Омут

Гордеева вздрагивает и смотрит на него остекленевшим взглядом. В любом другом случае он бы никогда не прибегнул к такой грязной тактике, но когда вопрос касался безопасности и здоровья девушки, которую он любит до помешательства, то все нормы морали для него переставали существовать.

– Надеюсь, что ты меня поняла, - бросает Авдеев напоследок и разжимает пальцы.
– Два раза я повторять не буду.

26. Алёна

Женщина, гуляющая с собакой и прошедшая мимо, наверное, уже в третий раз за последний час, подозрительно косится в ее сторону и неосознанно для себя кутается в разноцветную шаль, повязанную поверх пальто. Может, если бы Аленке не было все равно, то она скорее всего повела бы себя также, увидев неподвижно сидящую девушку на скамейке в парке, одетую лишь в длинное чёрное платье и тонкую кожаную курточку. Но Отрадной действительно плевать и на косые взгляды прохожих, и на ветер, пробирающийся под одежду, и на то, что минут через сорок стемнеет окончательно, а домой возвращаться как не было желания, так и нет. Будто в продуваемом со всех сторон парке дышать легче, несмотря на посиневшие от холода пальцы и мурашки по коже. Словно в своей комнате, где раньше пыталась скрыться ото всех, укрываясь одеялом с головой, спрятаться не получится.

Не с е г о д н я.

Не в этот день, когда шрамы на запястьях скрывают длинные рукава платья, а не привычные браслеты. Когда чёрный цвет одежды оправдан датой, а не цветовыми предпочтениями. Когда перед глазами вместо желтеющей листвы на деревьях - надгробие с именем папы, высеченное на темном камне ровно пять лет назад.

Ей всегда было интересно как другие люди, потерявшие родных и близких, справляются со своей утратой. Как игнорируют ноющую, непрекращающуюся боль, затихающую лишь на короткий промежуток времени? Ищут ли способ, который способен, если не избавиться от неё, то хотя бы уменьшить, потому что порой кажется, что в один прекрасный момент она сожрет изнутри. Или заставит сделать что-то ужасное. Возможно непоправимое. То, что может перечеркнуть жизнь на до и после, прямо по тонкой коже, оставляя после себя на память белесые полосы.

Отрадная до сих пор не знает, как смогла тогда решиться. Откуда взялась эта глупая смелость и решимость намеренно раз за разом причинять себе вред, не боясь последствий. Что стало последней каплей? Очередная ссора накануне с матерью? Исчезновение Ромы? Дождливый октябрь? Она ведь всегда боялась боли, наверное, больше всего на свете, а в те дни спокойно проводила лезвием одну линией за другой и не чувствовала совершенно ничего. Лишь непонимание. Почему не становится легче. Почему папы не хватает так же, как и раньше. Почему она до сих пор с точностью помнит тот день, когда его не стало.

п о ч е м у?

Вместо ответов - стойкий, застрявший комом в горле, металлический запах крови и испуганное, даже какое-то сумасшедшее, выражение лица Олега, вытаскивающего её из ванны, когда она окончательно заигралась.

Он - мокрый от воды, которая выливалась за края. Взбешённый. Севшим голосом проговаривающий что-то несвязное, сбивчивое, перевязывая её запястья и параллельно набирая скорую.

– Алёна... Алён, ты... зачем? Кроха, слышишь меня? Слышишь? Эй... Алёнка...

А в ореховых глазах эмоций столько, что дышать нечем. Она тогда впервые увидела его таким - живым, настоящим. Не тем далеким, незнакомым человеком с холодным взглядом и непроницаемым выражением лица, за которого мама год назад вышла замуж. И если бы не туман в голове и горящая огнём кожа от порезов, то возможно Алёнка бы даже удивилась таким переменам, но сил хватило лишь на то, чтобы держать веки открытыми, как просил её Королёв и чувствовать какие у того обжигающе горячие руки и кожа на шее, где она прятала лицо от раздражающего яркого света, когда Олег вынес её из ванной.

Это потом спустя почти сутки проведённых в больнице, перевязок, горьких таблеток и неспокойного сна пришло осознание того, что натворила. Разглядывала бинты на руках и штукатурку на стенах, потому что смотреть в бледное, кажется, постаревшее на несколько лет, лицо матери сил пока не хватало.

– Ты понимаешь, что было бы если бы не Олег, вернувшийся с работы раньше, чем я? Ты понимаешь это своей головой? Понимаешь?!
– не выдержав нервного напряжения, сорвалась на неё Инна после выписки из больницы.
– Господи! Дожили! Да у тебя же всё тело в этих страшных полосках! Неужели тебе самой не противно было это делать?! А чего за лезвие взялась? Почему не в петлю сразу, а? Чтобы наверняка, а, Ален? Ведь жизнь так плоха! Зачем жить, когда можно вены перерезать и со всем закончить, правильно? Ведь так легче всего! Тоже мне... В жертву поиграть решила?! Фильмов насмотрелась?! Так будут тебе фильмы! Поедешь в психушку на пару месяцев, чтобы эти все глупости из твоей головы вытравили и...

– Хватит, Инна, - прервал её до этого спокойно наблюдающий со стороны Олег.
– Достаточно. Никто. Никуда. Не поедет. Алёна, - мужчина окинул быстрым взглядом сжавшуюся на стуле, худую и до сих пор бледную девочку, стыдливо натянувшую рукава водолазки на ладони, и кивнул в сторону комнаты. – Иди к себе. Отдохни.

Конечно, Отрадная потом извинилась перед матерью, когда, проснувшись, обнаружила ту, сидящую рядом, ласково перебирающую волосы, как делала в детстве. Понимала, что та испугалась за неё. Читала этот испуг в нервных движениях и тенях, залёгших под глазами.

– Никогда так не делай больше, Ален. Ни-ко-гда. Поняла?– шёпотом просила женщина.

27. Алёна

На следующее утро Олег невозмутимо вручил ей широкие, объёмные, невероятно красивые браслеты, которые она носила до сих пор, изредка меняя их на новые, также подаренные Королевым. На следующее утро она впервые смогла сказать человеку, с которым ранее даже здоровалась через раз, искреннее "спасибо". На следующее утро она впервые встретила этот сомневающийся, полный подозрения взгляд матери, которая с того момента едва ли не за каждым её шагом следила, будто в любой момент ждала от неё новых порезов или чего-нибудь похлеще. И Отрадной действительно приходила порой мысль о том, что возможно стоило в ту ночь попробовать что-то серьёзнее лезвия, что позволило бы ей больше не слышать того, как мама просит Олега присмотреть за ней в её отсутствие, даже не пытаясь как-то скрыть от Алёнки этот разговор. Словно молчаливое одолжение Королёва сможет удержать её или остановить, если она вновь захочет повторить то, что не успела закончить. Словно его присутствие хоть чем-то поможет.

– Ты никогда не заменишь мне папу.

Совершенно по-детски выпалила ему в лицо после полугода постоянного надзора. Горло болело от произошедшей накануне ссоры с Инной, которая снова перетекла в крики и слёзы. Внутри горело от обиды и так нестерпимо всё хотелось высказать, показать, доказать, что она больше не сделает глупость, на которую решилась несколько месяцев назад. Только мама не слышала. Не желала этого делать, перестав ей верить.

– А я и не собирался.

Олег спокойно пожал плечами, не отрывая взгляда от своего рабочего ноутбука. Всегда невозмутимый, собранный и сдержанный, словно даже хотя бы слабое проявление эмоций может каким-то образом ему навредить. Алёнке порой казалось, что это не он вытаскивал её из ванны. Не он оказывал первую помощь. Не он разговаривал с ней и просил не отключаться пока не приедет скорая помощь.

– Тогда зачем это всё? Зачем ты сидишь здесь со мной?

В голосе послышались капризные нотки, отчего она поморщилась и сложила руки под грудью, когда мужчина обернулся и проскользил по её лицу взглядом. В нём добрая усмешка напополам с интересом и нестерпимо хотелось отвернуться, но Отрадная лишь упрямо вздёрнула подбородок.

– Если ты так рьяно борешься за свою свободу, то почему делаешь всё, чтобы тебя лишили её ещё больше?

– Я... Это не так. Я не...

– Когда в последний раз ты разговаривала с мамой без споров и крика?
– мужчина едва заметно улыбнулся, когда девушка открыла рот и тут же закрыла его обратно, не зная, что ответить.
– Ты же уже не ребёнок, Алёна, научись понимать людей и идти на уступки.