Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Одна деталь была продумана самой Анной. Она знала, что когда много лет назад Екатерина прибыла в Англию, то привезла с собой крестильную рубашку для младенца тончайшей работы с изумительной вышивкой. Именно ее Екатерина надевала на принцессу Марию во время крещения. Теперь Анна потребовала эту рубашку для своего будущего ребенка. Екатерина была возмущена тем, что эта женщина, которую она не называла иначе как блудница, посмела предложить ей такое, и ответила решительным отказом. Генрих вновь оказался между двух огней и решил замять это дело, что Екатерина восприняла как маленькую, но приятную победу над женщиной, которая, по ее мнению, разрушила ее жизнь³².

В ответ Анна обратила свой гнев на Генриха. Она никого не любила так сильно, как ребенка, который должен был у нее родиться, и ей казалось совершенно естественным, что крестильная рубашка, принадлежавшая Екатерине, должна перейти к ней как к новой супруге короля. В такие моменты, когда кто-то шел наперекор ее желаниям, ее охватывала ревность, чувство собственной уязвимости и отчаяние, а это выливалось в несдержанные слова и мелочные мстительные поступки.

Всего через несколько дней после скандала из-за крестильной рубашки Шапюи не без ехидства сообщил в донесении Карлу о еще одной ссоре между супругами. Анна отчитала своего мужа за то, что он засмотрелся на другую женщину. Возмущенный Генрих обрушился на нее с гневной тирадой о том, что она должна закрывать глаза на некоторые вещи и «терпеть», как это делали до нее те, кто был «многим лучше ее», дав ей понять, что за быстрым взлетом может последовать столь же стремительное падение. После этой ссоры они не разговаривали друг с другом два или три дня.

Доподлинно неизвестно, когда именно произошел этот инцидент. Вполне возможно, что современный редактор допустил ошибку и датировал донесение Шапюи годом ранее. Однако, поскольку в конце письма речь идет о поспешной женитьбе овдовевшего герцога Саффолка на его молодой воспитаннице, четырнадцатилетней леди Кэтрин Уиллоуби, ошибки, скорее всего, не было, так как известно, что свадьба состоялась в сентябре 1533 года. В этой связи весьма убедительно звучит замечание посла, сделанное в конце донесения: «Нет никакого сомнения, что это всего лишь ссора влюбленных, которой не следует придавать особого значения». Действительно, размолвка продолжалась недолго. Одна из горничных Анны уже вскоре рассказывала Шапюи о том, как Генрих во всеуслышание заявил, что он «скорее пойдет по дворам просить милостыню, чем согласится расстаться со своей горячо любимой женой»³³.

К тому времени, как все было готово к родам, размолвка была забыта. В соответствии с предписаниями «Коронационной книги» и правилами, которые лично составила бабушка Генриха Маргарет Бофорт, служанки закрыли плотными шторами окна в комнате роженицы, оставив открытым только одно, затянули стены и потолок синей арасской тканью (тонким шелком, затканным золотой нитью) и привели акушерку. Слугам мужского пола разрешалось приносить еду и оставлять ее у наружных дверей, не входя во внутренние покои, поскольку считалось, что к родам могут допускаться только женщины. Покои Анны выглядели роскошно: в них было тепло, полы были застелены коврами, всюду лежали пуховые подушки и был устроен «богатый алтарь». В комнатах был полумрак, поскольку считалось, что дневной свет и сквозняки могут навредить. Над основной крышей была возведена вторая для «дополнительной защиты», причем плотникам отдельно заплатили за то, чтобы они «укрепили двери и окна, заделав в них разные трещины и щели, дабы из них не дуло».

Для Анны были приготовлены два ложа. Одно предназначалось для дневного времени и представляло собой полутрон-полукровать с балдахином из малинового атласа, а второе – «королевское» – было для ночного сна и украшено тем самым балдахином, который достался от герцога Алансонского. В покоях был специально сооружен шкаф с вместительными полками, на которых была выставлена золотая и серебряная посуда Анны. Специально приглашенный доктор-француз позже заметил, что «не все женщины рожают одинаково, в том смысле, что некоторые рожают лежа в своей постели, некоторые – сидя в кресле, некоторые – стоя, опираясь на помощниц или на край кровати, стола или стула, другие – стоя на коленях и опираясь на руки». Однако «лучше и безопаснее всего» было рожать в «своей постели», и именно такой способ избрала для себя Анна³⁴.

Все эти дни Генрих провел в беспокойном ожидании. Наконец в результате сравнительно легких родов 7 сентября 1533 года, в воскресенье, между полуднем и часом дня долгожданный ребенок появился на свет. Однако вопреки всем усилиям, которые были предприняты для того, чтобы этот момент стал исполнением мечты, на свет появилась девочка. Пришлось срочно переделывать заготовленные заранее циркулярные письма, заменяя в них слово «принц» на «принцесса». Письма все же удалось разослать точно в день рождения, как это было задумано Анной. Однако поскольку между словами было очень мало места, слово «принцеса» пришлось писать с одной буквой «с». Шапюи нашел это весьма забавным³⁵.

Генрих довольно легко справился с разочарованием. Для человека, который столько лет ждал рождения законного наследника после смерти сына от Екатерины в 1511 году, он держался с удивительным самообладанием. Он отнесся к рождению дочери так же спокойно, как тогда, когда Екатерина родила принцессу Марию, или как король Франциск к рождению двух первых детей, тоже дочерей, в браке с королевой Клод. Генриха ободрял сам факт того, что его супруга была способна выносить и родить здорового ребенка. Вот что было для него важнее всего. Он был уверен, что через несколько месяцев она снова будет в положении. Он отдал распоряжение сэру Стивену Пикоку, чтобы в соборе Святого Петра исполнили гимн «Тебя, Бога, хвалим», а затем устроили роскошную церемонию крещения. Ему действительно пришлось отменить двухдневный праздничный турнир в честь рождения младенца, однако это было сделано исключительно для того, чтобы соблюсти протокол – рождение дочерей не было принято сопровождать такими почестями. Тем не менее Анна понимала, что нужно быть настороже. Генрих, возможно, и дальше будет торжественно клясться в своей вечной преданности, однако ей следует проявлять осторожность. Во всяком случае, пока она не родит ему сына³⁶.

По замыслу Генриха церемония крещения его дочери должна была продемонстрировать единство и сплоченность, он лично позаботился о том, чтобы заставить сторонников Екатерины участвовать в ней наравне с Болейнами. Торжество состоялось в среду, 10 сентября в 4 часа пополудни в церкви францисканского монастыря в Гринвиче, в которой когда-то крестили самого Генриха. Поскольку по традиции королям не разрешалось присутствовать на крещении своих детей, а недавно родившим женщинам запрещалось входить в храм, пока они не пройдут обряд очищения, главным официальным лицом на церемонии был герцог Норфолк. Жан де Дентевиль присутствовал в качестве почетного гостя. Обряд крещения совершил новый епископ Лондона Джон Стоксли и дал новорожденной имя Елизавета в честь горячо любимой матери Генриха. Крестной матерью, хоть и против ее воли, была назначена Гертруда Блаунт, близкая подруга Екатерины³⁷.

По окончании церемонии йомены королевской гвардии выстроились по обеим сторонам прохода и зажгли факелы. Яркое пламя послужило сигналом для герольда, который провозгласил: «Многомилостивый Господь, пошли благополучную жизнь и долголетие великой и могущественной принцессе Англии Елизавете!» Заиграли трубы, и Кранмер, назначенный крестным отцом, поднес принцессу к большому алтарю для конфирмации [97] . Затем ребенка отнесли в детскую, где для нее были приготовлены две колыбели: одна поменьше – на каждый день и «парадная» – для приема посетителей. К дверям комнаты, в которой лежала Анна, принесли преподнесенные ей дорогие подарки для составления описи. В завершение торжественного дня Генрих распорядился подать сладкое вино и засахаренные фрукты³⁸.

97

 Конфирмация – в католичестве таинство миропомазания.

Между тем, несмотря на протесты Генриха, в октябре состоялась встреча Франциска и папы. Новости, приходившие от кузена Анны, Фрэнсиса Брайана, которого Генрих отправил в Марсель вместе со Стивеном Гардинером, наказав им «ни в коем случае не являться к папе», только раздражали Генриха. С одинаковой серьезностью, перемежая в письме пространные жалобы на «отвратительное вино в городе» описаниями происходящего, Фрэнсис сообщал о том, как в начале встречи Франциск поцеловал ногу папы и пал перед ним ниц, после чего герцог Орлеанский сочетался браком с Екатериной Медичи, причем папа лично совершил обряд бракосочетания, однако никакого решения по делу о разводе Генриха так и не было принято. Прочитав это донесение, Генрих в гневе скомкал его и бросил на пол. Шагая взад-вперед по залу, он назвал Франциска предателем, негодяем и папским прихвостнем. Позже Генрих открыто осудил Франциска, а тот в ответ пожаловался на неблагодарность Генриха, не упустив при этом случая напомнить английскому монарху, что лишь благодаря вмешательству французской стороны в Риме Кранмер получил сан архиепископа Кентерберийского. Напрасно де Дентевиль пытался утихомирить Генриха, обращаясь за поддержкой к родственникам Анны. Его здоровье не выдержало такого напряжения, и он был вынужден вернуться во Францию³⁹.

Единственное, чем Генрих остался доволен, были сообщения о комичной ситуации, произошедшей в ноябре, незадолго до отъезда папы из Марселя. Молодой Эдмунд Боннер, протеже Кромвеля, находившийся в Риме, а затем отправившийся вслед за папой во Францию, решил взять все в свои руки. Он проник в резиденцию папы, когда тот завтракал, и бесцеремонно обратился к главе католической церкви с речью, одновременно делая неуклюжие попытки извиниться за свою невежливость. Через час или два ему все-таки удалось вручить папе уведомление об апелляции, которую Генрих направил во Вселенский собор. Франциск, возмущенный оскорблением, нанесенным почетному гостю, приказал Боннера депортировать⁴⁰.