Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

12 октября, через три дня после того, как Уолси было предъявлено обвинение в том, что он посмел поставить интересы папы римского выше интересов короля, посол Франции Жан дю Белле, последние недели находившийся на своем посту, в зашифрованном донесении, адресованном герцогу де Монморанси, прямо высказался о том, что Анна и ее отец (фр. Monsieur Boullan et la Demoiselle) вознамерились прибрать власть к своим рукам. По его словам, отец Анны признался в том, что другие члены совета, даже герцог Норфолк и герцог Саффолк, больше «не пользуются доверием, за исключением тех случаев, когда его оказывает [Анна], если пожелает», и что «это столь же истинно, как и Святое Писание». Он не мог не заметить, что Саффолк был вычеркнут из списков: к концу года он все реже появлялся на заседаниях совета вовсе не из-за лености, как это принято считать, а по причине растущей неприязни к Анне. Она отвечала ему тем же. Прекрасно зная о его истинном отношении к ней, а главным образом об отношении к ней его жены, она будет впредь отвечать язвительными выпадами на любую колкость с их стороны. Этот обмен «любезностями» вскоре стал столь ожесточенным, что как-то раз Анна обвинила Саффолка в попытке растления его собственной дочери. Среди других, кто выводил ее из себя, была также Гертруда Блаунт и еще две придворные дамы Екатерины³.

Дю Белле рекомендовал Монморанси содействовать тому, чтобы в «общей дипломатической миссии по делам Франции» участвовал брат Анны Джордж, которого он называл «маленьким принцем» семьи (фр. petit prince) и которому предстояло стать особым послом в Париже⁴. Своим назначением на столь высокий дипломатический пост Джордж был обязан исключительно вмешательству Анны. С учетом того, что ему едва исполнилось двадцать пять лет и у него не было никакого дипломатического опыта, это был довольно рискованный выбор. Анна, понимая это, через отца попросила дю Белле проследить за тем, чтобы Джордж был принят с особыми почестями. Ему не только должны были оказать радушный прием высокопоставленные придворные, имена которых указала сама Анна, но его полагалось встретить с таким же уважением, каким пользовался его отец, дипломат с большим опытом, даже если, как язвительно заметил дю Белле, все остальные сочтут, что эти церемонии больше напоминают фарс⁵.

Анна требовала свежих решений не только в политике, но и в архитектуре. Спустя всего два дня после того, как Уолси отказался от своей собственности в пользу короны, она, ее мать и король в сопровождении Генри Норриса тайно отправились на королевской барке в Йорк-плейс в Вестминстере для осмотра новых владений. Там они внимательно наблюдали за тем, как королевские служащие составляли подробную опись имущества опального кардинала. Не прошло и нескольких недель, как Генрих и Анна представили королевскому архитектору Джеймсу Нидхему планы строительства нового дворца, который должен был называться Уайтхолл. По своему размаху их грандиозный замысел значительно превосходил строительные планы Уолси и предусматривал новые жилые помещения, обширные сады, поле для турниров, теннисные корты, лужайки для игры в кегли, арену для петушиных боев и охотничьи угодья. Арена для петушиных боев должна была иметь отделку из цветного камня с изображением животных, позолоченные флюгеры и сиденья, предназначенные специально для Генриха и Анны, которая была большой любительницей таких зрелищ. Она уговорила Генриха построить такую же арену в Гринвичском дворце. Позже она потребовала соорудить деревянные клетки для «павлина и пеликана, привезенных для короля из Ньюфаундленда [то есть Северной Америки, что позволяет предположить, что Анна называла павлином обыкновенного индюка]», чтобы закрывать их на ночь, поскольку «своим шумом они тревожили ее сон ранним утром». Новый охотничий парк в Уайтхолле с пернатой дичью и кроликами, которых выращивали в близлежащих хозяйствах, предполагалось огородить рвом и внутренней стеной, протянувшейся на две мили вдоль южной, западной и северной сторон дворца. Венцом строительных и ландшафтных работ должен был стать Сент-Джеймсский дворец на другой стороне охотничьего парка, предназначавшийся для будущего сына и наследника Генриха и Анны⁶.

На то время это был самый амбициозный строительный проект Генриха. Работы по возведению новых зданий стоили колоссальных денег и требовали сноса сотен расположенных по соседству домов, большинство из которых принадлежало домочадцам Уолси, а это повлекло за собой операции с земельными участками, сделки купли-продажи и конфискацию имущества. Крупнейшая сделка затронула настоятеля и монахов Вестминстерского аббатства, которым пришлось уступить под новый парк около 100 акров принадлежавших им земель. Взамен они получили земли в Беркшире. Для строительства Сент-Джеймсского дворца был снесен средневековый женский госпиталь для прокаженных, а штат работавших там сестер распущен⁷.

Лучшие помещения в новом дворце, те самые, которые Уолси в свое время предполагал занять сам, были отведены для Анны. Их внутреннее убранство, по примеру обширного переустройства, затеянного ею и Генрихом в другом дворце, Хэмптон-корте, должно было включать элементы «античного декора», дабы имитировать стиль французского Ренессанса, формировавшегося буквально на ее глазах в замке Гайон кардинала Жоржа д’Амбуаза. Уайтхолл стал любимой резиденцией Анны отчасти по этим причинам, но главным образом потому, что в ее проекте не предусматривались покои для Екатерины. Указы и распоряжения о начале строительства появились в первые месяцы 1530 года⁸.

В целях дальнейшего укрепления влияния своей семьи Анна содействовала продвижению отца и брата. 8 декабря Генрих присвоил сэру Томасу Болейну, виконту Рочфорду, графские титулы Уилтшир и Ормонд, а через месяц назначил его лордом – хранителем Малой печати, наделив его полномочиями контролировать большую часть государственных расходов. Вслед за этим он передал в пользование новоиспеченного графа Уилтшира особняк Дарем-хаус на улице Стрэнд, ранее принадлежавший Уолси, со всеми ценностями, находившимися в нем, а также назначил отцу Анны целый ряд щедрых ежегодных выплат и пенсий. Джордж получил титул виконта Рочфорда, а его супруга, отныне виконтесса, стала именоваться «леди Рочфорд». С этого момента придворный титул Анны будет звучать как «леди Анна Рочфорд»⁹.

Вместе с титулом графа Ормонда отец Анны получил наконец официальное право на те владения в Англии, на которые он претендовал более десяти лет. Это стало возможным в результате окончательного урегулирования дел с Батлерами. Согласно документам сделки, оформленной в 1528 году, Пирс Батлер отказывался от своих имущественных притязаний, а взамен получал во владение графство Оссори, а также бывшие владения Ормондов в Ирландии в долгосрочную аренду. Анне больше не нужно было оставаться в невестах, ожидая брака с сыном Пирса Батлера, сэром Джеймсом¹⁰.

На следующий день после присвоения новых титулов Генрих устроил банкет во дворце Уайтхолл для Болейнов и других тщательно отобранных именитых гостей, во время которого Анна занимала место рядом с королем, как если бы она уже была королевой. «Такого в этой стране еще не бывало»,– возмущенно отозвался шокированный происходящим Эсташ Шапюи. За торжественным обедом последовали танцы и развлечения, и «казалось, что не хватало лишь священника с обручальными кольцами и благословением». Генрих предусмотрительно отослал Екатерину из дворца, «дабы она в одиночестве предавалась празднику скорби и слез»¹¹.

Анна хотела, чтобы Екатерина навсегда была отстранена от двора, ее свита распущена, а общение с любимой дочерью, принцессой Марией, которой вскоре должно было исполниться четырнадцать лет, ограничено или прекращено – так мать и дочь не смогли бы вступить в заговор против нее. Однако добиться этого было совсем не просто. За девять дней до банкета, в день святого апостола Андрея Первозванного, Екатерина, не сдержавшись, упрекнула Генриха в том, что он более не желает есть с ней за одним столом и появляться в ее покоях, в итоге между ними разразилась бурная ссора. Устав от ее постоянных жалоб и обвинений, Генрих сделал ей внушение, основываясь на собственной интерпретации Левит. В ответ на его аргументы Екатерина гневно возразила: «Мне нет до этого никакого дела». Только папе римскому дано право решать это, а «на каждого правоведа или богослова, который поддержит Вас и выступит против меня, я найду тысячу тех, кто сочтет наш брак богоугодным и нерасторжимым».

Это привело к разногласиям с Анной, которая прекрасно понимала, что словесными перепалками с женой Генрих лишь навредит себе. «Разве я не говорила Вам,– укоряла она его,– что, когда Вы спорили с королевой, она была уверена, что одержит верх? Я ясно вижу, как одним прекрасным утром Вы уступите ее доводам и откажетесь от меня». В порыве откровенности она посетовала на то, что из-за его нерешительности ее молодость прошла напрасно: «Я слишком долго ждала, в то время как могла бы удачно выйти замуж и заиметь детей, которые служат нам главным утешением,– но увы, прощай мое время и моя молодость». Несмотря на напускную браваду, в душе она никогда не чувствовала себя такой уверенной, какой хотела казаться¹².

Все закончилось тем, что Анна отказалась праздновать Рождество с Генрихом. А он в отместку провел праздники с Екатериной в Гринвиче, чем немало опечалил Анну¹³. Первая размолвка закончилась так же быстро, как началась,– Генрих сдался. В канун Нового года в качестве примирительного жеста он отправил к Анне Уолтера Уолша, надеясь задобрить ее суммой в 110 фунтов (более 110 000 фунтов в современной валюте). В последующие двадцать месяцев с почти возмутительной щедростью король осыпал ее деньгами и подарками. Доставленная Анне партия пурпурного бархата и «особой шерстяной материи» стоила 219 фунтов 11 шиллингов 4 пенса. Уильям Локк, торговец-протестант из Норфолка и один из постоянных поставщиков дорогих тканей для Анны, выставил королю счет на 232 фунта 10 шиллингов 3 пенса за «шелка и другие разные вещи» для нее. Одна только покупка алого атласа обошлась в 16 фунтов. Анне регулярно выделялись деньги на домашние платья, ночные сорочки, накидки и рукава модного кроя, некоторые из которых были пошиты личным портным Генриха Джоном Скатом, которого он впоследствии передаст ей в услужение, а также на меха, дубленые шкуры (специально выделанные овечьи шкуры мехом наружу) и льняные ткани¹⁴.