Омут

– Иногда я тебя не понимаю, - признаётся она со вздохом.
– Вроде бы мы об одном и том же говорим, а вроде и совершенно о разном.

Парень улыбается и хочет было ситуацию для неё прояснить, как она торопливо добавляет:

– Но это не страшно. Главное, что теперь мы всё выяснили, верно? Я теперь… Могу идти. Спасибо, что выслушал, и поверил.

И медленно, словно саму себя уговаривая, тянет свою ладонь из его, а потом и вовсе бочком-бочком по стеночке к входной двери скользит, пряча глаза.

– Сбегаешь?

– Мне не стоит, нельзя… Точнее пора! Мне пора, да.

– Уверена?

– Нет, - машинально отвечает Алёна и, осознав, тут же исправляется: - Да! Да, уверена.

– Я тебя отвезу.

– Лучше я сама.

– Не обсуждается, Отрадная.

Спор прерывается звонком телефона, на который она реагирует облегчением и, достав из кармана куртки, быстро демонстрирует ему экран.

– Это моя тётя. Она здесь, поблизости, и заберёт меня. Правда, не беспокойся. Всё хорошо! И… - кидает на него взгляд из-под ресниц и снова розовеет скулами.
– Увидимся завтра, да?

Вечером будет ещё одна глава, не пропустите)

102. Кир

Кир молча кивает и ждёт этого “завтра” так, как ничего и никогда не ждал. В первую очередь, чтобы её снова увидеть, а во вторую, чтобы одно из своих самых сильных желаний в последнее время утолить - вкатать Королёва в бетон на парковке универа, покрывшейся из-за сезона года и соответствующей ему мерзкой погоды в месиво из грязи, мусора и чёрной дождевой воды, текущей по ливневым стокам. Ему среди этой компании самое место. И он убеждается в этом, наверное, уже в стотысячный раз, когда отовсюду ловит живые обсуждения вчерашней выходки бывшего лучшего друга и видео с Лилей.

– …поверить не могу! Гордеева же всегда была такой… Такой…

– Сукой? Дрянью? А чему тут не верить? Как раз таки что-то подобное я от неё и ожидала. Нос задирает, королевну из себя мнит, на всех свысока смотрит, а сама не лучше многих. И веселится вон как с размахом, и ноги раздвигает так, что любая эскортница позавидует.

Авдеев сдвигает брови к переносице и слышит уже с другой стороны гогот недоумков из университетской футбольной сборной.

– …в смысле “западло”? Я же её не к маме хочу познакомиться привести, а вдуть! Ты, вообще, видел как она на том типе кайфовала? Как тут равнодушным остаться и не захотеть Лилечку натянуть?

– Не, ну, если только так… На один раз…

Он останавливается. Тянет носом влажный с ночи воздух. Качает головой, понимая, что, несмотря на Лилину просьбу, не влезать и дать ей возможность разобраться со всем самой, в стороне остаться не может. Ни тогда пару лет назад, когда её под колёсами ловил, не смог. Ни вчера, когда своими глазами видел, как она вновь тот лютый пиздец проживает. Слишком жива была в памяти картинка её - сломанной, использованной физически и почти морально убитой после не то что предательства даже, а кошмара, ставшего реальностью, и предела нечеловеческого похуизма, через который Гордеевой пришлось пройти и приходится проходить заново сейчас по вине своего абсолютно конченного бывшего. И именно в память об этой девочке, в один момент втоптанной в грязь, он и был с Лилей рядом, параллельно ни на миг не забывая все её отбитые выходки в сторону Алёнки и себя, за которые хотел спросить сам при случае, но Королёв его опередил. Из-за дружбы к Мишке, который до сих пор себя винил в произошедшем с Гордеевой, и вчера всю её боль через себя пропустил. В надежде искупить свою вину перед ней, когда по-мудачьи решил ею Алёну из себя вытравить. Хотя бы просто потому что иначе поступить не мог.

– Не, я боюсь, с ней одного раза мало будет. Судя по видосу, Лиля умеет многое.

Взрыв хохота, заставляющий его обернуться, но вместо мудил смеющихся над изнасилованной девчонкой, Кир замечает знакомую тачку в нескольких метрах от себя. Бывший лучший друг за рулём один и почему-то выходить наружу не торопится. Копается в телефоне, подносит к уху, затем убирает его, говорит что-то сам себе и снова подносит, будто хочет до кого-то дозвониться. До кого именно догадаться не трудно, впрочем, как и о том, откуда он в принципе это видео с Лилей взял.

У дружка своего, такого же гондона, что свою девчонку через ад со всеми вытекающими протащил, взял, да?

Влад Пахомов - первый камень преткновения в их уже закончившейся дружбе. Авдеев понял насколько тот гнилой сразу же, а вот Ромка почему-то нет. Рома твердил, что он, Кир, слишком задирает нос и “не все рождаются с голубыми кровями и золотой ложкой во рту, брат”. Знал бы он тогда в какую мразь Пахомов к своим двадцати годам превратится, то при первой же встречи с ним попросил отца его ещё по малолетке закрыть. Тогда бы, может, и Лиля отъявленной сукой не стала, и Королёв ниже некуда не опустился, хотя насчёт него парень не уверен совсем. Кажется, тот бы в любом случае нашёл способ из себя ничтожество сделать.

– … блять, кроха, почему ты снова не отвечаешь на телефон?
– слышит, когда распахивает дверь с водительской стороны, и, не церемонясь, вытаскивает не успевшего сообразить парня из машины за шиворот.

Что есть дури встряхивает, как нашкодившего котёнка, и прижимает к тачке спиной, изменив хватку с ворота на горло. Прикладывает, не жалея силы, затылком о металл, наверняка оставив в нём вмятину, и рявкает в лицо:

– Доброе, нахуй, утро!

Королёв после удара теряется. Моргает заторможенно. Взглядом расфокусированным по нему скользит и шипит через боль:

– …какого хуя…

– У меня тот же вопрос. Какого хуя?!
– встряхивает снова и снова не жалея.
– Какого хуя ты, мразь, себе позволяешь?! Какого хуя вчера устроил и о Лилю ноги при всех вытер?!
– цедит жёстко, не регулируя в бешенстве громкость голоса и окружающую обстановку.
– Какого хуя Алёнке на меня напиздел?!

Стоит ему только её имя произнести, как глаза напротив проясняются. Ромка сощуривается, каменеет скулами и пытается сбросить его руки, но Кир слишком зол и только крепче сжимает пальцы. Вокруг них, как обычно, правда, на почтительном расстоянии, толпится народ, не упускающий шанса запустить носы не в своё дело. Но Авдееву на это плевать. Он, наконец, дал себе волю и остановить его сейчас вряд ли что или кто сможет. Четыре года. Четыре грёбаных года в нём копились обида, злость, разочарование, ненависть, и, наконец, из недавнего - ревность с завистью, что теперь, как Везувий, готовы разъебать к чертям всё вокруг, оставив после себя лишь пыль с пеплом.

– Руки убери!
– недовольно рычит Королёв, дёргаясь, но вновь и вновь терпя неудачи.
– Авдеев, сука, я не шучу! Руки убери, пока на месте!

– Ничего больше не хочешь? Может, мне ещё за кофе тебе метнуться?

Он кривит губы в своей фирменной ухмылке и лениво, стебясь, тянет:

– Не откажусь. Вкусы мои помнишь? Мне двойной американо и сендвич с ку…

Кир, сатанея, прикладывает его о машину второй раз. Удар выходит серьёзнее и сильнее первого, но Рома, готовый к этому, группируется и, приложив немало сил, всё-таки отпихивает его от себя на шаг назад. Шумно дышит, морщится от боли в плечах и затылке, и напрягается, прямо намекая на решимость прописать в фейс ответ. У самого со вчерашнего, благодаря Мишке, синяк красуется и на губах чёрте что, и это зрелище приносит Авдееву настоящее удовольствие.

Миха, красавчик.

Обожаю.

Он окидывает его уже своим фирменным взглядом, как на мусор в канаве полной помоев, и показательно отряхивает руки, чем явно Королёва задевает, отчего у того ебанутости в глазах прибавляется на порядок и вырывается злое:

– Меня спрашиваешь о том, кем я себя возомнил, а сам-то? Сам! Царевич, блять, недоделанный! Где бы ты был, если не отец и не фамилия? Где?! Был бы таким борзым?! Выёбывался бы так?!
– и сам же себе, подтверждая догадки Кира о его неадекватности, отвечает.
– Очень сомневаюсь! Ты без своего мажорского статуса ничего не сможешь! Ты такое же ничтожество, только с папой в должности мэра.