Октавия

Имоджин вышла, вытирая вспотевшие руки о юбку. Через пузырчатое стекло входной двери ей была видна мужская фигура. Прозвенел звонок.

– Кто-нибудь встретит теннисистов?
– прокричала Джульетта.

– Ой, заткнись, - прошептала Имоджин.

– Иди. Он подумает, что мы забыли про него, и уедет.

Дрожащей рукой Имоджин открыла дверь. Ники, наклонившись, трепал по спине Гомера, который вилял своим густым светлым хвостом и предлагал гостю палку.

– Ты не очень-то здесь сторожишь, - сказал Ники, потирая себе ухо.
– Привет, ангел, - он выпрямился и улыбнулся ей.

– Прошу прощения за опоздание. Я сделал не тот поворот и застрял в воскресном потоке машин.

– Не важно. Рада вас видеть, - сказала Имоджин.

Она гадала, как он будет выглядеть без своих теннисных принадлежностей - может быть, как моряк в штатском костюме, но в алой рубашке, которая шла к его загару, и джинсах, облегавших его худые мускулистые ноги даже плотнее, чем у Джульетты, он выглядел еще лучше.

– Проходите сюда, - пробормотала Имоджин, направляясь в сторону гостиной. Ники прошел вперед, чтобы открыть для нее дверь, одновременно с ней дотянулся до ручки и задержал свои пальцы на ее руке много дольше необходимого.

– Вы не против стакана черри, - спросила она, - совсем сухого?

– Я бы предпочел пива, если у вас есть. Предполагается, что я на тренировке.

– Сейчас принесу. Я мигом.

– Постарайтесь, а то я буду без вас скучать, - сказал Ники, взяв газету и открывая ее на спортивной странице.

Имоджин кинулась на кухню. К счастью, в холодильнике стояли шесть банок пива ?Лонг-Лайф?.

– Как дела?
– спросила Джульетта, кидая спагетти в кипящую воду.

– Не знаю, - бросила Имоджин, выбегая и едва не упав на Гомера, - обещай не оставлять меня с ним одну надолго.

– Что мне нравится в этом доме, так это его непринужденная атмосфера, - сказала Джульетта.

– Нэстасе выиграл в Гамбурге, - сообщил Ники, отложив газету и принимая из рук Имоджин банку и стакан.

– Вы с ним знакомы?

– Да, это мой большой приятель.

Он подошел к французскому окну.

– Приятный дом.

– Немного неряшливый, - заметила Имоджин, остро переживая, что в доме потертые ковры, исцарапанные кошачьими когтями ручки кресел и вылинявшие красные гардины, которые от многих стирок сели и на три дюйма не доставали до подоконника.

Ники же, привыкший к безликим гостиничным номерам, заметил лишь уставленные книгами стены, добродушного пса, толстого полосатого кота, спавшего на стопке нот на верху пианино, листы ?Церковного вестника?, торчавшие из-под поленьев в камине и ожидавшие, когда их зажгут в холодную ночь, и как снегом покрытые цветами яблони в конце сада.

– Это семейный дом, - сказал он.
– Мой отец служил в армии, и все детство я провел в переездах с места на место. Я всегда мечтал о настоящем доме.

Он взглянул на Имоджин, которая смотрела на него с невыразимым сочувствием. Он заметил, как она была тронута и рада его приезду. Это его умилило. Ему нравилась эта серьезная девушка с огромными глазами.

– От вас замечательно пахнет, - сказал он, приближаясь к ней.

– Это не от меня, а от ковра, - созналась Имоджин.

Наступило молчание. Что она могла теперь сказать? Вот если бы у нее были в запасе какие-нибудь шутки и готовые фразы, как у Джульетты и Глории.

– Обед будет скоро, - произнесла она, заикаясь, когда Ники сел на диван.
– Вы не хотели бы орешков?

– Нет, спасибо, - тихо ответил Ники.
– Я хотел бы побыть пять минут с вами вдвоем. Садитесь рядом.
– Он похлопал по дивану.

Имоджин села. Снова молчание. Она разглядывала его руки, зная, что он смотрит на нее. Вдруг они оба подскочили, когда большой толстый кот, спрыгнув с бетховенских сонат, приземлился на дискантовый ключ пианино, откуда мерно проследовал к басовому ключу и с достоинством удалился через французское окно.

Оба расхохотались. Лед растаял.

– Хорошая была вчера вечеринка?
– спросила Имоджин.

– Как она могла быть хорошей, если вас там не было? Я выпил слишком много дешевого вина и чуть было не явился на ваш благотворительный вечер.

– Вам надо было прийти, - задумчиво сказала Имоджин.
– Когда вы едете в Рим?

– Сегодня вечером. Отсюда качу прямо в Хитроу. В этом году, может быть, дойду до четвертьфинала. Мне повезло на жеребьевке.

– Вас не пугают такие ранние успехи?
– спросила она.

Ники рассмеялся с явным удовольствием. Она нашла верную тему для разговора.

– Меня напугать нелегко, - сказал он, взяв ее руку и положив ее себе на бедро.

Позади она услышала шаги и, испугавшись, что это отец, отвела его руку. Но то была мать в помятом платье с цветочным рисунком, пахнущем шариками от моли. Она явно только что достала его из комода. На одной стороне ее носа было слишком много пудры.

– Как я рада вас видеть у нас, мистер Бересфорд, - сказала она, неуверенно двигаясь на неудобных и непривычных высоких каблуках.
– Имоджин дала вам чего-нибудь выпить? Она ужасно забывчива.

О Господи, подумала Имоджин, надеюсь, она не будет слишком навязчивой.

– Она отлично за мной ухаживает, - сказал Ники миссис Броклхерст, которая налила себе стакан шерри, - и мне нравится ваш дом.

Тут появилась Джульетта. Она села на стул рядом с пианино и, поглаживая Гомера, с улыбкой посмотрела на Ники.

– Привет, - кивнула она ему.

– Отличный пес, - сказал Ники.
– Как его зовут?

– Гомер, - ответила Джульетта.
– Сокращенное от Гомерсексуалист. Он постоянно вспрыгивает на кобелей.

– Но это же неправда, дорогая, - кротко возразила миссис Броклхерст.

– А кто играет на пианино?
– спросил Ники.

– Я, - сказала Джульетта, - и думаю, не взять ли виолончель как второй инструмент.

После этого она засыпала Ники вопросами о теннисных звездах. Правда ли, что у Нэстасе в самом деле такой трудный характер, как все об этом говорят, что Стен Смит так невозмутим, как кажется, что у Борга много девиц?

Миссис Броклхерст, чтобы лучше разглядеть Ники, сняла очки, оставив на переносице красную полоску. Господи, подумала она, он в самом деле очень приятный с виду молодой человек и, кажется, обходительный.