Око Соломона

– Но ведь человек не совершенен, – попробовал как-то возразить Самвелу шевалье де Монбар. – И если в добрых своих делах он приближается к Богу, то в делах злых – к Зверю.

– Перед нами всегда лежит много дорог, – пожал плечами «армянин». – Мы можем выбрать любую из них. Но разве можно утверждать, что правильная дорога это именно та, где нет ни ухабов, ни рытвин? А может быть путь к Истине самый кривой и грязный из всех путей?

– Выходит, нет разницы между поступком добрым и злым? – спросил тогда шевалье де Санлис.

– А что ты называешь добром, угодным Богу, благородный Ги? Крестовый поход, который уже стоил жизни многим тысячам людей?

– Но это война, – пожал плечами Санлис. – Я убиваю тех, кто пытается меня убить. Каждый вправе защищать свою жизнь.

– А женщины? А дети? – напомнил Самвел. – Вот и выходит, благородный Ги, что путь к Богу может быть и кровавым.

Тогда эти слова потрясли Санлиса, но постепенно он привык к странным рассуждениям «армянина» и даже отдал должное его здравому смыслу. Грань между добром и злом действительно очень зыбкая. А потому в своих поступках следует руководствоваться подсказкой собственного сердца, оно-то и является тем проводником, который соединяет каждого человека с богом.

– Да, чуть не забыл, – обернулся Санлис от порога к призадумавшимся рыцарям. – Наложница графа Вермондуа опознала в Венцелине фон Рюстове руса. Якобы лет десять или пятнадцать назад тот жил в Константинополе. И тогда он был язычником, и даже более того.

– Что значит – более того? – не понял Вальтер фон Рюстов.

– Она так сказала, – развел руками Ги. – Откуда же мне знать.

Когда дверь за шевалье де Санлисом закрылась, Кахини резко повернулся к призадумавшимся рыцарям, гнев на его лице был написан столь яркими красками, что Вальтер фон Зальц даже брови вскинул от изумления.

– Вы что же, не могли отличить саксонца от руса? – спросил севшим от ярости голосом Хусейн.

– Для баварца разница небольшая, – буркнул Гундомар. – Пусть будет русом, что это меняет?

– Он не просто рус, он язычник, – напомнил Кахини.

– Женщина могла ошибиться, – пожал плечами Вальтер.

– А если это охотник за вашим ведуном?

– Тогда почему не сам ведун? – усмехнулся фон Зальц.

– А разве ты не знаешь его в лицо? – удивился Хусейн.

– В лицо колдуна знал только один человек, император Генрих, – пояснил Вальтер. – Во время мистерий тот всегда надевал личину.

– Скверно, – покачал головой слегка успокоившийся Кахини. – Мы могли бы устранить рыцаря Венцелина просто из предосторожности, но теперь нам придется с этим повременить.

– Почему? – удивился туповатый Гундомар.

– Потому что этот человек вполне может оказаться тем самым ведуном, который обещал императору добыть око Соломона, – вежливо пояснил рыцарю Кахини.

– Дьявол он, а не человек, – просипел обиженный на весь свет рыцарь фон Майнц.

– Если Венцелин фон Рюстов тот самый ведун, то нам, пожалуй, не стоит волноваться по поводу царской крови, – скосил глаза на Хусейна Вальтер фон Зальц. – Он сам доставит женщину императору. Что касается нас с Гундомаром, то нам нужен результат. А как этот результат будет достигнут – дело десятое.

– Я пошлю в замок Ульбаш Ролана де Бове, пусть провансалец навестит виконтессу де Менг, а заодно присмотрит за Венцелином фон Рюстовым, пока мы с вами ездим в Эдессу.

– По-моему, твой Ролан такой же провансалец, как и я, – усмехнулся Вальтер. – К тому же нам с Гундомаром нечего делать в Эдессе, дорогой мэтр Жоффруа.

– Ты откажешь в помощи другу, рыцарь фон Зальц? – удивился Кахини.

– Я не привык таскать каштаны из огня для других, Самвел, – нахмурился фон Зальц. – Тем более даром.

– Князь Торос очень богатый человек, Вальтер, – доверительно сообщил рыцарю Хусейн. – Его золота хватит нам всем на очень долгую и счастливую жизнь.

– А ты уверен, что твой князь с нами поделится, мэтр Жоффруа? – насмешливо спросил фон Зальц.

– Уверен, благородные рыцари, – кивнул Кахини. – Иначе не приглашал бы вас с собой.

Даис Хусейн слыл очень богатым человеком, но золото никогда не бывает лишним. Однако даже не это обстоятельство решило судьбу князя Тороса. Кахини нужны были два-три замка неподалеку от Эдессы для решения очень важных дел. Но пока жив Торос, об этом можно и не думать. Значит, князь должен умереть. Для одного из этих замков Кахини уже нашел хозяина. Его вполне устраивало, что шевалье де Санлис француз, а значит чужой в стане лотарингцев. Благородного Ги уже можно было считать другом сообщества асассинов, но его наставнику предстояло еще немало поработать, чтобы продвинуть ученика на следующую ступень, сделав из него поборника Истины и Справедливости. Впрочем, время у даиса Хусейна пока что имелось.

Фон Рюстов засобирался в дорогу в тот самый момент, когда благородный Глеб особенно нуждался в его помощи. Венцелин прекрасно говорил по-гречески и по-арабски и умел находить общий язык даже с самыми упрямыми здешними вельможами, причем не только с христианами, но и с мусульманами. Барон де Руси, воспользовавшись разногласиями между вождями похода, успешно расширял свои владения, действуя не столько мечом, сколько уговорами. Его примеру последовали многие рыцари, захватывая укрепленные замки, а то и просто городки, надеясь закрепить их за собою в будущем. Окрики вождей на них не действовали. Пример де Лузарша, превратившегося за короткий срок из нищего рыцаря в богатого барона, владеющего замками и городами, оказался слишком заразительным. Глеб не на шутку опасался, что очень скоро ему придется сражаться с товарищами по крестовому походу, дабы удержать за собой земли, которые он уже считал своими.

– По-моему, дорогой барон, ты забыл о путеводной звезде, которая привела тебя на Восток, – сказал с усмешкой озабоченному Лузаршу Венцелин.

– Только не говори мне, что у нас с тобой одна цель – освобождение Гроба Господня, – неожиданно рассердился Глеб.

Разговор они вели наедине, в одной из комнат срединной башни замка Ульбаш, предоставленной владельцем своему гостю. Чужих ушей здесь можно было не опасаться. А потому Лузарш, быть может, впервые за время их знакомства, решил поговорить с Венцелином начистоту.

– Моя цель – Иерусалим, – спокойно произнес Венцелин, продолжая, как ни в чем не бывало, укладывать вещи.

– В это я верю, – кивнул Лузарш. – Но в Иерусалиме находится не только храм Гроба Господня, но и мечеть Аль-Акса.

– И что с того?

– Ты охотишься за камнем, Венцелин, – сказал Глеб, пристально глядя на спину собеседника. – За оком Соломона.

Спина Венцелина не дрогнула, рус никак не отреагировал на слова Лузарша. Все так же размеренно и методично он продолжал укладывать вещи в седельную сумку, словно это занятие сейчас было самым главным в его жизни.

– Ты не отдал Марьицу алеманам, из чего я делаю вывод, что ты императору Генриху не друг, – продолжал свои разоблачения Глеб. – Милава, наложница Гуго Вермондуа, опознала в тебе сына боярина из русов, служившего предыдущему императору Византии. К сожалению, она так и не смогла припомнить его имя. В ту пору, десять лет назад, ты был язычником, Венцелин.

– За десять лет можно поменять веру.

– Наверное, – не стал спорить Лузарш. – Но ты ведь не просто язычник, ты символ своей веры – Белый Волк.