Окрестности сорока

Косая же спит в другой комнате с Гришкой, - то же на диване. Она любит Гришку, потому что, несмотря на то, что сам он - плюгавый и мелкий, - хуй у него - длинный и толстый и почти всё время стоит.

– Марина, ты вгоняешь учёного Аркадия Абрамовича в краску своей, извини, пошлой хуйнёй!
– заметила Буравчик.

– Ничего-ничего, - это всё очень прикольно. Рассказывай дальше, Марина!
– поощрил её уже совсем переставший смущаться Абрамыч, - Краснею я от удовольствия беседы с вами и выпитого спиртного.

Ему, действительно, нравилось теперь, как матерятся молоденькие девчонки. Во времена его юности дамы не матерились, и при них выражаться мужикам было тоже нельзя. Абрамычу был интересен рассказ Косой, от которого его даже внутренне заколбасило. А краснел он на удивление часто, - кровь приливала к голове, подскакивало давление от разных эмоций. "Вот так", - думал иногда Абрамыч, - "поведёт меня в один прекрасный день, и - пиздец, - упаду, как куль с говном, и даже крякнуть не успею..."

Так познакомились престарелый Аркадий Абрамович и юная Косая (она была на три месяца моложе Надюши, но, правда, чуть постарше Буравчика).

...............................................................................................................

После ухода двух неразлучных подруг Надюша в очередной раз отказала Абрамычу во взаимности, но в качестве моральной компенсации снабдила его номерами Марининых телефона и пейджера, посоветовав обязательно позвонить ей (только днём, когда ёбари Косой и Буравчика на работе, или оставить сообщение на пейджере). "Встретишься с ней, - не пожалеешь", - сладким, утешительным голосом сказала заботливая Надюша, - "Косая у нас - знатная ебариха!"

...............................................................................................................

А тут как раз и удобный повод подвернулся для того, чтобы связаться с Мариной. У среднего сына Ефремыча, Костяна, намечался день рождения - шестнадцать лет, - совершеннолетие. По этому поводу Ефремыч закатывал в выходные у себя на даче основательный сабантуй. Был, конечно, приглашён и Аркадий Абрамович. А Абрамычев Лёха и так уже гостил целую неделю на даче у Ефремыча.

Вот тут-то Абрамыч и предложил своему другу подогнать на праздник двух хабалок. Одну - Буравчика, для него, а другую - Косую, для себя. Ефремыч был приятно удивлен тем обстоятельством, что снова увидит разбередившую ему когда-то душу Бурвину. Дело теперь оставалось за малым, - позвонить Косой и уговорить её поехать на дачу к Ефремычу вместе с Буравчиком.

Марина была рада звонку Абрамыча. Её кокетливый, нежный голосок довольно звенел в трубке. И, конечно же, она согласилась поехать на дачу, пообещав уговорить и подругу.

...............................................................................................................

Ярким, летним субботним днём, после обеда, Абрамыч выехал за ними на своём "Рено" к библиотеке Ленина. Ещё издали, с широкой улицы, он увидел стоящих на тротуаре, возле выхода из метро, Косую и Буравчика. Из-за сильного движения он, однако, не смог к ним подъехать, и вынужден был припарковаться в узком переулке, за библиотекой, и вернуться к ним пешком.

Идти пришлось, как показалось Аркадию Абрамовичу, довольно долго, - а он уже и так, по своему обыкновению, опоздывал. Да, вдобавок, и лишний вес не позволял ему особенно быстро передвигаться. Поэтому Абрамыч нервничал, что девицы не дождутся его и уйдут. Но они, слава Богу, оказались на прежнем месте.

...............................................................................................................

В машине Марина поместилась рядом с Абрамычем, а Маша Бурвина - на заднем сиденье. Абрамыч заметил, что обе дамы сегодня были особенно ярко накрашены, и от них несло неким недорогим подобием французских духов.

Учёный Аркадий Абрамович опять смущался и не знал о чём говорить с девушками. Тем более что Косая была сегодня какая-то смурная и совсем не поддерживала беседы. Отчасти спасла положение Буравчик, объяснив, что её подруга сегодня никакая, потому что её колбасит со вчерашнего перепоя. Бурвина поддержала беседу с Абрамычем, охотно рассказывая ему о своём прошлом житье-бытье в Кашире и нынешней жизни в Москве с "женатыми ёбарями".

Так что дорога прошла незаметно, - тем более что пробок не было, - и часа за полтора они домчались по просторному Можайскому шоссе, а потом по вполне приличной дороге, - но поуже, - до деревни Бобки, в которой у Ефремыча был дом.

Дом этот, - двухэтажный, из красного кирпича, с надкрышной надстройкой в виде башенки ("обсерваторией", как её называл хозяин), - был заметен с большого расстояния. Да и сама деревня, расположившаяся на вершине холма, по склону которого раскинулось старое кладбище с полуразвалившейся шатровой церковью, виднелась издалека.

У деревни съехали на грунтовую дорогу, проходившую мимо кладбища. И Абрамыч тогда вспомнил, что здесь его друг похоронил свою жену. Каждый раз, когда Ефремыч проезжал мимо грустного погоста со скелетом церкви, он останавливал машину и крестился.

Жена Ефремыча умерла от рака в совсем ещё цветущем возрасте. Долго болела и лечилась в Париже, а как они приехали в Москву в отпуск, - тут и умерла.

Вон её могильный деревянный крест, торчит из-за зарослей малинника, раскинувшихся над дорогой; а рядом огорожено просторное место для самого Ефремыча и трёх его сыновей...

– Но довольно о грустном!
– Абрамыч отогнал от себя пасмурные мысли, и, обращаясь к девицам, сообщил, - Ну вот, мы и приехали. Вот она деревня Ефремыча!

...............................................................................................................

Ефремыч сам отворил перед ними широкие деревянные ворота дачного участка; и Абрамыч заехал вовнутрь, поставив свой "Рено" бок о бок с припаркованной около дома большой, серой "Пежухой 605" своего товарища.

– Ну что, - здор'oво врачу наук! Рад тебя видеть, - тем более в обществе прекрасных дам, - приветствовал друга очевидно бывший сегодня в приподнятом настроении Ефремыч.

Он был недюжинного роста, с армейской выправкой, в клетчатой ковбойке с закатанными до локтей рукавами, немереного размера джинсах, свободно висящих на подтяжках, и просторных сандалиях. Усы его браво торчали вверх и отливали на солнце игривой чернью, затенявшей уже проступившую седину; и на голове его волосы были взбиты в картинные волны. Короче, Ефремыч выглядел молодцом.

Здороваясь с дамами, он сначала поцеловал им ручки, а потом представил их своим отпрыскам, - трём тоже не мелким подросткам, а также сыну Абрамыча, - весьма солидному юноше, - и просил Косую и Буравчика не стесняться, а располагаться в его владениях, как у себя дома.

Девушки и не стеснялись. Они вызвались помогать хозяину и ребятам в их хозяйственных хлопотах. Ефремыч как раз в это время занимался приготовлением салата оливье, а его дети и Абрамычев Лёха с явной неохотой чистили картошку.