Охота на сокола. Генрих VIII и Анна Болейн: брак, который перевернул устои, потряс Европу и изменил Англию

В последний раз Генрих решил прибегнуть к средствам дипломатии. В конце мая представители Англии и Франции собрались в Кале. Кромвель, который по замыслу Генриха должен был сопровождать герцога Норфолка, предчувствовал провал с самого начала и ехать отказался, сославшись на приступ лихорадки. Вместо него поехал брат Анны Джордж, для которого это была уже шестая и заключительная дипломатическая миссия во Францию, в сопровождении сэра Уильяма Фицуильяма и Эдварда Фокса. Вероятно, действуя под влиянием Кромвеля, Генрих на этот раз подготовил особенно подробные и четкие указания. Посланники должны были встретиться с Шабо в Кале, где вести большую часть переговоров было поручено герцогу Норфолку – Джорджу больше не доверяли вести дела. Было выдвинуто новое предложение, согласно которому обручение Елизаветы с герцогом Ангулемским должно было состояться, когда ей исполнится семь лет. Герцог должен был завершить свое образование в Англии. Однако в том случае, если у Генриха и Анны родится сын, Елизавету полагалось отправить учиться во Францию. Франциск отныне не был уполномочен заключать брачные или иные союзы с Карлом без согласия английской стороны. И последнее: Франциску и его сыновьям предлагалось взять на себя обязательство содействовать отмене публичных порицаний, вынесенных Климентом в отношении Генриха. Кроме того, Франциск должен был использовать все свое влияние, чтобы препятствовать в будущем созыву Вселенских соборов по инициативе папы Павла. Если же собор созывался, то время и место следовало предварительно оговаривать с Генрихом. Когда-то король Англии нуждался в содействии Вселенского собора для продвижения своих интересов, однако сейчас он не был столь уверен в его необходимости. Едва послы получили указания, как Кромвель, словно в преддверии грядущих перемен, приказал Фицуильяму шпионить за Джорджем и сообщать ему обо всем. С тех пор как его сестра стала королевой, Джордж все больше мешал Кромвелю. Он, при его непомерных амбициях, представлял для Кромвеля почти такую же угрозу, как и сама Анна³⁸.

Джордж, у которого были основания не доверять Фицуильяму, попытался осторожно убедить его остаться в Дувре, чтобы поехать в Кале только с Норфолком и Фоксом, однако Фицуильям отказался. Во Франции Джордж несколько раз встречался с Шабо, но результата не добился. Предчувствуя опасность, 14 июня он оставил Норфолка и Фицуильяма во Франции, а сам поспешил вернуться в Лондон, якобы для получения новых указаний от Генриха. Однако вместо того, чтобы просить аудиенции у короля, он прямиком направился к Анне и провел несколько часов в ее покоях. Шапюи обратил внимание на то, что после этого она пребывала в дурном расположении духа. Тем временем Кромвель открыто унизил нового французского посла Антуана де Кастельно, племянника Габриэля де Грамона и его преемника на посту епископа Тарба. Посол надеялся вручить верительные грамоты Генриху и узнать новости из Кале, но, прождав без толку в приемной Кромвеля в его резиденции в Остин Фрайерс до 10 часов вечера, был бесцеремонно выдворен первым секретарем. Позже, когда Кастельно по распоряжению Генриха разместился во дворце Брайдуэлл, где всегда проживали его предшественники, Кромвель попросил посла освободить помещение; впрочем, через некоторое время эта просьба была отозвана³⁹.

Между тем баланс сил начал смещаться. После двух дней ожесточенных споров в Тайном совете Кромвель счел возможным заверить Шапюи в том, что планы Анны по созданию династической англо-французской лиги приостановлены, что он постарается убедить Генриха больше никогда не отправлять Джорджа Болейна с дипломатическими миссиями во Францию и что в дальнейшем он собирается работать над восстановлением отношений с Карлом. Он добавил к этому, что «случись Анне узнать о наших с Вами дружеских отношениях, она приложит все усилия, чтобы доставить нам обоим неприятности». В подтверждение этому он сослался на ссору, произошедшую между ним и Анной тремя днями ранее, во время которой она якобы сказала, «что хотела бы увидеть, как его голова скатится с плеч». Трудно судить, имела ли место эта угроза в действительности. Проницательный Шапюи решил, что Кромвель придумал это, желая повысить свою значимость⁴⁰.

С уверенностью можно сказать одно: в ситуации, когда поведение других монархов все чаще шло вразрез с понятиями чести и благородства в понимании Генриха, а его советники и представители дворянства начали сомневаться в разумности его внешней политики, Анна могла потерять все. Оставалась лишь надежда на то, что ей удастся разыграть свой последний козырь – родить сына-наследника, тогда она станет неуязвимой, а ее критикам придется замолчать. Для этого нужно было поддерживать в Генрихе сексуальное влечение, не давая ему пресытиться.

25. Благочестие и развлечения

В вопросах веры Анне приходилось проявлять предельную осторожность. Она была убежденной реформисткой, в то время как ее супруга реформаторские идеи интересовали главным образом в аспекте папской власти и власти тех, кто был против его разрыва с Римом. К большому огорчению лютеранских князей в Германии, которые хотели союза с Англией, он продолжал считать основную доктрину лютеранского учения об оправдании верой абсолютной ересью. В потоке той ненависти, которую обрушили на Анну католики, называвшие ее вавилонской блудницей, из-за которой Екатерина лишилась короны, Анне приходилось искусно балансировать, чтобы сохранить свое положение. Ее главные недоброжелатели, в частности Шапюи, обвиняли ее в приверженности лютеранству, невзирая на то, что она, как и Генрих, отвергала главную доктрину этого вероучения. Ее религиозные взгляды по сей день вызывают немало споров, однако, по ее собственному мнению, она была такой же последовательницей Лефевра, как королева Клод и Маргарита Ангулемская, и отнюдь не стремилась развенчивать католичество и подрывать роль церкви – она хотела реформировать ее изнутри. Нет никаких сомнений в том, что она была набожна: среди особенно дорогих ее сердцу предметов – два подсвечника из слоновой кости, отделанные серебром и позолотой, для алтаря в ее личной молельне¹.

Судя по свидетельству ее духовника Уильяма Латимера, ее покои всегда представляли собой оплот евангелического благочестия, где придворные дамы и фрейлины были заняты чтением английской Библии и шитьем одежды для бедных. Вскоре после коронации она обратилась к своим капелланам и придворным с назидательной речью: «Все вы знаете, что монаршие особы есть суть неиссякаемого источника и живого родника, из которого черпают силу люди более низкого положения».

Это те немногие, которым по статусу суждено играть главные роли, подобно актерам в театре или на арене, вызывая восхищение тех, кто ниже их, и преклонение толпы. И мы не должны забывать о той ответственности, что возложена на тех, кто занимает высокое положение; нам должно искать не расточительной жизни, не изнеженных удовольствий, не свободы нравов и пустого безделья, но добродетельного поведения, благочестивой беседы, приобщения к высокому и целостности жизни².

Она утверждала, что хотя статус королевы и предполагает роскошь и великолепие, это не означает потворство расточительству, излишествам и хвастовству. Она желала, чтобы все излишки получаемых ею доходов были обращены в пожертвования…

…раздавать которые я поручаю вам, моим альмонариям, а в ваше отсутствие – моим капелланам; мне будет приятно, если вы все с особым вниманием отнесетесь к отбору тех бедных людей, которые нуждаются более других; это должны быть не нищие бродяги и лентяи, а бедняки, в нужду попавшие семьи, обремененные детьми и не имеющие средств на пропитание и поддержание жизни; и таких я повелеваю щедро оделять милостыней³.

Эти слова можно считать правдивым отражением религиозных принципов Анны: Латимер, рассказывая обо всем, что он видел и слышал сам, точно доносит смысл сказанного Анной, хотя созданный им образ и может показаться идеализированным⁴.

В 1533 году послушник из монастыря францисканцев-обсервантов в Гринвиче Ричард Лист написал Анне письмо с жалобой на притеснения со стороны настоятеля Джона Фореста, заодно поблагодарив ее за «добрую и бескорыстную» помощь его матери⁵. Латимер рассказывает также о том, как Анна в Великий четверг помимо обряда омовения и целования ног «простых бедных женщин» щедро раздавала милостыню, размер которой был значительно увеличен именно по ее инициативе. Узнав о том, что одна из женщин честно призналась, что получила больше обычного, Анна приказала наградить ее, увеличив милостыню вдвое. Она раздавала «рубашки, сорочки и простыни», пошитые ее придворными дамами «для нужд бедняков». В 1535 году Генрих и Анна, направляясь в Бристоль во время ежегодной летней поездки по стране, встретили «честного и искреннего проповедника Слова Божьего» с женой, который переживал трудные времена. Анна велела ему смириться с Божественным провидением, однако, дабы смягчить суровость своего высказывания, подарила ему кошелек с 20 фунтами золотом⁶.

Воспоминания Латимера подтверждаются отрывками из «Деяний и памятников» Джона Фокса изданий 1563 и 1570 годов. Следом за кратким сообщением об отставке Томаса Мора с поста лорд-канцлера в мае 1532 года Фокс включил в книгу большой раздел, посвященный благотворительной деятельности Анны, основанный на фактах, полученных через третьи руки от ее мастерицы по шелку и ревностной евангелистки Джейн Уилкинсон, а также непосредственно от Мэри Говард и вдовы Саймона Фиша. Фокс утверждает, что каждую неделю в течение года, предшествующего коронации, Анна раздавала беднякам одежду и подавала милостыню в размере 100 фунтов. Став королевой, она делала щедрые пожертвования вдовам и бедным домовладельцам, давая по три или четыре фунта на покупку скота. Она посылала помощников своих альмонариев по городам в окрестностях принадлежавших ей поместий, чтобы они составляли списки беднейших жителей, а затем распределяли между ними денежную помощь. Каждый день она брала с собой маленькую сумочку, из которой раздавала милостыню всем нуждающимся⁷.

Нравственные идеалы Анны сформировались под влиянием ее прадеда, сэра Джеффри Болейна, известного своими богоугодными делами, и собственных религиозных убеждений. Латимер отмечает, что из книг она более всего дорожила Библией на французском и английском языках и особенно ценила Евангелие. Текст Библии на английском всегда был доступен для чтения: книга лежала на лектории – специальном пюпитре для богослужебных книг,– чтобы придворные «могли обратиться к чтению всегда, когда им вздумается». «Ее Величество порой сама не гнушалась брать книгу, предназначенную для общего пользования, подавая другим пример благочестивого поведения». В то же время она «требовала, чтобы у ее капелланов были всякого рода французские книги, в которых толковалось Священное Писание; искренне сокрушалась, что несведуща в латыни, ибо из-за отсутствия этого знания она чувствует себя ущербной»⁸.

Получив титул маркизы Пембрук, Анна потребовала, чтобы все приобретавшиеся для нее книги духовного содержания были в роскошных изданиях. Если же таковых не находилось, следовало заказать их у фламандских мастеров, которые переписывали тексты вручную на велени, дабы удовлетворить самый взыскательный королевский вкус. В 1534 году она приобрела изданный в Антверпене Мартеном Лампрером экземпляр запрещенного Нового Завета Тиндейла с изображением ее гербовых знаков на второй титульной странице и надписью «Анна, Королева Англии» (лат. Anna Regina Angliae) на золотых обрезах страниц. Кроме того, она купила у этого издателя прекрасное двухтомное переиздание святой Библии на французском языке (фр. La saincte Bible en Francoys) Лефевра д’Этапля. Для купленных книг она заказывала роскошные переплеты с золотой монограммой HA, обрамляющей увенчанную короной розу Тюдоров сверху и снизу на обеих сторонах обложки⁹.