Охота на ведьм

Утром его нашли на пепелище, заковали в кандалы и отправили в город до вынесения приговора. Его осудили на десять лет каторги и отправили на медные рудники, где он и погиб в завале шахты.

Так чей же ребенок был подкинут на крыльцо церкви?

Этот вопрос снова возник, когда Оксана немного отлежалась. Мышцы расслабились, слезы высохли, гневное удушье прошло. Она села на кровати и оглядела темные стены кельи. Блуждающий взгляд зацепился за иконостас, и на одной из икон она увидела знакомый силуэт преподобного старца Серафима. Мерцающий огонек лампады высветил последние очаги злости в душе, и Оксана обратилась к своему помощнику:

— Ты нашел способ любить врагов своих? Поделись наукой! Я не понимаю, как можно их простить… а уж любить и подавно.

Она снова увидела себя возле той же церкви. Было раннее летнее утро. Солнце еще не взошло, но первыми лучами уже озарило позолоченные кресты над куполами. Рука потянулась ко лбу, для крестного знамения, но что-то тяжелое не позволило ей сделать привычный до автоматизма жест. Она взяла корзину другой рукой, и вдруг там кто-то запищал и заворочался. Сердце сдавила щемящая боль, в висках застучало: «Скорее, ставь и беги отсюда, пока никого нет». Озираясь по сторонам, она взошла на крыльцо, поставила корзину с младенцем и поглядела в маленькое беззубое личико.

— Агу! — обрадовался малыш, увидев материнское лицо и, наконец-то высвободил из тугой пеленки крохотные ладошки.

Сердце бешено заколотилось. Она собралась уже взять корзину и уходить отсюда, невзирая на все принятые ранее решения, но вдруг на паперти в одной из ниш кто-то зашевелился. Она вздрогнула, и внезапно нахлынувшая волна материнской нежности разбилась об этот испуг. Она бросилась бежать вниз по лестнице. На нижней ступеньке запнулась и упала, ободрав коленку.

Это падение слегка отрезвило Оксану. Она вспомнила, что она здесь не просто актриса, но и режиссер, и в ее воле менять события. Она взлетела над ситуацией и посмотрела в сторону оставленной на крыльце корзины. К малышу уже подошла старая нищенка и чего-то там с ним улюлюкала. Оксана развернулась и полетела вслед за матерью подкидыша.

Она настигла ее на берегу реки. Та сидела, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Оксана подошла и села рядом.

— Никак топиться надумала? — спросила она.

Женщина вздрогнула и подняла заплаканное лицо.

— А твое какое дело? — грубо ответила она. — Иди своей дорогой.

— Да вот ищу ее, дорогу-то, — сказала Оксана, лишь бы поддержать разговор. — Не подскажешь, куда мне дальше?

— Я тебе не поводырь, — сквозь зубы процедила собеседница.

— Это точно, — согласилась Оксана. — Ты сама так заблудилась, что без поводыря не выберешься. Зачем ребенка бросила? Он в чем виноват?

Глаза беглянки испуганно забегали.

— Не докажешь, что это мой ребенок! — дрожащим голосом сказала она.

— А зачем? И не буду доказывать, — ответила Оксана спокойно. — Девочке лучше будет в монастырском приюте, чем с такой матерью. Она вырастет доброй и порядочной девушкой, выйдет замуж, и от нее пойдет прекрасный и здоровый род, в котором в будущем рожусь я. А вот ты в нашем роду уже не сможешь родиться, — подвела итог, тем самым вынеся приговор Оксана.

— А туда мне и дорога, в преисподнюю, — разрыдалась женщина.

Оксана переждала приступ всхлипываний и вздрагиваний и сказала:

— Впервые вижу, чтобы человек сам себе желал геенны огненной. Что ты натворила такого ужасного?

Женщина молчала.

— Пошла бы в церковь, покаялась на исповеди. Ну, в конце концов, в монастырь бы ушла грехи замаливать. Разве самоубийство — выход?

— Да с чего ты взяла, что я топиться пришла?

— А разве нет?

— Нет. Это было бы слишком просто. Да и какой смысл отягощать душу еще одним смертным грехом? Мне уже и так достаточно, чтобы на самом дне ада оказаться. Покаяться, говоришь? И что? Кабы от этого последствия всех моих деяний исправились, то я целыми днями бы каялась.

— А давай попробуем! — предложила Оксана.

— Попробуем — что? — удивилась грешница.

— Вернемся в прошлое и все поменяем.

— Мне не до шуток, — вздохнула женщина и встала, собираясь уходить.

— И куда ты теперь?

— Пойду на рудник, наймусь на работу. Может быть, хоть иногда смогу мужа своего видеть.

И она начала удаляться, хромая и всхлипывая.

— Подожди! — крикнула Оксана, догнала ее и пошла рядом. — Ты все еще любишь его? — спросила она.

— Люблю? — женщина задумалась. — Нет! — помотала она головой. — Я его ненавижу! Я… его… ненавижу! — заорала она. — Он вымотал мне всю душу своими изменами, он убил мою мать, он толкнул меня на путь греха! За что мне любить его? — И она упала в дорожную пыль, рыдая и размазывая по лицу слезы.

— Тогда зачем ты идешь к нему на рудник? — удивилась Оксана. — Отомстить?

— Отомстить? — истеричка подняла чумазое лицо. — Да зачем же ему еще-то мстить? — скрипуче засмеялась она. — Он и без того в кандалах.

— Тогда зачем идешь туда?

— Потому что я без него не могу, — застонала женщина. — Пыталась забыть… не могу!

— Да как же «без него»? У тебя ж ребенок! Это тоже часть его!

— А с чего ты взяла, что это его ребенок?

— А разве нет?

— Да как он может быть от него, когда он нашу первую брачную ночь провел на ведьминском пепелище? А наутро его забрали.

— А от кого тогда дочь?

— Да с чего ты взяла, что дочь? Сын у меня.

— Подожди! Как сын?

— Так сын. Маленький такой, вот с такой вот пипкой между ног, — она улыбнулась, вспомнив своего малыша.

— Ничего не понимаю! — Оксана села на придорожный камень и подперла голову рукой. — Совсем ты меня запутала. Ну, ладно. А сын от кого?

— От музыканта заезжего, что на свадьбу к нам приглашен был. А может, от стражника, что в остроге Семена стерег. Откудова я знаю? Сейчас уже и не разберешь. Да и не к чему мне…

— А если бы все-таки можно было все перепрожить, то что бы ты поменяла? — настойчиво спросила Оксана.

— А что тут еще можно поменять? Ведьму сожгли, а только себе хуже сделали! Матери наши с молодости дружили и с самого детства нас уже поженили. Да и кто, кроме меня, в деревне ему парой был? Были, конечно, дурочки, что надежды имели, да только он на них и внимания не обращал. А меня он невестой признавал, ждал, когда мне возраст подойдет. Он же старше меня. Все в деревне знали, что он девок гулящих навещал. Обидно было, но я терпела. Да и мать говорила, что пусть он лучше с молодости нагуляется, чтобы после свадьбы на сторону не тянуло. А тут вдруг появилась в деревне эта… Ксенька. И так замутила разум-то ему, что он заподумывал, чтобы на ней жениться, а не на мне. Уж чего мы только не делали, и молились, и службы на вразумление в церкви заказывали, и даже грех на душу взяли, зелье отворотное сварить. Так его с этого зелья только пронесло, а от Ксеньки ничуть не отворотило.