Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

Это больно задело герцога Норфолка, который тоже участвовал в этих дипломатических миссиях и которого с Мором связывала давняя дружба. Он был уязвлен не столько заявлением Мора о том, что попытки Болейнов убедить Франциска разорвать отношения с Римом были весьма сомнительны, сколько колким намеком на то, что все знали о провале этих попыток и что Генрих был введен в заблуждение собственной супругой.

Как бы то ни было, смертный приговор был неизбежен. Оба приора, а также Фишер и Мор были казнены на Тауэрском холме, а их головы, надетые на шесты, были в назидание выставлены на Лондонском мосту. Чтобы заглушить последние молитвы монахов, которым пришлось испытать все ужасы казни через повешение, потрошение и четвертование, палач заткнул им рты отрубленными гениталиями. Томас и Джордж Болейн были среди придворных, которые пошли посмотреть на казнь⁶.

26 июля на заседании папской консистории Павел III издал декрет, согласно которому Генрих объявлялся еретиком и раскольником и лишался своего королевства⁷. Всем христианским правителям было приказано отвернуться от него, однако казалось, это ничуть не трогало Генриха и Анну, которые проводили дни, развлекаясь охотой. Пока Карл руководил военной кампанией в Италии, все силы христианского мира были сосредоточены именно там, и у Рима не было шансов привести декрет в действие. На протяжении всего июля, августа и сентября Генрих и Анна счастливо проводили время вдвоем, наслаждаясь обществом друг друга и устраивая праздники, приемы и визиты, которыми они оказывали особую честь тем, кто проголосовал в парламенте за Акт о супрематии и Акт о государственной измене⁸. Однажды, когда по дороге в Бристоль новый шут короля Уилл Сомер (или Соммерс), еще незнакомый с крутым нравом своего правителя, позволил себе «непристойные шутки» в адрес Анны и ее дочери, Генрих набросился на него с кулаками. Шут едва спасся бегством и укрылся в доме Николаса Кэрью в Беддингтоне, где оставался до тех пор, пока Генрих не успокоился⁹.

На первой неделе сентября Генрих и Анна шесть дней гостили у сэра Джона Сеймура и его супруги в поместье Вулфхолл в Уилтшире под пристальным наблюдением Кромвеля, который присоединился к королевской чете в Уинчкомбе 23 июля и в течение двух месяцев неотступно следовал за ними¹⁰. Как известно, дочь Сеймуров, Джейн, была одной из фрейлин Анны. Мы не знаем, проводила ли она это лето дома, но скорее всего, что так. Генрих, который раньше не обращал на нее никакого внимания, в скором времени начал мечтательно поглядывать в ее сторону¹¹.

В Уинчестере Анна присутствовала на церемонии посвящения в епископский сан Эдварда Фокса, который стал епископом Херефорда, и Хью Латимера, ставшего епископом Вустера. Они получили атрибуты епископской власти – посох и митру – в тот же день, когда протеже Кромвеля, Джон Хилси, занял место казненного Джона Фишера¹². Находясь в городе, Анна попыталась восстановить контакты с Маргаритой Ангулемской через Антуана де Кастельно, которого она попросила передать ей следующее послание: «Мое самое большое желание помимо желания иметь сына – чтобы Бог ниспослал мне милость вновь увидеться с Вами»¹³.

Тем временем Франциск отправил Жана де Дентевиля с особой миссией в Лондон, где указ папы Павла вызвал большое волнение. Итальянские купцы покинули город, и лондонцы опасались, что это отразится на их доходах, полагая, что Карл намерен ввести очередное эмбарго на английские товары как раз в то время, когда англо-фламандская торговля процветала. Де Дентевиль должен был сообщить Генриху, что Франциск был бы рад поддержать его, но только при одном условии: если возникнет совместная необходимость выступить против Карла или если Франциск решит возобновить притязания на герцогство Миланское, Англия возьмет на себя как минимум треть расходов. Во время аудиенции, устроенной близ Уинчестера, Генрих внимательно выслушал де Дентевиля, однако не спешил с ответом и предложил продолжить переговоры уже во Франции, куда он обещал прислать одного из своих советников¹⁴.

Накануне возвращения во Францию де Дентевиль попросил разрешения навестить дочерей Генриха, и его просьба была удовлетворена. Его сопроводили в Элтемский дворец, где находилась резиденция принцесс, однако там ему было позволено увидеть только Елизавету. По свидетельству Шапюи, Мария хотела увидеться с послом, но леди Шелтон, получив указания от Анны, заперла ее в комнатах и приказала наглухо закрыть окна. По версии де Дентевиля, один из сопровождавших его придворных Генриха намекнул ему о секретном поручении от Анны «шпионить за послом», поэтому встречаться с Марией было бессмысленно¹⁵.

Доверенным лицом, которого Генрих отправил во Францию в качестве постоянного посла, был Стивен Гардинер. В последнее время Анна относилась к нему с нескрываемой неприязнью. Ему было поручено добиться максимально выгодных условий для Англии в новом антигабсбургском союзе. Не отказываясь полностью от финансирования амбициозных притязаний Франциска, он должен был дать понять, что вклад Генриха в военные кампании Франции будет минимальным¹⁶.

Едва Гардинер отыскал Франциска, как из Италии пришла новость о том, что 1 ноября скончался герцог Милана, Франческо Сфорца. Жан дю Белле, в это время по-прежнему томившийся от безделья в Риме, предсказал, что смерть Сфорцы «обострит проблемы всего христианского мира, а не только Италии»¹⁷. В 1534 году император Карл выдал замуж за герцога Миланского свою двенадцатилетнюю племянницу Кристину, принцессу Датскую. (Она была дочерью короля Дании Кристиана II и сестры Карла Изабеллы, которую Анна помнила по годам ученичества в Мехелене.) Поскольку невеста в силу возраста пока не могла иметь детей, свои права на герцогство Миланское заявил Карл. Франциск был полон решимости помешать ему.

Генрих отправил во Францию кузена Анны Фрэнсиса Брайана с поручением предоставить ему обновленную информацию и добиться аудиенции у Маргариты Ангулемской. В условиях нарастающей угрозы войны Брайан должен был испросить ее совета о том, как лучше возобновить действие Договора о взаимопомощи. Кроме того, ему предстояло разрешить ряд торговых споров, связанных с задержанием английских грузовых судов в порту Бордо,– вызванные этим конфликты уже омрачали англо-французские отношения¹⁸.

Кромвель был настроен иметь полный контроль над информацией и поэтому дал Брайану особое указание: отправлять все донесения о переговорах с Маргаритой, которая в это время находилась неподалеку от местечка под названием Сёр в Бургундии, исключительно ему и Генриху, ставить в известность Анну отныне не следовало. Если послание Анны к Маргарите, переданное через де Кастельно, означало ее стремление возобновить независимую дипломатию, то Кромвель пресек эти попытки на корню. Более того, именно Кромвель, а не Анна определил для Брайана основные цели миссии, хотя, конечно, прежде всего английскому послу следовало склонить Маргариту на свою сторону¹⁹.

Так началась борьба за власть, которую Анна и ее брат затеяли против Кромвеля. В 1534 году Анна назначила Кромвеля главным управляющим и распорядителем пожалованных ей земельных владений, однако это скорее была синекура, приятное вознаграждение, нежели реальная должность. До определенного времени конфликт между ними носил эпизодический характер и начался с того, что через неделю после коронации Анна запретила брак любимого племянника Кромвеля, Ричарда Уильямса, с овдовевшей снохой сэра Уильяма Куртене из Паудерема, который уклонился от присутствия на коронации Анны и тем самым задел ее самолюбие. Из этой стычки Анна вышла победителем²⁰. Через некоторое время Анна отказалась принять на работу жену Стивена Вогана, любимого слуги Кромвеля, на место своей мастерицы по шелку Джейн Уилкинсон, хотя женщина представила отличные образцы своих работ²¹.

Первый конфликт Джорджа с Кромвелем произошел в ноябре 1534 года, когда Кромвель ограничил его полномочия на посту лорда – смотрителя Пяти портов и констебля Дуврской крепости. Когда Джордж отдал приказы мэру города Рай, Кромвель отменил их, не уведомив об этом самого Джорджа, и тот узнал о случившемся через третьих лиц. Как следует из письма Джорджа, в котором, несмотря на вежливый тон, сквозит боль и огорчение, Кромвель поощрял жалобы против него, о чем говорило его вмешательство в другое дело, о котором Джордж «ранее даже не слышал». Джордж полагал, что, как только все обстоятельства будут расследованы, Кромвель поймет, что он действовал «по справедливости и закону» и «здесь не к чему придраться»²².