Маргарите Австрийской, Генрих отослал Анну в Хивер к родителям, посчитав, что будет неблагоразумно, если Кампеджи застанет ее рядом с ним. Будучи уверенным в том, что проволочки скоро закончатся, король вновь вступает с ней в переписку⁴².

Свое первое письмо Генрих отправил 17 или 18 сентября, когда еще ожидал прибытия Кампеджи. Свой ответ на очередное письмо Анны (не сохранившееся) он писал на английском, «чтобы сообщить новости: легат, приезда которого мы жаждали с таким нетерпением, прибыл в Париж в прошлое воскресенье или понедельник, поэтому рассчитываю, что к следующему понедельнику [21 сентября] станет известно о его прибытии в Кале». Предвкушая скорый приезд Кампеджи, он продолжает: «Я надеюсь… получить то, о чем так давно мечтал и что угодно Богу и будет нам во благо; на этом все, моя дорогая, ибо более не имею времени, однако как бы я желал заключить Вас в свои объятия или оказаться в Ваших, ведь прошло уже столько времени с тех пор, как я целовал Вас». Он завершает письмо привычной охотничьей темой: «Написано после того, как я добыл оленя в 11 часов в надежде с Божьей помощью подстрелить еще одного завтра, рукой того, кто в скором времени, надеюсь, станет Вашим»⁴³.

Второе письмо написано после получения еще двух записок от Анны, в одной из которых она выразила недовольство по поводу затянувшегося ожидания⁴⁴. Кампеджи, которого по-прежнему мучила подагра, прибыл в Лондон только 9 октября и был настолько истощен болезнью, что не смог присутствовать на роскошном приеме, устроенном в его честь. Уолси посетил его три раза, но прошло еще две недели, прежде чем он отправился в барке по реке во дворец Брайдуэлл на встречу с Генрихом. Кампеджи действительно привез окончательное распоряжение папы, однако легат получил приказ показать его только Генриху и Уолси, причем этот документ нельзя было ни представить в суде, ни передать кому-либо другому. Климент уполномочил легатов выработать окончательное решение по делу, но не облекать его в письменную форму⁴⁵.

С прибытием Кампеджи, который постепенно восстанавливался после путешествия и болезни, Генрих пребывал в приподнятом настроении: он был уверен в том, что очень скоро его брак с Екатериной будет признан недействительным, как противоречащий закону, предписанному Левит. После аудиенции с Генрихом, состоявшейся 22 октября, Кампеджи воскликнул, что столь велика была уверенность короля в законности его оснований на развод, что даже «ангел, спустившись с небес, не смог бы убедить его в обратном»⁴⁶.

В письме к Анне Генрих пишет о том, какую «великую радость» доставляет ему то, что «она вняла доводам рассудка и что ее разум взял верх над бесполезными суетными мыслями и фантазиями». Вполне понятно, что она тревожилась из-за того, что их ожидают очередные задержки с приездом Кампеджи или полный провал его миссии. Кто-то из тех, кто видел папского легата на подъезде к Лондону, сказал, что он выглядел плохо и мог вот-вот отойти в мир иной. Может быть, эти слухи дошли до Хивера? Если это так, Анна может отбросить свои сомнения, уверяет ее Генрих, «ибо Кампеджи принесет Вам и мне громадное успокоение, какое только возможно в этом мире».

Не исключено, что недовольство Анны было вызвано тем, что она находилась в Хивере и не могла лично расспросить Кампеджи. И все же ей не следует торопиться с выводами. «Непритворная болезнь этого неутомимого легата несколько задерживает его встречу с Вами, однако я искренне верю в то, что, когда Бог пошлет ему здоровье, он с надлежащим усердием постарается компенсировать свою нерасторопность и вознаградит Вас за Ваше ожидание». Если же у нее есть сомнения по поводу того, не подвержен ли Кампеджи влиянию Карла, то ей следует отбросить их. «Поскольку мне точно известно, при каких обстоятельствах это было сказано (сетуя на обвинения [слухи] в том, что он поддерживает императора), то я доподлинно знаю, что в этом деле у него нет проимператорских настроений».

Есть и еще одно дело, о котором он уведомляет Анну: «Причина столь длительной задержки посыльного заключается в том, что я был занят приготовлением для Вас одного предмета [76] , которым, я надеюсь, Вы в скором времени воспользуетесь». Означает ли это, что Генрих, как считает один историк, уже начал подготовку к свадьбе?⁴⁷ Если это так, то дворцовые книги с записями о расходах на гардероб короля не подтверждают этого, хотя следует отметить, что сведения в них отрывочные и неполные. Мы не можем с определенностью сказать, что в действительности имел в виду Генрих под словом «предмет» (англ. gear), которым в скором времени предстояло «воспользоваться» Анне, однако он игриво продолжает: «И тогда я надеюсь воспользоваться Вашим, что станет для меня справедливым вознаграждением за все мои труды и лишения»⁴⁸.

76

 Под «предметом» могла подразумеваться одежда, украшения или предметы домашнего обихода, например кровать.– Примеч. авторов.