Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

— В чем дело? — недоумевающе спрашивал я их комиссара тов. Поппеля. — Ведь и мы пришли сюда тоже против большевиков…

Солдат Поппель тупил свои молодые глаза и враждебно косился на мою серую офицерскую шинель. Я понял его без слов и отвел в сторону:

— Вы большевик? — Он смущенно растерялся. — Почему же ты, черт возьми, до сих пор не связался с нашей военкой?! Ну, это потом… Сейчас же, немедленно потеснись! И ни кому ни гу-гу. Мы все поголовно большевики…

Нужно было видеть радостно покрасневшее, растерянное лицо Поппеля.

А на следующий день наши ораниенбаумские кольтовцы на мохноногих лошаденках, стуча двуколками, уже наполнили двор Петропавловки и звоном топоров и стуком досок для нар заглушили грустное средневековое треньканье часов башни с летящим ангелом на ее шпиле, Петропавловка была занята.

Перевыборы Питерского Совета прошли в общих секциях. Президиум перевыбран сплошь большевистский. Наша военка, выпущенная к этому времени из «республиканских тюрем» Керенского, день и ночь лихорадочно работала над восстановлением оборванных связей. Она целиком перешла в распоряжение только что создавшегося Военно-революционного комитета, где Скрыпник, Дзержинский, Лацис, Карахан…

Мы боимся опоздать, так как враг мобилизует свои силы и переходит в наступление. Уже разогнан Калужский Совет. Всем петроградским юнкерам розданы патроны и ручные гранаты. Не сегодня — завтра начнется вооруженный поход на наш Смольный.

Но народные массы грозны в своем затишье. В затишье перед бурей. Корниловский шквал раскрыл глаза даже слепым. Глухо, но сплоченно гудят, как ульи, заводы и казармы. Их шум не доносится на улицу, такую нарядную и пеструю, полную кокоток и биржевых дельцов. Поэтому мне кажется странным думать о плане военной операции революции. Все «образуется» само собой.

Конечно, военка посылает во все полки и части своих комиссаров от Военно-революционного комитета. Все военно-боевые мероприятия эсеровского правительства по борьбе с народом становятся немедленно известными и тотчас же пресекаются. Керенский видит свое полное бессилье в Петрограде и начинает заигрывать с фронтом.

В воздухе пахнет провокацией. Чего же мы медлим?

Вечером в одной из аудиторий первого этажа в Смольном в помещении фракции собирается вся соль партии пролетариата в Петербурге. Громадная комната набита битком. Рожки лампочек плавают в сизом тумане табачного дыма. Душно и тесно. И поздно ночью, накричавшись до хрипоты, решаем: не останавливаться перед свержением контрреволюционного Временного правительства.

В Петропавловке вот уже два дня кипит горячая работа. Власть выпала из рук коменданта крепости и безболезненно и мирно. Он сидит у себя на квартире, лишенный права выйти из нее и с перерезанным телефоном. Власть перешла к вновь создавшемуся Революционному гарнизонному крепостному совету из представителей всех частей крепости. Во главе его — наш комиссар крепости Благонравов и комиссар Кронверкского арсенала Тер-Арутюнянц.

В маленькой комнатке комиссариата крепости сутолока круглые сутки. Рабочие организации всего Петрограда наперебой запасаются оружием. Грузовики и ломовики день и ночь вывозят его из арсенала. Особенно много берет Выборгская сторона. Но никто из нас не знает ни дня, ни часа кровавой схватки. Мы думаем только-об обороне.

Керенскому удается заполучить несколько броневиков и батарею Константиновского училища. Он вызывает юнкеров из Гатчины и Петергофа и устраивает маленький парад на Дворцовой площади, стягивая туда всю массу юнкеров. Это плацдарм для развертывания похода на Смольный. Мы узнаем это от наших юнкеров, которые рассказывают об этом подробно и встревоженно. Один передает даже два замка, вытащенных им из пулеметов одного из броневиков. Положение обостряется.

По зову Военно-революционного комитета приходит из Кронштадта «Аврора» и бросает якорь у Николаевского моста.

Правительство издает приказ арестовать и вновь посадить по тюрьмам всех нас, выпущенных на свободу. Мы не ночуем дома и вечером собираемся в Смольном, на третьем этаже, в помещении президиума солдатской Секции Совета.

Передается по секрету, что будет сам Ленин, что это он созывает наше военно-оперативное совещание, что без военного плана предстоящих боев выступать нельзя. И это становится неожиданно ясным и понятным, и даже странно как-то, что эта очевидная подробность не пришла в голову с самого начала именно нам, военным.

В углу комнаты, отделенном шкафами, чтобы не мешать президиуму, тесно сомкнулась семья военки. Каждый сообщает все, что знает нового о военных шагах правительства; становится несомненным, что через два-три дня в Питер придут к правительству вооруженные силы.

Необходимо предупредить врагов, чтобы они не залили кровью весь Петроград.

Чудновский, еще вчера горячо возражавший против активистов, теперь, убежденный фактами, энергичней всех ратует за свержение правительства. Да ему никто и не возражает. Сегодня строгое революционное единодушие.

Все устали. Клонит ко сну от долгих бессонных ночей. Только часть примостилась на скамейке, за которой спит свалившийся от усталости Садовский. Остальные стоят. Мы развертываем план Петербурга с обозначением расположения войсковых частей. Каждый получает свои задания. Зимний дворец должен быть окружен к завтрашнему полдню — 25 октября — цепями наших войск. Дашкевич предлагает — по линии Екатерининского канала, но принимается мое предложение: по Мойке, а от Синего моста — к Неве. Для этого требуется всего лишь три полка и часть гвардейского флотского экипажа. Все остальные части должны оставаться в казармах в полной боевой готовности, начеку. Охрану города несут патрули из рабочих. Полки должны быть расставлены Дашкевичем и Чудновским к двенадцати часам дня.

В час дня Петропавловская крепость посылает правительству ультиматум с требованием ухода его в отставку и передачи власти Советам Солдатских и Крестьянских Депутатов, подписанный Антоновым, Чудновским и, кажется, Благонравовым. Об этом моменте население оповещается пушечным выстрелом с верков крепости и спуском флага с бастионной мачты. В случае молчания или отказа Петропавловка приподнимает флаг до половины и делает четыре выстрела по Зимнему дворцу. В случае дальнейшего упорства бомбардировка продолжается уже совместно с «Авророй», для чего заблаговременно устанавливается телефонная связь между крепостью и крейсером. Кроме того, возле биржи, против дворца, должны встать миноносцы «Забияка» и, кажется, «Сом».

Я быстро записываю все это в виде приказа в блокнот и передаю листок Дашкевичу. Пора расходиться по казармам — спать некогда.

На пороге неожиданно сталкиваемся с Лениным. Мы восторженно жмем руки Ильичу. Многие из нас не видели его несколько месяцев, пока сидели в тюрьме. Он быстро знакомится с планом завтрашнего дня и вполне его одобряет. Дальше медлить нельзя. Рабочие и солдаты и так уже ропщут на нашу медлительность. Массы инстинктом чуют опасность…

С утра мы уже на ногах. Моя обязанность — нести караул и ответственность за Петропавловку. Жадно слушаем мы вести и шум из города. Все тихо. И события и слухи текут упорно медленно, вызывая досаду и тоскливый холодок: неужели сорвется? Где же Чудновский, Дашкевич, Антонов? Чего они копаются!!. Хочется бросить все и лететь туда к ним, чтобы ускорить этот идиотски затянувшийся приступ Зимнего. Ведь уже двенадцать часов. Уже час. Уже два. Три… А утешительных сведений все еще нет.