Октавия

– Я говорил вам, его нужно опасаться, - сказал он вполголоса.

Танцуя, он начал ко мне клеиться самым откровенным образом. Понять не могу, почему все малорослые мужчины такие распутные. К счастью, одна из моих булавок откололась и воткнулась в него, что несколько охладило его пыл. Но буквально через две секунды он возобновил свою атаку.

Четверть часа спустя, вся в синяках и взбешенная, я разыскивала свою сумку. На этот раз я решительно намеревалась уйти. Рори Бэлнил сидел на софе между Тиффани и блондинкой. Девицы держали друг друга за руки через его колени, но были слишком пьяны, чтобы что-нибудь соображать.

– Рори, дорогой, - шептала блондинка.

– Рори, ангел мой, - бормотала Тиффани.

Это выглядело так нелепо, что я расхохоталась. Он тоже засмеялся.

– Мне кажется, они созданы друг для друга, - сказал он. Взбодрившись, он встал и подошел ко мне.

Я прислонилась к стене. Ноги не держали меня, отчасти потому, что я тоже перебрала немного, отчасти из-за его магической близости.

– Привет, - сказал он.

– Привет, - отвечала я. Я никогда за словом в карман не лезла.

Он внимательно осмотрел меня, словно выбирая на палитре нужный оттенок цвета.

– Выпивка кончилась, - сказал он, допивая из бутылки последний глоток.

Он был весь белый как мел, даже зубы, только в кончики пальцев у него прочно въелся никотин.

– Как, вы сказали, вас зовут?
– Голос его, утратив прежнюю резкость, стал мягким и нежным.

– А я вам и не говорила, - ответила я как можно равнодушнее.
– Но раз уж вы спрашиваете, Эмили.

– Эмили - красивое имя, старомодное. Вы старомодны?

– Это зависит от того, что понимать под старомодным - чопорное викторианство или разгул Реставрации?

Он взял меня за руку.

Он пьян, повторяла я про себя, стараясь сохранять присутствие духа.

– Ренуаровская женщина, - сказал он.

– Это из тех толстух с виноградом?
– спросила я.

– Нет, то Рубенс. Ренуаровские девушки - изящные голубоглазые блондинки с нежно-розовой кожей. Странно, - он бросил на меня разящий насмерть взгляд, - вы совсем не мой тип, а возбуждаете меня чертовски.

Опустив глаза, я, к своему ужасу, увидела, что мои пальцы переплелись с его, а мой единственный необкусанный ноготь вонзился в его ладонь.

Внезапно его пальцы коснулись моего кольца.

Я попыталась выдернуть руку, но он не отпускал ее, внимательно рассматривая кольцо.

– Кто вам его подарил?
– спросил он.

– Седрик, - отвечала я.
– Мой… жених. Ужасное слово, правда?
– Я натужно хихикнула самым жалким образом.

– И кольцо ужасное, - сказал он.

– Оно очень дорогое, - вступилась я за Седрика.

– А почему ваш жених не с вами?

Я объяснила, что Седрик в Норфолке, устраивает свою политическую карьеру.

– Вы давно помолвлены?

– Почти полтора года.

Рори неприятно улыбнулся.

– И часто он вас любит?

Я попыталась принять оскорбленный вид, но у меня ничего не вышло.

– Его это вообще мало волнует, - пробормотала я.

Рори раскачивал пустую бутылку, держа ее двумя пальцами за горлышко.

– Стало быть, он к вам равнодушен?

– Мы с ним отлично ладим.

– С обожаемого предмета обычно глаз не спускают.

Мой взгляд невольно обратился к Тиффани, мирно спавшей, опустив голову на плечо блондинки.

– Я ее не слишком обожаю, - сказал он, проследив за моим взглядом.

– Она потрясающе выглядит, - искренне заметила я с завистью.

Он пожал плечами.

– Корпус от “Роллс-Ройса”, а мозги от “Мини”.

Я снова хихикнула. Внезапно он наклонился и поцеловал мое обнаженное плечо. Волна возбуждения прокатилась по мне. Еще минута, и мое платье, вместе со всеми булавками, просто воспламенится.

Я перевела дыхание.

– У меня дома есть бутылка виски, - сказала я.

– Так чего же мы ждем, пошли!

Глава 2

Мне было стыдно. Я сознавала, что ужасно виновата перед Седриком, но мне еще никогда в жизни не встречалось такое воплощенное искушение, как Рори Бэлнил. Как Оскар Уайльд, я могла устоять перед чем угодно, кроме искушения.

Мы брели по Кингз-роуд в поисках такси и очень позабавились, усаживаясь в ванны, выставленные у магазина сантехники. Потом мы проходили мимо художественного салона. Рори, хмурясь, приглядывался через стекло к выставленным полотнам.

– Ты только взгляни на эту дрянь, - сказал он.
– Там бы, если бы не милость Господня, могли быть и мои картины, ведь я - величайший гений двадцатого столетия. Кстати, завтра в одиннадцать я встречаюсь с одним человеком насчет моих картин. Ты лучше сразу заведи будильник, как мы придем.

Какая самонадеянность, подумала я. Уж не думает ли он, что я так легко уступлю?

Рори увидел такси и остановил его. Всю дорогу мы целовались.

Боже, какое это было наслаждение! Я и миллионной доли такого не испытала за все время моего знакомства с Седриком. Вместе с оранжевыми цифрами на счетчике стремительно взлетала моя температура. У Рори было такое изумительное стройное тело. Быть может, потому, что он художник, да еще с примесью французской крови, в искусстве целоваться ему не было равных.

И все же какой-то настойчивый внутренний голос призывал меня остановиться. Я регрессировала со скоростью света, позволяя себе все, что я делана до встречи с Седриком: я слишком быстро уступала, слишком поддавалась и чувствовала себя, как и прежде, неприкаянной и несчастной. Я распрощаюсь с ним у подъезда, решила я твердо, а когда мы были уже у двери, я подумала: я только приглашу его выпить немного, как делают в таких случаях, а потом он уйдет.

Только мы вошли, я дала ему виски, а сама бросилась в ванную, вычистила зубы и вылила на себя полфлакона Мининых духов. Потом я бросилась в спальню и убрала с ночного столика детектив Жоржетты Хейер, заменив ее парой интеллектуальных французских романов, взятых с полки.

– Где ты научилась так наливать?
– спросил он, когда я вошла в гостиную.

– Я одно время подрабатывала в баре.

– Это семикратная доза, - сказал он, залпом допивая виски.

– У меня сейчас все перед глазами в семикратном размере, - сказала я.
– Я столько сегодня выпила, что вижу и семерых тебя. Великолепная семерка, надо сказать.

– Значит, можно приступать к оргии. Планы Энни в конце концов реализуются.

Я с покорным видом села на софу. Он сел рядом.