Охота на волков

* * *

Оплавляются свечи На старинный паркет, И стекает на плечи Серебро с эполет. Как в агонии бродит Золотое вино… Всё былое уходит, — Что придет – всё равно. И, в предсмертном томленье Озираясь назад, Убегают олени, Нарываясь на залп. Кто-то дуло наводит На невинную грудь… Всё былое уходит, — Пусть придет что-нибудь. Кто-то злой и умелый, Веселясь, наугад Мечет острые стрелы В воспаленный закат. Слышно в буре мелодий Повторение нот… Пусть былое уходит, — Пусть придет что придет. 1972 ТЮМЕНСКАЯ НЕФТЬ Один чудак из партии геологов Сказал мне, вылив грязь из сапога: «Послал же бог на головы нам олухов! Откуда нефть – когда кругом тайга? И деньги вам отпущены – на тыщи те Построить детский сад на берегу: Вы ничего в Тюмени не отыщете — В болото вы вгоняете деньгу!» И шлю депеши в центр из Тюмени я: Дела идут, всё боле-менее!.. Мне отвечают, что у них такое мнение, Что меньше «более» у нас, а больше «менее». А мой рюкзак Пустой на треть. «А с нефтью как?» «Да будет нефть!» Давно прошли открытий эпидемии, И с лихорадкой поисков – борьба, — И дали заключенье в Академии: В Тюмени с нефтью полная труба! Нет бога нефти здесь – перекочую я: Раз бога нет – не будет короля!.. Но только вот нутром и носом чую я, Что подо мной не мертвая земля! И шлю депеши в центр из Тюмени я: Дела идут, всё боле-менее!.. Мне отвечают, что у них сложилось мнение, Что меньше «более» у нас, а больше «менее». Пустой рюкзак — Исчезла снедь… «А с нефтью как?» «Да будет нефть!» И нефть пошла! Мы, по болотам рыская, Не на пол-литра выиграли спор — Тюмень, Сибирь, земля ханты-мансийская Сквозила нефтью из открытых пор. Моряк, с которым столько переругано, — Не помню уж, с какого корабля, — Всё перепутал и кричал испуганно: «Земля! Глядите, братики, – земля!» И шлю депеши в центр из Тюмени я: Дела идут, всё боле-менее, Что – прочь сомнение, что – есть месторождение, Что – больше «более» у нас и меньше «менее»… Так я узнал — Бог нефти есть, — И он сказал: «Бурите здесь!» И бил фонтан и рассыпался искрами, При свете их я Бога увидал: По пояс голый, он с двумя канистрами Холодный душ из нефти принимал. И ожила земля, и помню ночью я На той земле танцующих людей… Я счастлив, что, превысив полномочия, Мы взяли риск – и вскрыли вены ей! 1972 ТОВАРИЩИ УЧЕНЫЕ Товарищи ученые, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях, Сидите, разлагаете молекулы на атомы, Забыв, что разлагается картофель на полях. Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь И корни извлекаете по десять раз на дню, — Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь, Пока сгниет, заплесневеет картофель на корню! Автобусом до Сходни доезжаем, А там – рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, — Когда с сольцой ее намять. Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль С лопатами проявите здесь свой патриотизм, — А то вы всем кагалом там набросились на опухоль, Собак ножами режете, а это – бандитизм! Товарищи ученые, кончайте поножовщину, Бросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид: Садитеся в полуторки, валяйте к нам в Тамбовщину, — А гамма-излучение денек повременит. Полуторкой к Тамбову подъезжаем, А там – рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, — Когда с сольцой ее намять. К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми — Мы славно тут разместимся, и скажете потом, Что бог, мол, с ними, с генами, бог с ними, с хромосомами, Мы славно поработали и славно отдохнем! Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные, любимые до слез! Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные, — Земле – ей всё едино: апатиты и навоз. Так приезжайте, милые, – рядами и колоннами! Хотя вы все там химики и нет на вас креста, Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, — А тут места отличные – воздушные места! Товарищи ученые, не сумлевайтесь, милые: Коль что у вас не ладится, – ну, там, не тот аффект, — Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами, Денечек покумекаем – и выправим дефект! 1972 МЫ ВРАЩАЕМ ЗЕМЛЮ От границы мы Землю вертели назад — Было дело сначала, — Но обратно ее закрутил наш комбат, Оттолкнувшись ногой от Урала. Наконец-то нам дали приказ наступать, Отбирать наши пяди и крохи, — Но мы помним, как солнце отправилось вспять И едва не зашло на востоке. Мы не меряем Землю шагами, Понапрасну цветы теребя, — Мы толкаем ее сапогами — От себя, от себя! И от ветра с востока пригнулись стога, Жмется к скалам отара. Ось земную мы сдвинули без рычага, Изменив направленье удара. Не пугайтесь, когда не на месте закат, — Судный день – это сказки для старших, — Просто Землю вращают куда захотят Наши сменные роты на марше. Мы ползем, бугорки обнимаем, Кочки тискаем – зло, не любя, И коленями Землю толкаем — От себя, от себя! Здесь никто б не нашел, даже если б хотел, Руки кверху поднявших. Всем живым ощутимая польза от тел: Как прикрытье используем павших. Этот глупый свинец всех ли сразу найдет, Где настигнет – в упор или с тыла? Кто-то там впереди навалился на дот — И Земля на мгновенье застыла. Я ступни свои сзади оставил, Мимоходом по мертвым скорбя, — Шар земной я вращаю локтями — От себя, от себя! Кто-то встал в полный рост и, отвесив поклон, Принял пулю на вдохе, — Но на запад, на запад ползет батальон, Чтобы солнце взошло на востоке. Животом – по грязи, дышим смрадом болот, Но глаза закрываем на запах. Нынче по небу солнце нормально идет, Потому что мы рвемся на запад. Руки, ноги – на месте ли, нет ли, — Как на свадьбе росу пригубя, Землю тянем зубами за стебли — На себя! От себя! 1972 I. ПЕСНЯ АВТОЗАВИСТНИКА Произошел необъяснимый катаклизм: Я шел домой по тихой улице своей — Глядь, мне навстречу нагло прет капитализм, Звериный лик свой скрыв под маской «Жигулей»! Я по подземным переходам не пойду: Визг тормозов мне – как романс о трех рублях, — За то ль я гиб и мер в семнадцатом году, Чтоб частный собственник глумился в «Жигулях»! Он мне не друг и не родственник, Он мне – заклятый враг, — Очкастый частный собственник В зеленых, серых, белых «Жигулях»! Но ничего, я к старой тактике пришел: Ушел в подполье – пусть ругают за прогул! Сегодня ночью я три шины пропорол, — Так полегчало – без снотворного уснул! Дверь проломить – купил отбойный молоток, Электродрель, – попробуй крышу пропили! Не дам порочить наш совейский городок, Где пиво варят золотое «Жигули»! Он мне не друг и не родственник, Он мне – заклятый враг, — Очкастый частный собственник В зеленых, серых, белых «Жигулях»! Мне за грехи мои не будет ничего: Я в психбольнице все права завоевал. И я б их к стенке ставил через одного И направлял на них груженый самосвал! Но вскоре я машину сделаю свою — Все части есть, – а от владения уволь: Отполирую – и с разгону разобью Ее под окнами отеля «Метрополь». Нет, чтой-то ёкнуло – ведь части-то свои! — Недосыпал, недоедал, пил только чай… Всё, – еду, еду регистрировать в ГАИ!.. Ах, черт! – «Москвич» меня забрызгал, негодяй! Он мне не друг и не родственник, Он мне – заклятый враг, — Очкастый частный собственник В зеленых, серых, белых «Москвичах»! 1971 II. ПЕСНЯ АВТОМОБИЛИСТА Отбросив прочь свой деревянный посох, Упав на снег и полежав ничком, Я встал – и сел в «погибель на колесах», Презрев передвижение пешком. Я не предполагал играть с судьбою, Не собирался спирт в огонь подлить, — Я просто этой быстрою ездою Намеревался жизнь себе продлить. Подошвами своих спортивных «чешек» Топтал я прежде тропы и полы — И был неуязвим я для насмешек, И был недосягаем для хулы. Но я в другие перешел разряды — Меня не примут в общую кадриль, Я еду, я ловлю косые взгляды И на меня, и на автомобиль. Прервав общенье и рукопожатья, Отворотилась прочь моя среда, — Но кончилось глухое неприятье — И началась открытая вражда. Я в мир вкатился, чуждый нам по духу, Все правила движения поправ, — Орудовцы мне робко жали руку, Вручая две квитанции на штраф. Я во вражду включился постепенно, Я утром зрел плоды ночных атак: Морским узлом завязана антенна… То был намек: с тобою будет так! Прокравшись огородами, полями, Вонзали шило в шины, как кинжал, — Я ж отбивался целый день рублями — И не сдавался, и в боях мужал. Безлунными ночами я нередко Противника в засаде поджидал, — Но у него поставлена разведка — И он в засаду мне не попадал. И вот – как «языка» – бесшумно сняли Передний мост и унесли во тьму. Передний мост!.. Казалось бы – детали, — Но без него и задний ни к чему. Я доставал мосты, рули, колеса, — Не за глаза красивые – за мзду. Но понял я: не одолеть колосса, — Назад – пока машина на ходу! Назад, к моим нетленным пешеходам! Пусти назад, о отворись, сезам! Назад в метро, к подземным переходам! Разгон, руль влево и – по тормозам! …Восстану я из праха, вновь обыден, И улыбнусь, выплевывая пыль: Теперь народом я не ненавидим За то, что у меня автомобиль! 1972 ТОТ, КОТОРЫЙ НЕ СТРЕЛЯЛ Я вам мозги не пудрю — Уже не тот завод: В меня стрелял поутру Из ружей целый взвод. За что мне эта злая, Нелепая стезя — Не то чтобы не знаю, — Рассказывать нельзя. Мой командир меня почти что спас, Но кто-то на расстреле настоял… И взвод отлично выполнил приказ, — Но был один, который не стрелял. Судьба моя лихая Давно наперекос: Однажды языка я Добыл, да не донес, — И особист Суэтин, Неутомимый наш, Еще тогда приметил И взял на карандаш. Он выволок на свет и приволок Подколотый, подшитый матерьял… Никто поделать ничего не смог. Нет – смог один, который не стрелял. Рука упала в пропасть С дурацким звуком «Пли!» — И залп мне выдал пропуск В ту сторону земли. Но слышу: «Жив, зараза, — Тащите в медсанбат. Расстреливать два раза Уставы не велят». А врач потом всё цокал языком И, удивляясь, пули удалял, — А я в бреду беседовал тайком С тем пареньком, который не стрелял. Я раны, как собака, — Лизал, а не лечил; В госпиталях, однако, — В большом почете был. Ходил в меня влюбленный Весь слабый женский пол: «Эй ты, недострелённый, Давай-ка на укол!» Наш батальон геройствовал в Крыму, И я туда глюкозу посылал — Чтоб было слаще воевать ему. Кому? Тому, который не стрелял. Я пил чаек из блюдца, Со спиртиком бывал… Мне не пришлось загнуться, И я довоевал. В свой полк определили, — «Воюй! – сказал комбат. — А что недострелили — Так я не виноват». Я очень рад был – но, присев у пня, Я выл белугой и судьбину клял: Немецкий снайпер дострелил меня, — Убив того, который не стрелял. 1972 ЧУЖАЯ КОЛЕЯ Сам виноват – и слезы лью, и охаю: Попал в чужую колею глубокую. Я цели намечал свои на выбор сам — А вот теперь из колеи не выбраться. Крутые скользкие края Имеет эта колея. Я кляну проложивших ее — Скоро лопнет терпенье мое — И склоняю, как школьник плохой: Колею, в колее, с колеёй… Но почему неймется мне — нахальный я, — Условья, в общем, в колее нормальные: Никто не стукнет, не притрет — не жалуйся, — Желаешь двигаться вперед — пожалуйста! Отказа нет в еде-питье В уютной этой колее — И я живо себя убедил: Не один я в нее угодил, — Так держать – колесо в колесе! — И доеду туда, куда все. Вот кто-то крикнул сам не свой: «А ну пусти!» — И начал спорить с колеей по глупости. Он в споре сжег запас до дна тепла души — И полетели клапана и вкладыши. Но покорежил он края — И шире стала колея. Вдруг его обрывается след… Чудака оттащили в кювет, Чтоб не мог он нам, задним, мешать По чужой колее проезжать. Вот и ко мне пришла беда — стартёр заел, — Теперь уж это не езда, а ёрзанье. И надо б выйти, подтолкнуть — но прыти нет, — Авось подъедет кто-нибудь и вытянет. Напрасно жду подмоги я — Чужая эта колея. Расплеваться бы глиной и ржой С колеей этой самой – чужой, — Тем, что я ее сам углубил, Я у задних надежду убил. Прошиб меня холодный пот до косточки, И я прошелся чуть вперед по досточке, — Гляжу – размыли край ручьи весенние, Там выезд есть из колеи — спасение! Я грязью из-под шин плюю В чужую эту колею. Эй вы, задние, делай как я! Это значит – не надо за мной, Колея эта – только моя, Выбирайтесь своей колеей! 1973 ЗАТЯЖНОЙ ПРЫЖОК Хорошо, что за ревом не слышалось звука, Что с позором своим был один на один: Я замешкался возле открытого люка — И забыл пристегнуть карабин. Мне инструктор помог – и коленом пинок — Перейти этой слабости грань: За обычное наше «Смелее, сынок!» Принял я его сонную брань. И оборвали крик мой, И обожгли мне щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. И звук обратно в печень мне Вогнали вновь на вдохе Веселые, беспечные Воздушные потоки. Я попал к ним в умелые, цепкие руки: Мнут, швыряют меня – что хотят, то творят! И с готовностью я сумасшедшие трюки Выполняю шутя – все подряд. Есть ли в этом паденье какой-то резон, Я узнаю потом, а пока — То валился в лицо мне земной горизонт, То шарахались вниз облака. И обрывали крик мой, И выбривали щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. И кровь вгоняли в печень мне, Упруги и жестоки, Невидимые встречные Воздушные потоки. Но рванул я кольцо на одном вдохновенье, Как рубаху от ворота или чеку. Это было в случайном свободном паденье — Восемнадцать недолгих секунд. …А теперь – некрасив я, горбат с двух сторон, В каждом горбе – спасительный шелк. Я на цель устремлен и влюблен, и влюблен В затяжной неслучайный прыжок! И обрывают крик мой, И выбривают щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. И проникают в печень мне На выдохе и вдохе Бездушные и вечные Воздушные потоки. Беспримерный прыжок из глубин стратосферы — По сигналу «Пошел!» я шагнул в никуда, — За невидимой тенью безликой химеры, За свободным паденьем – айда! Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму, Хоть условья паденья не те. Но и падать свободно нельзя – потому, Что мы падаем не в пустоте. И обрывают крик мой, И выбривают щеки Холодной острой бритвой Восходящие потоки. На мне мешки заплечные, Встречаю – руки в боки — Прямые, безупречные Воздушные потоки. Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно: «Не тяни за кольцо – скоро легкость придет…» До земли триста метров – сейчас будет поздно! Ветер врет, обязательно врет! Стропы рвут меня вверх, выстрел купола – стоп! И – как не было этих минут. Нет свободных падений с высот, но зато — Есть свобода раскрыть парашют! Мне охлаждают щеки И открывают веки Исполнены потоки Забот о человеке! Глазею ввысь печально я — Там звезды одиноки — И пью горизонтальные Воздушные потоки. 1973 ПАМЯТНИК Я при жизни был рослым и стройным, Не боялся ни слова, ни пули И в привычные рамки не лез, — Но с тех пор, как считаюсь покойным, Охромили меня и согнули, К пьедесталу прибив ахиллес. Не стряхнуть мне гранитного мяса И не вытащить из постамента Ахиллесову эту пяту, И железные ребра каркаса Мертво схвачены слоем цемента, — Только судороги по хребту. Я хвалился косою саженью — Нате смерьте! — Я не знал, что подвергнусь суженью После смерти, — Но в обычные рамки я всажен — На спор вбили, А косую неровную сажень — Распрямили. И с меня, когда взял я да умер, Живо маску посмертную сняли Расторопные члены семьи, — И не знаю, кто их надоумил, — Только с гипса вчистую стесали Азиатские скулы мои. Мне такое не мнилось, не снилось, И считал я, что мне не грозило Оказаться всех мертвых мертвей, — Но поверхность на слепке лоснилась, И могильною скукой сквозило Из беззубой улыбки моей. Я при жизни не клал тем, кто хищный, В пасти палец, Подходившие с меркой обычной — Отступались, — Но по снятии маски посмертной — Тут же в ванной — Гробовщик подошел ко мне с меркой Деревянной… А потом, по прошествии года, — Как венец моего исправленья — Крепко сбитый литой монумент При огромном скопленье народа Открывали под бодрое пенье, — Под мое – с намагниченных лент. Тишина надо мной раскололась — Из динамиков хлынули звуки, С крыш ударил направленный свет, — Мой отчаяньем сорванный голос Современные средства науки Превратили в приятный фальцет. Я немел, в покрывало упрятан, — Все там будем! — Я орал в то же время кастратом В уши людям. Саван сдернули – как я обужен, — Нате смерьте! — Неужели такой я вам нужен После смерти?! Командора шаги злы и гулки. Я решил: как во времени оном — Не пройтись ли, по плитам звеня? — И шарахнулись толпы в проулки, Когда вырвал я ногу со стоном И осыпались камни с меня. Накренился я – гол, безобразен, — Но и падая – вылез из кожи, Дотянулся железной клюкой, — И, когда уже грохнулся наземь, Из разодранных рупоров всё же Прохрипел я похоже: «Живой!» 1973 ДИАЛОГ У ТЕЛЕВИЗОРА – Ой, Вань, гляди, какие клоуны! Рот – хочь завязочки пришей… Ой, до чего, Вань, размалеваны, И голос – как у алкашей! А тот похож – нет, правда, Вань, — На шурина – такая ж пьянь. Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь, — Я – правду, Вань! – Послушай, Зин, не трогай шурина: Какой ни есть, а он – родня, — Сама намазана, прокурена — Гляди, дождешься у меня! А чем болтать – взяла бы, Зин, В антракт сгоняла в магазин… Что, не пойдешь? Ну, я – один, — Подвинься, Зин!.. – Ой, Вань, гляди, какие карлики! В джерси одеты, не в шевьёт, — На нашей Пятой швейной фабрике Такое вряд ли кто пошьет. А у тебя, ей-богу, Вань, Ну все друзья – такая рвань И пьют всегда в такую рань Такую дрянь! – Мои друзья – хоть не в болонии, Зато не тащут из семьи, — А гадость пьют – из экономии: Хоть поутру – да на свои! А у тебя самой-то, Зин, Приятель был с завода шин, Так тот – вообще хлебал бензин, — Ты вспомни, Зин!.. – Ой, Вань, гляди-кось – попугайчики! Нет, я, ей-богу, закричу!.. А это кто в короткой маечке? Я, Вань, такую же хочу. В конце квартала – правда, Вань, — Ты мне такую же сваргань… Ну что «отстань», опять «отстань», — Обидно, Вань! – Уж ты б, Зин, лучше помолчала бы — Накрылась премия в квартал! Кто мне писал на службу жалобы? Не ты?! Да я же их читал! К тому же эту майку, Зин, Тебе напяль – позор один. Тебе шитья пойдет аршин — Где деньги, Зин?.. – Ой, Вань, умру от акробатиков! Смотри, как вертится, нахал! Завцеха наш – товарищ Сатиков — Недавно в клубе так скакал. А ты придешь домой, Иван, Поешь и сразу – на диван, Иль, вон, кричишь, когда не пьян… Ты что, Иван? – Ты, Зин, на грубость нарываешься, Всё, Зин, обидеть норовишь! Тут за день так накувыркаешься… Придешь домой – там ты сидишь! Ну, и меня, конечно, Зин, Всё время тянет в магазин, — А там – друзья… Ведь я же, Зин, Не пью один! 1973 ПЕСЕНКА ПРО КОЗЛА ОТПУЩЕНИЯ В заповеднике (вот в каком – забыл) Жил да был Козел – роги длинные, — Хоть с волками жил – не по-волчьи выл — Блеял песенки всё козлиные. И пощипывал он травку, и нагуливал бока, Не услышишь от него худого слова, — Толку было с него, правда, как с козла молока, Но вреда, однако, тоже – никакого. Жил на выпасе, возле озерка, — Не вторгаясь в чужие владения, — Но заметили скромного Козлика И избрали в козлы отпущения! Например, Медведь – баламут и плут — Обхамит кого-нибудь по-медвежьему, — Враз Козла найдут, приведут и бьют: По рогам ему и промеж ему… Не противился он, серенький, насилию со злом, А сносил побои весело и гордо. Сам Медведь сказал: «Робяты, я горжусь Козлом — Героическая личность, козья морда!» Берегли Козла как наследника, — Вышло даже в лесу запрещение С территории заповедника Отпускать Козла отпущения. А Козел себе всё скакал козлом, Но пошаливать он стал втихомолочку: Как-то бороду завязал узлом — Из кустов назвал Волка сволочью. А когда очередное отпущенье получал — Всё за то, что волки лишку откусили, — Он, как будто бы случайно, по-медвежьи зарычал, — Но внимания тогда не обратили. Пока хищники меж собой дрались, В заповеднике крепло мнение, Что дороже всех медведей и лис — Дорогой Козел отпущения! Услыхал Козел – да и стал таков: «Эй вы, бурые, – кричит, – эй вы, пегие! Отниму у вас рацион волков И медвежие привилегии! Покажу вам «козью морду» настоящую в лесу, Распишу туда-сюда по трафарету, — Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу, И ославлю по всему по белу свету! Не один из вас будет землю жрать, Все подохнете без прощения, — Отпускать грехи кому – это мне решать: Это я – Козел отпущения!» …В заповеднике (вот в каком – забыл) Правит бал Козел не по-прежнему: Он с волками жил – и по-волчьи взвыл, — И рычит теперь по-медвежьему. 1973