Око за око
Шрифт:
– Преданность самых преданных очень часто предана деньгам, любовь моя, и, поверьте, стоит не так уж много, – отпил он из своей деревянной чашки.
– Вы рассуждаете как Ланнистер.
– Нет, – мужчина разогнулся, подняв голову, и его рука тихо накрыла девичью ладонь. Чуть не поморщившись, Санса руки не убрала, и Мизинец, поджав губы, горько улыбнулся – этот ребенок имел над ним странную власть, заставляя лишний раз задуматься о столь ненужном ему противостоянии личной выгоды и личного счастья. – Я рассуждаю как человек, знающий цену вещам.
– Вы смогли купить в этой жизни все, что хотели? –
Петир в лице не поменялся, однако ее попытку насыпать ему соли на рану оценил. Кейтлин ему не далась, да и Санса показала себя не столь доступной твердыней, несмотря на все его заслуги перед ней.
За живых, за мертвых тоже,
Кто в пути, а кто на ложе.
За богатых, бедняков
Наливай мне до краев!
– Вы прибыли на корабле? – пыталась подсластить горькую пилюлю леди Старк.
– Вы как всегда наблюдательны, миледи.
– Когда долго сидишь взаперти, ничего другого не остается.
– Читая ваше письмо, не скажешь, что оно написано пленником. – вел к интересующей его теме Мизинец. – Неужели вы все еще тоскуете о прошлом?
– Стараюсь… О нем не думать. – Санса не смотрела на мужчину. Высвободив, убрала свою руку, якобы для того, чтобы поправить волосы, а назад так и не вернула. – Быт затягивает.
– Эта клетка вам тесновата.
– Клетки для птиц, – перебросились они незамысловатыми фразами.
Мы в таверне веселимся,
Как напьемся – похмелимся.
Пьем мы ночью, пьем мы днем.
Радость, горе – нипочем!
Трижды ударил барабан, и монотонная песня наконец-то закончилась. За соседним столом выпивавшие мужчины весело ухнули, подняв свои кружки, и со стукнувшихся чаш, брызгая пеной, потек эль. На их столе лежал молочный поросенок. От него отрывали окорочок, и, глядя на розовую разрывавшуюся плоть, девушка скривилась в лице, прикрыв рукой рот. Благо, в этот раз мутило ее недолго.
– Вы плохо себя чувствуете?
– Н-нет. Просто дорога. И эта… Музыка…
– Вульгарна? – улыбнулся мужчина, подозревавший о вкусах маленькой девочки-принцессы.
– Д-да.
Петир достал пару монет. Метал блеснул в свете неяркого освещения, и прежде, чем отдать их своему прислужнику, мужчина показал девушке пару медяков.
– Цена утонченности, – добавил он.
Прислуживавшаяся Мизинцу тень, откланявшись, уверенно двинулась в сторону музыкантов. Разминавшийся певец, только что откричавший нескончаемый список пьющих, жадно пил из кожаного мешка-бутылки, и его щеки раздувались, как у лягушонка. Оторвавшись от горла, он принял плату от посланника. Внимательно послушал говорившего с ним слугу, а после обернулся к старому скрипачу, сидевшему бездвижно словно статуя. Они о чем-то переговаривались, и наблюдавшая за ними Санса не поверила своим глазам.
– Он слеп! – еле слышно сказала девушка.
Старик, повертя смычком в руках, прищурился. Его белесые невидящие глаза будто прозрели на мгновение. Тяжелые веки снова сомкнулись, и, приоткрыв рот, улегшись щекой на свой потертый инструмент, скрипач уверенно взмыл смычком кверху. Со струн слетели первые плачущие звуки. Барабанщик вдарил по мембране, призывая к вниманию пьяневших слушателей. В зале стало значительно тише, и старик, покончив с мелодией, отложил скрипку на колено, вдохнул воздуха
и начал свою песнь.О чем твоя боль, о юный красавец,
По что так угрюм, печальный скиталец.
Взор твой так смутен, и жизни в нем нет.
Дай мне ответ.
Одиноко звучал теноровый голос певца, дребезжа старческой хрипотцой, приятно услаждая слух красивым тембром. Старик снова взял в руки рассохшуюся скрипку, повторив на струнах мелодию куплета, и Санса, завороженная, на секунду провалилась в пору счастливого детства. Тогда ей так нравились красивые песни и танцы, и, заметив этот наивный восторг, дрожавший на ее ресницах, Мизинец улыбнулся.
«Я шел так далеко, как только мог,
Оставив бездумно родимый порог.
Я слышал пение птицы в лесу.
За ним и иду.
Встретил я деву под сенью крон,
Дивной красою ее был пленен.
Дика и свежа, как травинка тонка,
Ту песню пела она.
Бросился камнем к ее я ногам,
Жадно припав к окаянным губам.
Волшебной нимфы прекрасный лик
Исчез в тот же миг.
– Как часто девушек сравнивают с цветами. Тиреллы превзошли в этом все дома Вестероса. – заговорил в проигрыше Петир. – Вы были близки с ними, Санса.
– Я… приношу неудачу. Близкие мне люди долго не живут. Будь то друзья или мужья. Вас это не пугает?
– Нет, – как глупый мальчишка поддался он кокетливому блеску голубых глаз. Наваждение быстро спало, и Петир снова потупил глаза, вспомнив о своих настоящих планах на леди Старк.
Смеялась дева, скрываясь в тени.
Звала, танцевала, пела песни свои.
Был близок я к ней, но она каждый раз,
Исчезала с глаз.
Чар колдовских жертвой я пал,
Грежу той девой, куда б не ступал,
О любопытный, о том как страдал,
Тебе рассказал.
– Насколько честны слова в вашем письме?
– Настолько, насколько честны ваши слова в Богороще.
Сейчас глядя на предателя своего отца, ощущая это спокойное обманчивое тепло, исходившее от Петира, Санса Болтон могла спокойно сравнить его с Рамси. Один был прилизанным и манерным, другой – диким и порой необтесанным, но девушка думала не об этом. Леди Болтон думала о том, кто более из них опасен и не могла не отрицать простой истины. Лорд Болтон был, конечно, ужасен, но если бастард угрожал открыто, размахивая ножом перед носом, да забавляясь предположениями жертвы о том, куда же он все-таки ударит, то Петир был другого поля ягода. Он постоянно находился в тени, скрываясь где-то поблизости. Его чувства и мотивы были непонятны, и не было никакой уверенности в том, что он сделает, когда выйдет из своего укрытия – подтолкнет в пропасть, воткнет нож в спину или же ласково хлопнет по плечу, умело сыграв роль спасителя и помощника.
– Я рад, – проговорил мужчина. – Что мы поняли друг друга.
«Даже не сомневайся в этом» – выпалила про себя Санса.
Клетку я сплел из стеблей плюща.
Прутья упруги. Как железо крепка.
Я слышал пение птицы в лесу.
За ней и иду»
– Как поживает мой кузен? – единственное, что еще интересовало ее. Из писем Мизинца девушка сделал вывод, что Петир умело втерся мальчику в доверие, и тот души в нем не чает.
– Неплохо. Лорд Ройс по-прежнему изматывает его стрельбой из лука.