Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию
Шрифт:
Вскоре Кромвель задумался о применении пыток к несогласным монахам, что предвещало наступление времени жестких репрессий. К примеру, Генрих приказал Кранмеру заставить замолчать Элизабет Бартон, монахиню бенедиктинского монастыря Святого Гроба Господня в Кентербери6. Более известная как «монахиня из Кента», Бартон в молодости служила горничной в одной знатной семье в Кенте. О ней заговорили, когда в 1525 году ее стали посещать видения, после того как она чудесным образом исцелилась от болезни. Ее репутация ясновидящей только укрепилась, когда она подалась в монахини, а духовные откровения стали достоянием общественности. Ее растущее влияние на умы становилось опасным: среди тех, кто беседовал с ней, были Томас Уолси, Томас Мор, епископ Джон Фишер, и, говорят, даже Генрих однажды встречался с ней7.
Ситуация усугубилась в 1527 году, когда ее выступления начали приобретать политизированный характер под влиянием ее духовного отца и наставника доктора Эдварда Бокинга. Ее речи, в которых она превозносила Екатерину и проклинала Анну, все чаще вызывали бурную реакцию слушателей. Объявив себя
Осенью 1533 года с Бартон и ее сообщниками было покончено: они были арестованы и предстали перед судом Звездной палаты в Вестминстере, где советники короля рассматривали особые дела. Кромвель разработал процедуру допроса, которую он будет применять к изменникам в последующие семь лет. В качестве главных дознавателей выступали Томас Кранмер и Хью Латимер. Генрих, который видел в Бартон главную виновницу всех неудач, постигших его и Анну, требовал признать ее виновной в измене, однако судьи дали понять, что ей можно вменить лишь подстрекательство к мятежу. Оставался только один выход – принять в парламенте Акт об опале [106] , чрезвычайную и сомнительную в правовом отношении меру, применявшуюся во времена Войны роз. Согласно этому закону, Бартон можно было признать виновной в государственной измене без суда и следствия. Шапюи доложил Карлу: «Хотя некоторые старшие судьи и готовы скорее умереть», чем изменить закон в угоду Генриху, однако никто открыто не осмеливается перечить ему в этом. В результате «складывается впечатление, что своим разводом он отрекся не только от супруги, но и от чистой совести, человечности и благородства, которые ему были присущи когда-то»9.
106
Акт об опале, также известный как Билль об опале, – закон парламента, на основании которого лицо признавалось виновным в тяжком преступлении в досудебном порядке, то есть без судебного разбирательства.
Кромвель не испытывал никаких угрызений совести по поводу правомочности применения Акта об опале и заверил Генриха в том, что соберет нужное количество голосов в парламенте, предварительно устроив так, что некоторые влиятельные лица не будут присутствовать на заседании или воздержатся от голосования. Король был доволен и чувствовал некоторое облегчение, сняв с себя ответственность за то, что готовилось произойти. Действуя исподтишка, Кромвель добился, чтобы парламент обвинил Элизабет Бартон и ее пятерых сторонников, преимущественно монахов, в государственной измене, и 20 апреля их привезли на телеге из Тауэра к месту казни в Тайберне [107] и повесили10.
107
Деревушка Тайберн в графстве Мидлсекс с XII по XVIII в. являлась официальным местом публичной казни преступников в Англии.
За неделю до этого Генрих отдал распоряжение, согласно которому жители Лондона (в числе первых были Томас Мор и Джон Фишер), а затем и всей страны должны были принести присягу в знак согласия с Актом о престолонаследии. Фишер отказался и тут же отправился в Тауэр. Когда отказался Мор, Кромвель лично попытался переубедить его, но Мор остался непреклонен. Ему было позволено провести ночь в Вестминстерском аббатстве, после чего он вслед за Фишером был заключен в Тауэр. Среди тех, кого в мае и июне посадили в Тауэр, были монахи-картузианцы из Лондона и лондонского пригорода Шин – Джон Хотон и Ричард Рейнольдс, а также множество безвестных братьев-монахов. Мор отметил незаконность процесса: присяга, которую от него требовали произнести, содержала слова, идущие вразрез с законом. Он сразу же обратил внимание на эту уловку – первую из многих, задуманных Кромвелем. В конце концов это обернется против него. Генрих хорошо помнил, что, восходя на престол, обещал дать Англии стабильность, и свято верил, что таким образом он выполняет свое обещание. Показательное наказание, которое пришлось понести Мору и Фишеру, должно было послужить уроком тем, кто выказывал недовольство политикой, проводимой королем с одобрения парламента11.
Надежно упрятанные в Тауэре Мор и Фишер больше не представляли опасности, однако Генрих чувствовал угрозу повсюду и начал подозревать группу местных дворян в том, что они готовят против него заговор. У него были большие сомнения в преданности Уильяма Дакра, барона Гилсленда, богатого землевладельца, который осуществлял надзор за северной границей с Шотландией. В это же время король назначил
нового губернатора Ирландии вместо Джеральда Фицджеральда, 9-го графа Килдэра, которого срочно вызвали в суд Лондона12.В мае Генрих обрушил свой гнев на Дакра, воспользовавшись тем, что тот задержался в Лондоне после завершения сессии парламента. Шапюи узнал, что Анна была настроена против Дакра за то, что тот защищал Екатерину и принцессу Марию. Пока она не станет матерью наследника, ей следовало опасаться бывшей королевы, ее дочери и любого, кто был на их стороне. Дакр предстал перед судом по обвинению в предательском союзе с шотландцами, что подтверждалось показаниями свидетелей со стороны короля, однако, ко всеобщему удивлению, его освободили из-под стражи после того, как он в течение семи часов в одиночку, без помощи адвокатов отбивался в суде. За все время правления Генриха это был единственный случай, когда пэры не побоялись вынести оправдательный приговор. Впрочем, на этом дело не кончилось: едва Дакр вышел из зала суда, как был снова арестован и отправлен в Тауэр. Ему пришлось заплатить баснословный штраф в размере 10 000 фунтов и дать обещание не выезжать из Лондона дальше чем на 10 миль без письменного разрешения Генриха. Только после этого его оставили в покое13.
В июне 1534 года в Дублине лорд Оффали – сын графа Килдэра и его заместитель на посту губернатора Ирландии – отказался подчиняться Генриху и поднял мятеж, призывая жителей ирландских городов присягнуть императору Карлу и папе. Оффали обещал, что им на помощь прибудет 12 000 испанских солдат. Он приказал уроженцам Англии немедленно покинуть Ирландию под страхом смерти. Вскоре восстание охватило всю страну. Дублинский замок был осажден, и в городе начались грабежи и пожары. Мятежники устраивали стрельбу на улицах, чем приводили горожан в ужас. Один из шпионов Кромвеля сообщал, что Оффали и его приспешники «похваляются тем, что они выступают на стороне папы и будут служить ему против короля и всех его сторонников». Подавление восстания многочисленным английским войском заняло четырнадцать месяцев и стоило тысяч жизней. Отец лорда Оффали – Джеральд Фицджеральд, 9-й граф Килдэр,– которого Генрих в июне 1534 года отправил в Тауэр, скончался в заключении в сентябре 1534 года14.
С восстанием Оффали угроза со стороны оппозиции возрастала, и было решено расправиться с ней жестоко и беспощадно. В городке Хенли-он-Темз некую Марджори Каупленд приволокли в магистратский суд за то, что она назвала короля Генриха предателем и лихоимцем, а о королеве Анне отозвалась как о «мерзкой потаскухе». Когда кто-то из местных чиновников напомнил ей, что он является слугой короля, он услышал в ответ: «Кто служит королю, тот служит дьяволу». В Оксфордшире одну женщину подвергли допросу за то, что она назвала Анну «шлюхой и отъявленной блудницей». Маргарет Чанселор из Саффолка была арестована после того, как назвала Анну «гнусной шлюхой» и «пучеглазой прелюбодейкой», добавив при этом: «Боже, храни королеву Екатерину». В графстве Эссекс монах из монастыря в Колчестере заявил, что Генрих и его советники – отступники веры, а о последнем визите Генриха в Кале сказал, что Анна «следовала за ним по пятам словно собачонка». Некто Генри Килби в таверне в Кембридже, где он остановился на ночлег на пути из Лондона в Лестер, назвал Генриха еретиком и добавил, что «ничего подобного не случилось бы, если бы король не женился на Анне Болейн». В Бакингемшире Джордж Баберни, портной из городка Ньюпорт-Пагнелл, был обвинен судом присяжных за следующее высказывание в адрес короля: «Король – не кто иной, как еретик, вор, распутник, предавший Бога и закон Божий, и я надеюсь поиграть в ножной мяч его головой еще до праздника летнего солнцестояния». В Уорикшире был задержан монах, публично заявлявший: «Королева – распутница и шлюха», за что он был сожжен на костре в Смитфилде по обвинению в ереси. В Хартфордшире одного человека уличили в том, что он назвал Анну «дочерью выскочки и непотребной девкой». В Ланкашире обвинение было выдвинуто против группы священников, заявивших, «что не желают для себя иной королевы, кроме королевы Екатерины»15.
Кое-кто из обвиняемых пытался оправдаться тем, что он якобы был пьян, однако это не всегда помогало. Фрэнсис Брайан, услышав такое оправдание от Баберни, посоветовал ему не придумывать отговорок и честно предстать перед судом, ибо «справедливое наказание, которое он получит, послужит уроком и предостережением для многих». Через несколько дней Баберни болтался на виселице16.
Самые злобные обвинения звучали в придворных кулуарах. Элизабет Амадас, вдова предшественника Кромвеля на посту хранителя королевских драгоценностей, говорила про Анну: «Мою госпожу Анну следует сжечь на костре как блудницу». Она утверждала, что Генри Норрис был «сводником между ней и королем», что король «держал при себе и мать, и дочь», а отец Анны «был сводником и для своей жены, и для обеих дочерей»17.
В январе 1534 года, через три недели после Крещения, Анна сообщила мужу о том, что снова беременна. На этот раз точно должен был родиться мальчик18. Готовясь к появлению сына, Генрих заказал Корнелиусу Хейсу «большую парадную колыбель» из чистого серебра, украшенную розами и драгоценными камнями. Следующая запись в книге расходов – плата Гольбейну за роспись стен королевской детской фигурами Адама и Евы. Также в сделанный Генрихом заказ входили постельное белье с богатой вышивкой и покрывало из золотой парчи. Кроме того, в Элтемском дворце к «появлению на свет принца» был сооружен железный каркас для балдахина над колыбелью, а сама детская была выкрашена желтой охрой. Анна тем временем решила, что в ожидании родов ей понадобится подходящее чтение, и Хейсу, помимо платы за колыбель, выдали 4 фунта на переплет двух книг (названия которых неизвестны) и еще 6 шиллингов на отделку их позолоченным серебром. Уильям Локк получил 43 шиллинга и 9 пенсов за бархатную обложку для них19.